Конец веры.Религия, террор и будущее разума - Сэм Харрис

Если вы, обезумев от пыток, признаетесь в том, что вы действительно еретик, колдун или ведьма, вам нужно будет подробно описать все ваши злодеяния судье — если же вы попытаетесь отказаться от своих слов, заявив, что вы дали ложные показания под пытками, вас либо снова вернут к вашим палачам, либо прямо отправят на костер. Если же вы признаете свою вину и покаетесь в грехах, сострадательные и ученые мужи, забота которых о судьбе вашей вечной души безгранична, окажут вам милость: задушат вас прежде сожжения[68].

***

Средневековая церковь быстро поняла, что Хорошая Книга достаточно хороша и предлагает широкий набор средств для искоренения ересей: от публичного побивания камнями до сожжения живьем[69]. При буквальном понимании Ветхого Завета убийство еретиков не просто оправданно, но является обязанностью. И оказалось, что всегда было несложно найти людей, которые готовы выполнить этот священный долг просто потому, что они доверяли церкви — поскольку обладание Библией на родном европейском языке тогда еще расценивалось как серьезное преступление[70]. Фактически Писание было недоступно для обычного человека до XVI века. Как мы уже отмечали, в каноне инквизиторов на первом месте стояло Второзаконие, которое прямо предписывает верным убивать своих ближних, включая членов семьи, которые симпатизировали чужим богам. Автор этого текста демонстрирует такие глубины тоталитаризма, которые мало где еще встретишь: он требует, чтобы людей, которые брезгуют убивать отступников, самих лишили жизни (Втор 17:12—13)[71]. И если кто-то думает, что в Писании нет оправдания инквизиции, ему достаточно открыть Библию, чтобы убедиться в ошибочности этого мнения:

Если услышишь о каком-либо из городов твоих, которые Господь, Бог твой, дает тебе для жительства, что появились в нем нечестивые люди из среды тебя и соблазнили жителей города их, говоря: «пойдем и будем служить богам иным, которых вы не знали», — то ты разыщи, исследуй и хорошо расспроси; и если это точная правда, что случилась мерзость сия среди тебя, порази жителей того города острием меча, предай заклятию его и все, что в нем, и скот его порази острием меча; всю же добычу его собери на средину площади его и сожги огнем город и всю добычу его во всесожжение Господу, Богу твоему, и да будет он вечно в развалинах, не должно никогда вновь созидать его (Втор 13:12-16).

По понятным причинам церковь обычно игнорировала последний призыв Библии — она не уничтожала собственность еретиков.

Иисус не только призывал нас исполнять каждую «йоту» и «черту» ветхозаветного закона[72], но, похоже, предложил дальнейшее усовершенствование практики убийства еретиков и неверующих: «Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Ин 15:6). Конечно, мы, если захотим, вправе увидеть в этих словах метафору. Но проблема с Писанием состоит в том, что многие тексты здесь (в том числе — понятые буквально) можно использовать для оправдания жестокостей ради защиты веры.

Формально святая инквизиция была создана в 1184 году при папе Луции III для борьбы с популярным движением катаров. Катары (от греческого слова kataroi — «чистые») были особым направлением манихейства (самого Мани в 276 году н. э. замучили до смерти по распоряжению зороастрийских священников); они считали, что материальный мир был создан сатаной и потому он зол по самой своей природе. Среди катаров произошел раскол, и в каждой из сект возникло разделение на особо посвященных perfekti («совершенных») и их почитателей, простых credentes («верующих»). Perfekti не ели ни мяса, ни яиц, ни сыра, ни жира, постились по несколько дней подряд, стойко соблюдали целомудрие и отказывались от любого личного богатства. Жизнь perfekti была столь суровой, что большинство credentes вступали в их ряды лишь на пороге смерти, чтобы, пожив в свое удовольствие, успеть предстать перед Богом в святости. Святой Бернар, который неуспешно пытался сражаться с этой суровой доктриной силами церкви, так объяснял причину своей неудачи: «Собеседования [с катарами) совершенно бесполезны... кроме того, они подкрепляют свои слова делами. Что касается нравственности еретика, то он никого не обманывает, никого не угнетает, никого не бьет; его щеки бледны от поста... она зарабатывает себе на хлеб, трудясь своими руками»[73].

