Великолепная Софи - Джоржетт Хейер

Сесилия смотрела на нее круглыми от изумления глазами.

– Но, Софи, мама сказала, что это будет скромный маленький прием!

– Нет, Сеси, это сказал твой брат, – возразила Софи. – Прием же, напротив, будет очень большим.

Селина, которая также принимала участие в совещании, прозорливо поинтересовалась:

– А мама знает об этом?

Софи звонко рассмеялась.

– Еще нет! – призналась она. – Вы думаете, что она испытывает предубеждение против больших приемов?

– О нет, что вы! На бал, который она давала в честь Марии, были приглашены более четырехсот гостей, верно, Сесилия? Он маме очень понравился, поскольку увенчался грандиозным успехом, с которым все ее поздравляли. Так, во всяком случае, говорила мне кузина Матильда.

– Да, но сколько это будет стоить? – задумалась Сесилия. – Она не осмелится! Чарльз ужасно разозлится!

– На этот счет можете не беспокоиться! – успокоила сестер Софи. – Расходы возьмет на себя сэр Гораций, а не Чарльз. Составь список всех своих друзей, Сеси, я добавлю к нему своих знакомых, которые сейчас находятся в Англии, а потом мы с тобой пойдем и закажем пригласительные билеты. По моим расчетам, более пятисот штук нам не понадобится.

– Софи, – слабым голосом пробормотала Сесилия, – мы что, собираемся разослать пять сотен пригласительных билетов и даже не скажем об этом маме?

В глазах кузины заплясали лукавые огоньки.

– Конечно же скажем, глупенькая! Но только после того, как разошлем пригласительные, и даже твой ужасный брат не сможет отозвать их обратно!

– Ой, как славно! – вскричала Селина и затанцевала по комнате. – Он будет в ярости!

– Не могу поверить, что это происходит на самом деле! – выдохнула Сесилия, вся дрожа от испуга и восторга.

Сестра постаралась приободрить ее, но положение спасла Софи, заявив, что Сесилии не придется нести никакой ответственности, ей не грозит неудовольствие брата и какие-либо упреки с его стороны, поскольку он будет совершенно точно знать, кто во всем виноват.

А мистер Ривенхолл тем временем отправился в гости к своей невесте. В мрачный и какой-то безжизненный дом Бринклоу на Брук-стрит он прибыл, все еще кипя от негодования. Впрочем, будучи по натуре человеком упрямым, он, едва услышав, что невеста разделяет его неприязнь к кузине, резко переменил свое мнение и заявил, что девушке, способной так ловко управляться с его чалыми, как это сделала Софи, можно простить многое. Из особы, заслуживающей самого сурового порицая, Софи быстро превратилась в незаурядную молодую женщину, чья непосредственность стала глотком свежего воздуха в эпоху жеманства и чванства.

Его рассуждения пришлись не по нраву мисс Рекстон. Ездить по городу одной, без сопровождения, представлялось ей верхом неприличия, о чем она тут же не преминула заявить вслух. Но Чарльз лишь улыбнулся в ответ.

– Нет, ты права, конечно, но, полагаю, в случившемся есть доля моей вины: я действительно разозлил ее. Ничего особенно страшного не случилось: если уж она способна справиться с моими резвыми и норовистыми лошадьми, значит, она прекрасная наездница. Тем не менее, если это будет зависеть от меня, она не обзаведется своим экипажем, пока остается под опекой моей матери. Господи помилуй, тогда мы просто не будем знать, где она и что с ней, ведь, насколько я успел узнать свою несносную кузину Софи, мирное катание по Парку ее никак не устроит!

– Ты говоришь это со спокойствием и самообладанием, которые делают тебе честь, мой дорогой Чарльз.

– Увы! – перебил он ее и удрученно рассмеялся. – Она довела меня до белого каления!

– В этом нет ничего удивительного. Взять коляску джентльмена, не спросив на то его разрешения – свидетельство поведения, которое иначе как неприличным и назвать нельзя. Даже я ни разу не попросила тебя передать мне вожжи!

На лице Чарльза отразилось веселое изумление.

– Моя дорогая Евгения, надеюсь, до этого никогда не дойдет, потому что я отвечу тебе отказом! Тебе ни за что не справиться с моими лошадьми.

