Рублевка - Сергей Антонов

– Корнилов, ты в порядке?

– В полном!

На самом деле до полного порядка было далеко, как до луны. Юрий направил фонарик в темноту. Впереди был узкий, неизвестно куда ведущий коридор. Это открытие не слишком обрадовало, но, по крайней мере, в подвале пока не было лемуров. Пока не было.

– Стук, я буду искать выход!

– Це добре. Встречаемся на той стороне.

Корнилов пошел по коридору, между рядами одинаковых бетонных секций. Тихое, уютное местечко. Отличный ареал обитания для мутантов. Здесь можно прятаться, выводить детенышей и кормиться чужаками, переступившими запретную черту чужой территории. Сейчас в роли чужака выступает он. Неудачник, вознамерившийся пройти половину Московской области, но израсходовавший добрую половину боеприпасов всего в паре километров от станции. Интересно, почему Стук ничего не сказал о лемурах? Твари ушли или их присутствие стало чем-то само собой разумеющимся?

Круг света фонарика, метавшийся по стенам, пробуждал к жизни, прятавшиеся в углах тени. Порой бесформенные, порой напоминавшие Юрию диковинных животных, они бесшумно шли по пятам. Подкрадывались ближе, когда человек не оборачивался, дышали в спину и прыгали за пределы светового круга, стоило навести на них фонарик. Они не имели плоти, не были вооружены острыми когтями, но от этого не становились менее опасными. Лемуры разрывали тело, а живущие в подвале тени атаковали разум. Их ареалом обитания была вся Москва. Любой из множества темных закоулков мертвого города. Перед мысленным взором Корнилова появилось лицо сумасшедшего Стрелка. Он выжил в схватке с лемурами, но не смог противостоять тому, что не имело ни названия, ни очертаний. Тени проникли в его мозг, завладели им, заставили парня перерезать себе горло. А сколько сможешь продержаться ты, Корнилов? Недолго. Одиночество и темный подвал огромного дома сработают безотказно. Юрий позавидовал Степану, оставшемуся наверху. Он найдет выход. А ты…

Словно в ответ на мрачные мысли Корнилова, конус света уперся в стену. Коридор закончился тупиком. Допрыгался, Юрец? Или точнее – не допрыгался. Наложил в штаны и получил свое. Первой мыслью Корнилова было вернуться к провалу и попытаться забраться наверх. Глупость. Подвал не мог не иметь выхода. Дом ведь не достроили! Юрий принялся обследовать тупик и через минуту выяснил, что выход все же имелся. У самого пола Корнилов увидел проем. Дверь. Засыпанная землей почти доверху, но все же дверь. Юрий опустился на колени, посветил фонариком в узкую щель. Еще одно помещение. Может просто очередная тупиковая ячейка, может комната с выходом на улицу. Проползи полметра, узнаешь.

Корнилов протиснулся в щель. В какой-то момент ему показалось, что дыра слишком узка. Он застрянет в ней. Так и окочурится: ноги в одной комнате, голова и руки в другой. Нет уж. Врешь, не возьмешь. Юрий завел руку за спину, передвинул автомат со спины на бок. Вот, что ему мешает. Рывок. Треск ткани костюма химзащиты и… Корнилов выкатился в новое помещение и сразу увидел то, что искал. Покатая горка земли вела к новому проему. Совсем узкому. Юрий вскарабкался на горку, вцепился пальцами в слежавшийся грунт. Принялся рыть. Земля была не слишком податливой, но стремление Корнилова выбраться из подвала одержало верх в этом поединке. Верхний, самый твердый слой грунта был удален. Дальше дело пошло быстрее. Работая руками, как крот, Юрий продолжал вгрызаться в землю. Когда щель увеличилась настолько, что в нее уже можно было протиснуться, Корнилов сунул в дыру голову. И тут навстречу ему выпрыгнула рука. Чьи-то пальцы скользнули по резине противогаза. Напряжение достигло апогея. Юрий не мог не закричать. И он закричал. Да так, что сам поразился мощи собственного голоса.

Глава 7. Когда электричество смотрит в лицо

– Что разорался, Корнилов? Я это. Стук.

Юрию, наконец, удалось просунуть наружу голову и плечи. Степан встречал его стоя на коленях. Вокруг была разбросана свежая земля.

– А я услышал, что ты тут роешь. Ну и подмогнул, а то бачу: ты як той кот – чуеш молоко, та в кувшин голова не влазит.

Юрий выбрался наружу целиком, отряхнул налипшую на одежду землю, проверил автомат и в изнеможении опустился на землю. Бамбуло наоборот встал, принялся поправлять свою перевязь.

– Лемуры?

– Пока не слыхать и не видать. Отвязались. Видать пары гранат с них хватило. Отбились. Куда дальше?