Похоже, эти люди были всем прекрасны, за исключением одного — их неортодоксальных представлений о сотворении мира. Тем не менее ересь есть ересь. Любой человек, который верит в то, что Библия есть непогрешимое слово Бога, понимает, почему таких людей следует убивать.

В начале инквизиция была достаточно мягкой (использование пыток в процессе расследования еще не было официально санкционировано, это произошло в 1215 году на IV Латеранском соборе), но появились две вещи, которые способствовали сохранению этого института. Во-первых, в 1199 году папа Иннокентий III отдал распоряжение о том, что все конфискованное имущество еретиков переходит в собственность церкви, затем церковь начала делиться добычей с местными чиновниками и обвинителями жертвы — как вознаграждение за чистосердечие последних. Во-вторых, возник орден доминиканцев[74]. Святой Доминик, выражая мысли всех добрых католиков своего времени, заявил катарам: «Многие годы я тщетно уговаривал вас с кротостью, проповедовал, молился, плакал. Однако в моей стране принято говорить: «Где благословением ничего не добьешься, пользуются ударом». Мы поднимем против вас князей и прелатов, которые, увы, вооружат народы и царства против этой земли...»[75]. Похоже, у святости есть самые разные проявления. С появлением священного ордена нищенствующих доминиканцев инквизиция могла взяться за свое дело серьезно. Хотя общее варварство того времени способно вселить в нас ужас при чтении исторических хроник, важно помнить, что все исполнители инквизиции — палачи, осведомители и те, кто руководил их действиями, — были клириками того или иного ранга. Это были Божьи люди — папы, епископы, монахи и священники. Они посвятили — если не на деле, то на слове — свою жизнь Христу, о котором говорит Новый Завет, тому, кто исцелял больных и призывал людей без греха первыми бросить камень в грешницу.

В 1234 году в Тулузе прозвучало официальное заявление о канонизации святого Доминика. Епископ Раймон дю Фога мыл руки перед ужином, когда ему донесли, что в соседнем доме женщина, страдающая лихорадкой, намерена принять участие в ритуале катаров. Епископ поспешил к лежащей на постели женщине, завоевал ее доверие своим дружелюбным тоном и начал расспрашивать о том, во что она верит. В итоге он обвинил ее в ереси и призвал оставить свои заблуждения, но она отказалась это сделать. Тогда епископ повелел вынести ее на кровати на пустырь и там сжечь. «И затем, когда епископ, братья и их товарищи убедились в том, что дело завершено, — пишет брат Гийом, — они вернулись в трапезную и, воздав благодарение Богу и блаженному Доминику, с радостью начали вкушать приготовленную им еду»[76].

Вопрос о том, как церкви удалось превратить призывы Иисуса любить ближнего и подставлять другую щеку в доктрину убийства и грабежа, может показаться удивительной загадкой, но на самом деле здесь нет ничего загадочного. Кроме того, что Библия содержит разнородные и взаимно противоречивые тексты[77], что позволяет оправдать ссылкой на нее самые разные вещи, во всем виновата сама доктрина веры. Когда человек думает, что ему надо просто верить в истинность какого-либо утверждения, не основанного на доказательствах, — что неверующие попадут в ад или что иудеи пьют кровь младенцев, — он способен на все.

Инквизиция приобрела свою печальную славу благодаря одному нововведению, которое обеспечивало ее машину потоком подозреваемых и позволяло постоянно выносить обвинительные приговоры. Это была практика использования пыток для получения признания со стороны подозреваемых, для того, чтобы заговорили свидетели и чтобы признавшийся в своих преступлениях еретик выдал сообщников в его грехе. Оправдание подобной процедуры прямо связано с именем блаженного Августина, который рассуждал так: если пытки можно применять для нарушителей человеческих законов, тем более они уместны в случае нарушения законов божественных[78]. Пытки, применявшиеся христианами Средних веков при судопроизводстве, были проявлением их веры. Самое удивительное то, что кто-то из них верил, что такие бредовые процедуры позволяют узнавать факты — это кажется просто чудом. Как писал Вольтер в 1764 году, «в этом есть нечто божественное, потому что невозможно понять, каким образом люди терпеливо носили это ярмо»[79].