Не будь мисс Рекстон так хорошо воспитана, подобное бестактное замечание вызвало бы гневный отпор с ее стороны, поскольку она считала себя неплохой наездницей; и хотя в Лондоне она никогда не выезжала одна, ей принадлежал элегантный фаэтон, в котором она каталась, когда бывала в родовом поместье в Гемпшире. В любом случае она сочла себя обязанной выдержать небольшую паузу, прежде чем продолжить разговор. Во время этого краткого перерыва она решила показать Чарльзу и его противной кузине, что леди, воспитанная в строгих правилах приличия, может быть ничуть не менее выдающейся наездницей, чем вульгарная молодая особа, с ранней юности шатавшаяся по континенту. Мисс Рекстон несколько раз удостаивалась комплиментов по поводу своего умения ездить верхом и знала, что безупречно держится в седле. Она сказала:

– Если мисс Стэнтон-Лейси интересуют подобные вещи, то, быть может, она согласится как-нибудь покататься со мной в Парке. Это может заставить ее задуматься и все-таки отказаться от глупого намерения обзавестись собственным выездом. Давай поедем вместе, дорогой Чарльз! Я знаю, что милая Сесилия не расположена к подобным упражнениям, иначе я пригласила бы ее присоединиться к нам. Но Альфред с удовольствием составит мне компанию, а ты возьми с собой кузину. Скажем, завтра? Пожалуйста, уговори ее поехать с нами!

Мистер Ривенхолл был человеком нетерпимым и не питал особой симпатии к младшему брату своей Евгении, стараясь по возможности избегать его общества, но благородство мисс Рекстон поразило его в самое сердце. Еще бы, она предложила прогулку, которая, как он знал совершенно точно, не доставит ей удовольствия, и потому сразу же согласился с ее предложением и рассыпался в благодарностях. Она улыбнулась и сказала, что теперь у нее нет других устремлений, кроме как во всем помогать ему. Чарльз по своей природе не был склонен к театральным жестам, но сейчас он поцеловал ей руку и выразил горячую убежденность в том, что может всецело полагаться на нее в любой затруднительной ситуации. Мисс Рекстон повторила свои слова, недавно сказанные леди Омберсли: дескать, она очень сожалеет, что обстоятельства вынудили ее отложить свой союз с ним, особенно учитывая нынешнее непростое положение семейства Омберсли. Она склонялась к мысли о том, что прискорбное состояние здоровья леди Омберсли не позволяет ей управлять домом так, как того хотел бы Чарльз. Пожалуй, доброе сердце миледи сделало ее чересчур терпимой, а усталость и апатия, вызванные недомоганием, заставляют ее закрывать глаза на пороки, кои легко сможет исправить любящая невестка. Мисс Рекстон призналась, что очень удивилась согласию леди Омберсли взять на себя ответственность за дочь своего брата – очень странного и своеобразного человека, по словам ее отца, – к тому же на неопределенное время. После этого она искусно перевела разговор на мисс Аддербери и мягко раскритиковала эту, безусловно, во всех отношениях замечательную женщину, которой, увы, недостает хороших манер и строгости, дабы установить строгий надзор над своими излишне предприимчивыми подопечными. Но тут она допустила ошибку: мистер Ривенхолл не пожелал выслушивать критику в адрес Адди, которая направляла его первые шаги на жизненной стезе; что же касается его дяди, то пренебрежительное замечание лорда Бринклоу моментально заставило его ощетиниться и встать на защиту родственника.

– Сэр Гораций, – сообщил он мисс Рекстон, – человек выдающихся достоинств и настоящий гений дипломатии.

– Но в том, что касается воспитания собственной дочери, он проявил себя далеко не лучшим образом! – насмешливо заметила мисс Рекстон.

Он рассмеялся и сказал:

– Ладно! В конце концов, я не думаю, что Софи доставит нам серьезные неприятности!

Когда приглашение мисс Рекстон было передано Софи, та с восторгом приняла его, велев мисс Джейн Сторридж тщательно отутюжить платье для верховой езды. Этот наряд, когда она появилась в нем на следующий день, вызвал жгучую зависть у Сесилии и изрядно поразил ее брата, который не мог даже надеяться, что бледно-голубой костюм с эполетами и аксельбантами а‑ля гусар и рукавами, до локтя украшенными тесьмой, придется по вкусу мисс Рекстон. Довершали ослепительный туалет перчатки из голубой лайки, полусапожки, стоячий воротник, отороченный кружевами, муслиновый шейный платок и шляпа с высокой тульей, похожая на кивер, с длинным козырьком и плюмажем из страусовых перьев. Облегающая амазонка подчеркивала все достоинства роскошной фигуры Софи, а из-под полей ее шляпы очаровательно выбивались блестящие каштановые кудри; но мистер Ривенхолл, когда сестра потребовала подтвердить ее уверенность в том, что Софи выглядит великолепно, лишь поклонился и ответил, что не может быть судьей в подобных вопросах.