Жизнь моя за песню продана (сборник) - Сергей Есенин

«Надо напомнить, что Малявин своих знаменитых красных баб нашел на родине Есенина. Это там заливные луга, где

Очи ОкиБлещут вдали, —

где столько плачет зеленых ив и гудами плывет Рязанский Кремль».

Давид Бурлюк* * *

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.Выходи встречать к околице, красотка, жениха.

Васильками сердце светится, горит в нем бирюза.Я играю на тальяночке про синие глаза.

То не зори в струях озера свой выткали узор,Твой платок, шитьем украшенный, мелькнулза косогор.

Заиграй, сыграй, тальяночка, малиновы меха.Пусть послушает красавица прибаски жениха.

1912* * *

Матушка в купальницу по лесу ходила,Босая с подтыками по росе бродила.

Травы ворожбиные ноги ей кололи,Плакала родимая в купырях от боли.

Не дознамо печени судорга схватила,Охнула кормилица, тут и породила.

Родился я с песнями в травном одеяле.Зори меня вешние в радугу свивали.

Вырос я до зрелости, внук купальской ночи,Сутемень колдовная счастье мне пророчит.

Только не по совести счастье наготове,Выбираю удалью и глаза и брови.

Как снежинка белая, в просини я таюДа к судьбе-разлучнице след свой заметаю.

1912

Береза

Белая березаПод моим окномПринакрылась снегом,Точно серебром.

На пушистых веткахСнежною каймойРаспустились кистиБелой бахромой.

И стоит березаВ сонной тишине,И горят снежинкиВ золотом огне.

А заря, ленивоОбходя кругом,Обсыпает веткиНовым серебром.

<1913>* * *

На небесном синем блюдеЖелтых туч медовый дым.Грезит ночь. Уснули люди,Только я тоской томим.

Облаками перекрещен,Сладкий дым вдыхает бор.За кольцо небесных трещинТянет пальцы косогор.

На болоте крячет цапля;Четко хлюпает вода,И из туч глядит, как капля,Одинокая звезда.

Я хотел бы в мутном дымеТой звезды поджечь лесаИ погинуть вместе с ними,Как зарница в небеса.

1913 или 1914

Пороша

Еду. Тихо. Слышны звоныПод копытом на снегу,Только серые вороныРасшумелись на лугу.

Заколдован невидимкой,Дремлет лес под сказку сна,Словно белою косынкойПодвязалася сосна.

Понагнулась, как старушка,Оперлася на клюку,А над самою макушкойДолбит дятел на суку.

Скачет конь, простору много,Валит снег и стелет шаль.Бесконечная дорогаУбегает лентой вдаль.

<1914>

С добрым утром!

Задремали звезды золотые,Задрожало зеркало затона,Брезжит свет на заводи речныеИ румянит сетку небосклона.

Улыбнулись сонные березки,Растрепали шелковые косы.Шелестят зеленые сережки,И горят серебряные росы.

У плетня заросшая крапиваОбрядилась ярким перламутромИ, качаясь, шепчет шаловливо:«С добрым утром!»

<1914>* * *

Зашумели над затоном тростники.Плачет девушка-царевна у реки.

Погадала красна девица в семик.Расплела волна венок из повилик.

Ах, не выйти в жены девушке весной,Запугал ее приметами лесной.

На березке пообъедена кора —Выживают мыши девушку с двора.

Бьются кони, грозно машут головой, —Ой, не любит черны косы домовой.

Запах ладана от рощи ели льют,Звонки ветры панихидную поют.

Ходит девушка по бережку грустна,Ткет ей саван нежнопенная волна.

1914

В хате

Пахнет рыхлыми драченами,У порога в дежке квас,Над печурками точенымиТараканы лезут в паз.

Вьется сажа над заслонкою,В печке нитки попелиц,А на лавке за солонкою —Шелуха сырых яиц.

Мать с ухватами не сладится,Нагибается низко,Старый кот к махотке крадетсяНа парное молоко.

