Бедовый. Рубежник - Дмитрий Билик

ищут» и «лучше синица в руках, чем всякие неопознанные птицы в других местах».

Я соглашался. Хотя бы потому, что эту коммерцию вообще не чувствовал. Как говорил, жилки у меня никогда не было. Тот же Костян, если завтра произойдет что-то катастрофическое, все равно придумает, как на этом копеечку заработать.

Поэтому управились мы относительно быстро для такого объекта. Разве что по ходу я успешно вляпался в краску, оборвал уже натянутый кабель и умудрился уронить дрель себе же на руку. Благо, дрель после падения не сломалась.

Еще даже не стемнело, когда я стал складывать инструмент обратно в машину, а друг подсчитывать итоговую стоимость.

Мне же было мерзко и нехорошо. Я будто кожей чувствовал, что та встреча с нечистью, которую хозяева называли сыном, не пройдет даром. И мое предчувствие вкупе с колоссальным везением, меня не обманули.

Маргарита вышла, обойдя вместе с Костяном дом, во время которого друг пел соловьем. Знаю, что он сейчас рассказывал. Нахваливал себя и проведенную работу. К слову, большей частью говорил правду. Сделано все было действительно хорошо. Вот только я так тоже не умел. Всегда считал, что твои дела за тебя должны говорить, а не язык. Наверное, зря. Потому что многие воспринимали это как должное или просто не замечали.

Так или иначе, Костян с блеском провел презентацию, получил расчет и направился к машине. Судя по довольному виду, все прошло даже лучше, чем можно было ожидать. Вот только хозяйка не торопилась уходить. Более того, она пошла вслед за другом. И у меня от этого почему-то все сжалось внутри. Чувствовал себя, как вор, которого схватили за руку.

— Матвей, можно вас на минутку? — спросила Маргарита, и я нехотя вылез из машины.

Хозяйка отвела меня в сторону, чтобы Костян, который от любопытства даже выше сантиметров на пять стал, не услышал ни слова.

— Матвей, что вы увидели? — спросила она.

— Я не совсем понимаю.

— Когда вы посмотрели на сына, а он на вас…

Маргарита замолчала, и ее губы задрожали. