До Адама - Джек Лондон

Я полюбил ее с первого взгляда. Она была очень привлекательна. И имела кроткий вид. Ее глаза были самые кроткие, из всех которые я когда-либо видел. В этом отношении она очень отличалась от остальной части девочек и женщин нашего племени, рождавшихся сварливыми. Она никогда не издавала резких, злобных криков, и казалось, что она лучше убежит подальше от неприятности, чем станет бороться.

Кротость, которую я упомянул, казалось, исходила от всего ее существа. Ее внешность была тому доказательством. Ее глаза были больше, чем у остальных, и не так глубоко посажены, в то время как ресницы были более длинные и пушистые. А ее нос не был таким толстым и приземистым. У него даже была переносица, а ноздри открывались вниз. Ее резцы были небольшими, а верхняя губа не свешивалась вниз и нижняя не торчала вперед. У нее было мало волос на теле, они росли только с наружной стороны рук и ног и на плечах и, хотя она была худощава, ее икры не были искривлены и бугристы.

Я часто вглядываюсь в нее из своего двадцатого столетия через свои сны, и мне приходит в голову, что, возможно, она принадлежала к Людям Огня. Ее отец или мать, вполне могли происходить из более высокоразвитого племени. Хотя такие явления были редкостью, они все же происходили, и я собственными глазами видел этому доказательства, вплоть до превращения членов орды в отступников и их ухода к Древесным Людям.

В результате, они не принадлежали ни к тем, ни к другим. Быстроногая в корне отличалась от любой из женщин орды, и я сразу почувствовал к ней симпатию. Ее мягкость и доброта привлекали меня. Она никогда не была грубой, и никогда не дралась. Она просто убегала, и именно поэтому она получила свое имя. Она лазила по деревьям лучше Вислоухого и меня. Когда мы играли в салки, мы никогда не могли поймать ее, разве что случайно, в то время как она могла поймать нас, когда хотела. Она была замечательно быстрой во всех ее движениях, и обладала гениальной способностью оценивать расстояния, сравнимой только с ее отвагой. Чрезмерно робкая во всех других делах, она была бесстрашна, когда нужно было карабкаться и бежать по деревьям, и мы с Вислоухим были неуклюжими, тяжеловесными и трусливыми по сравнению с ней.

Она была сиротой. Мы никогда не видели ее ни с кем и понятия не имели сколько она прожила в одиночестве.

Она, должно быть, рано, еще в беспомощном детстве, узнала, что ее спасение в бегстве среди деревьев. Она была очень мудра и очень осторожна. Поиски ее жилища стали своего рода игрой для меня и Вислоухого. Ясно, что у нее было убежище на дереве, причем не очень далеко, но сколько мы не пытались выследить ее, найти его так и не смогли. Она была согласна присоединиться к нам в играх днем, но тайну своего жилища она охраняла ревниво.

ГЛАВА ХI

Не надо забывать, что мое описание Быстроногой не то, что сделал бы Большой Зуб, мое второе «я» из моих видений, мой доисторический предок. Именно при помощи моих снов я, современный человек, могу видеть, используя глаза Большого Зуба. Точно также обстоят дела и со многими другими описанными мною событиями того отдаленного прошлого. Есть некая двойственность в моих впечатлениях, которая может сильно озадачить моих читателей. Я буду просто время от времени прерывать свой рассказ, чтобы указать на эту двойственность, на это сбивающее с толку смешение двух личностей. Именно я, современный, вглядываясь назад через века, оцениваю и анализирую чувства и побуждения Большого Зуба, моего второго «я». А его не заботили сопоставления и анализ. Он был сама простота. Он всего лишь жил без раздумий над тем, почему он живет именно так, а не иначе.

С годами я, мое реальное «я», все больше проникал в суть своих снов. Можно уснуть, и даже посреди сна знать, что спишь, и если сон был плохим, успокаивать себя мыслью, что это — только сон. Такое случалось с каждым из нас. В то время как я, современный, погружаясь в свои сны, в результате удивительного раздвоения личности, был одновременно и актером и зрителем. И очень часто я, современный, был встревожен и рассержен глупостью, нелогичностью, тупостью, и в особенности изумительной глупостью самого себя

— первобытного.

И еще одно, прежде, чем я закончу это отступление. Снилось когда-нибудь вам, что вы спите? Собаки видят сны, лошади, все животные видят сны. Во времена Большого Зуба, когда полулюди спали, и сны были плохие, они выли во сне. Теперь я, современный, ложусь рядом с Большим Зубом и вижу его сны.

Это почти за пределами разумного, я понимаю, но я действительно уверен, что делаю это. И позвольте мне сообщить вам, что сны Большого Зуба о полетах и ползании по земле, о пресмыкающихся и птицах… были столь же яркими и живыми для него, как падение во сне для вас. У Большого Зуба тоже было второе «я», и, когда он спал, эта «другая личность» возвращалась во сне в прошлое, к крылатым рептилиями и битвам драконов, а оттуда в жизнь снующих грызуноподобных крошечных млекопитающих, или в гораздо более отдаленные времена — к слизи на берегу девственного моря. Я не могу, не осмеливаюсь сказать больше. Это все слишком неопределенно, сложно и ужасно. Я могу только намекнуть на те огромные и потрясающие перспективы, через которые я словно в тумане наблюдал за развитием жизни, не вверх от обезьяны до человека, но вверх от червя.

Но вернемся к моему рассказу. Я, Большой Зуб, знал Быстроногую не как существо с более изящной лицевой и телесной симметрией, с глазами окруженными длинными ресницами, с переносицей и опущенными вниз ноздрями, которые делали ее почти красивой. Я знал ее просто как молодую женщину с кроткими глазами, издающую нежные звуки и не дерущуюся. Я не знал почему, но любил играть с ней, искать еду в ее компании, и воровать птичьи гнезда. И я должен признать, что она научила меня кое-чему из жизни на деревьях. Она была очень умной, очень сильной, и никакие цепляющиеся юбки не стесняли ее движений.

Приблизительно в это время Вислоухий был замечен в некотором отступничестве. У него вошло в привычку бродить неподалеку от дерева, где жила моя мать. У него появилась привязанность к моей злобной сестре, а Болтун терпел его. Кроме того, там была еще молодежь, отпрыски других пар, живших по соседству, и Вислоухий играл с ними.

Я никогда не мог заставить Быстроногую присоединиться к ним. Всякий раз, когда я подходил к ним, она бросалась прочь и исчезала. Помню, однажды, я приложил особенные усилия, чтобы убедить ее. Но она метнулась назад, бросая обеспокоенные взгляды, а затем удалилась, подзывая меня с дерева. Вот почему я редко сопровождал Вислоухого, когда он шел навестить своих новых друзей. Быстроногая и я были хорошими товарищами, но как я ни пытался, так и не смог найти ее убежище. Нет никакого сомнения, что если бы ничего не случилось, мы бы скоро стали семейной парой, поскольку наша симпатия была взаимной.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});