– Хотел бы я знать…

Взошедшую луну заслонили темные клубы туч. Ее скупой свет освещал жалкие огрызки домов и улицу, запруженную искореженными останками машин. Через расползшиеся по асфальту трещины буйно разрослись трава и кусты. Их гибкие, цепкие стебли вползли в салоны, превратив каждый автомобиль в фантастический гибрид металла и растительности. Радоваться можно было лишь одному – поблизости не наблюдалось белесых стволов лемурьих джунглей. Итак, куда теперь? Программа максимум – выбраться на проспект. Программа минимум – передохнуть и собраться с мыслями. Взгляд Юрия упал на высоченный обелиск, который, несомненно, был когда-то центральным сооружением небольшой площади. Четырехгранная стела вытянулась к небу на добрых сорок метров и была увенчана пятиконечной звездой. Корнилов напряг память. Да, он видел этот памятник. Мельком, возможно из окна автобуса. Тогда он выглядел куда как праздничнее. Теперь ступени, ведущие к обелиску, были выщерблены, а от четырех статуй, окружавших стелу, остались лишь постаменты с торчащими штырями арматуры.

Юрий встал. Он знал куда идти. К черту дома и подвалы. Думаться будет лучше на открытом месте с хорошим обзором. По крайней мере, с невысокого кургана у стелы они увидят всех, кото захочет полакомиться человечиной в эту крайне неудачную для прогулок ночь.

Корнилов вытянул руку.

– Передохнем там.

Стук не стал вступать в дискуссию. Лишь пожал плечами и двинулся вслед за Юрием. Пробираясь между автомобилями Корнилов почувствовал легкое покалывание во лбу. Сначала не обратил на него внимания, списав на усталость и треволнения. Однако игла, упорно буравившая лоб, продолжала свою работу. Боль сосредоточилась в одной точке. Игла раскалилась. Юрий потер лоб через резину. Не помогло. Подобное с ним уже случалось в далекой юности. Титановая пластина, заменившая часть лобной кости, чутко реагировала на магнитные бури и смену погоды. Может, собирается дождь или начинается гроза? Это было бы логическим продолжением всех беспокойств. Юрий поднял глаза к небу. Там вроде ничего не изменилось. Такое же размытое пятно луны, в окружении клочьев туч.

В новом мире прогнозы были делом сложным и неблагодарным. Полный бардак. Снег валил, когда ему вздумается, солнце светило через пень-колоду. В прежние времена у мошек накануне дождя от влаги набухали крылья и они опускались к земле. Ласточки соответственно, следовали за ними, а люди раскрывали зонты. Все проще простого и доступно любому, кто хоть раз открывал «Природоведение» за четвертый класс. А сейчас… Скажите на милость, где взять ласточек? За кем прикажете наблюдать? За птеродактилями, которые парят в небе над Москвой, высматривая добычу? Не выйдет. Не сработает примета. Сам окажешься в роли мошки.

Юрий и Стук поднялись на холм. Катала сразу бухнулся на пятую точку, прислонившись спиной к стеле. Корнилов садиться не стал, хотя ему тоже очень этого хотелось. Справится с болью, отвлечься от нее можно было лишь с помощью ходьбы. Юрий прогулялся вокруг памятника. Попытался прочитать надпись на памятной доске, вделанной в облицовку из серого гранита. Буквы стерлись. Различить можно было лишь две цифры – четверку и ноль. Сорок. Чего? Бакинских комиссаров было двадцать шесть, гномов – семеро, а стульев – двенадцать. О чем должна была напоминать москвичам стела? Судя по кругляшу ордена с облупленной позолотой – о достижениях, которых удалось добиться, шагая по ленинскому пути. Так и не выдумав ни одной приличной версии, Юрий вернулся к Стуку и уселся рядом. Полчасика на отдых и – в путь-дорогу.

– Слышь, Юрец, а ты москвич? – поинтересовался Стук.

– В третьем поколении. Можно сказать – коренной. Дед когда-то сюда из Рязанской области переехал. В Константиново жил. А батя уже здесь учителем работал.

– Константиново, Константиново, – задумчиво пробормотал Степан. – Где-то это название я уже слышал.

– Еще бы. Есенин оттуда.

– А-а-а…

Корнилов улыбнулся. Судя по «а-а-а» фамилия великого русского поэта пришельцу с «вильной Украйны» мало о чем говорила.

– А ты, Степан, учился где-нибудь?

– А як жа ж? Восемь классов. Потом на тракториста поступил. Самая востребованная в наших краях профессия. Жито сеять собирался. А ты?

– У меня сложнее. Как-то вышло, что весь наш род по литературной части пошел. Отец – учитель, мать – библиотекарь. А я три курса на филфаке МГУ отбарабанил…

– Ого! Стишки писал?

– Ну и стишки тоже.

– А растяжки где ставить наловчился? Тоже на филфаке?