Квохчут куры беспокойныеНад оглоблями сохи,На дворе обедню стройнуюЗапевают петухи.

А в окне на сени скатые,От пугливой шумоты,Из углов щенки кудлатыеЗаползают в хомуты.

1914* * *

Край любимый! Сердцу снятсяСкирды солнца в водах лонных.Я хотел бы затерятьсяВ зеленях твоих стозвонных.

По меже на переметкеРезеда и риза кашки.И вызванивают в четкиИвы, кроткие монашки.

Курит облаком болото,Гарь в небесном коромысле.С тихой тайной для кого-тоЗатаил я в сердце мысли.

Все встречаю, всю приемлю,Рад и счастлив душу вынуть.Я пришел на эту землю,Чтоб скорей ее покинуть.

1914* * *

Пойду в скуфье смиренным инокомИль белобрысым босякомТуда, где льется по равнинамБерезовое молоко.

Хочу концы земли измерить,Доверясь призрачной звезде,И в счастье ближнего поверитьВ звенящей рожью борозде.

Рассвет рукой прохлады роснойСшибает яблоки зари.Сгребая сено на покосах,Поют мне песни косари.

Глядя за кольца лычных прясел,Я говорю с самим собой:Счастлив, кто жизнь свою украсилБродяжной палкой и сумой.

Счастлив, кто в радости убогой,Живя без друга и врага,Пройдет проселочной дорогой,Молясь на копны и стога.

<1914–1922>* * *

Я – пастух, мои палаты —Межи зыбистых полей.По горам зеленым – скатыС гарком гулких дупелей.

Вяжут кружево над лесомВ желтой пене облака.В тихой дреме под навесомСлышу шепот сосняка.

Святят зелено в сутёмыПод росою тополя.Я – пастух; мои хоромы —В мягкой зелени поля.

Говорят со мной коровыНа кивливом языке.Духовитые дубровыКличут ветками к реке.

Позабыв людское горе,Сплю на вырублях сучья.Я молюсь на алы зори,Причащаюсь у ручья.

1914* * *

Черная, потом пропахшая выть!Как мне тебя не ласкать, не любить.

Выйду на озеро в синюю гать,К сердцу вечерняя льнет благодать.

Серым веретьем стоят шалаши,Глухо баюкают хлюпь камыши.

Красный костер окровил таганы,В хворосте белые веки луны.

Тихо, на корточках, в пятнах зари,Слушают сказ старика косари.

Где-то вдали на кукане рекиДремную песню поют рыбаки.

Оловом светится лужная голь…Грустная песня, ты – русская боль.

1914* * *

Гой ты, Русь, моя родная,Хаты – в ризах образа…Не видать конца и края —Только синь сосет глаза.

Как захожий богомолец,Я смотрю твои поля.А у низеньких околицЗвонно чахнут тополя.

Пахнет яблоком и медомПо церквам твой кроткий Спас.И гудит за корогодомНа лугах веселый пляс.

Побегу по мятой стежкеНа приволь зеленых лех.Мне навстречу, как сережки,Прозвенит девичий смех.

Если крикнет рать святая:«Кинь ты Русь, живи в раю!»Я скажу: «Не надо рая,Дайте родину мою».

1914* * *

Сторона ль моя, сторонка,Горевая полоса.Только лес, да посолонка,Да заречная коса…

Чахнет старая церквушка,В облака закинув крест.И забольная кукушкаНе летит с печальных мест.

По тебе ль, моей сторонке,В половодье каждый годС подожочка и котомкиБогомольный льется пот.

Лица пыльны, загорелы,Веки выглодала даль,И впилась в худое телоСпаса кроткого печаль.

1914

«Со времени Кольцова земля русская не производила ничего более коренного, естественно уместного и родового, чем Сергей Есенин, подарив его времени с бесподобною свободой и не отяжелив подарка стопудовой народнической старательностью. Вместе с тем Есенин был живым, бьющимся комком той артистичности, которую вслед за Пушкиным мы зовем высшим моцартовским началом, моцартовской стихиею.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});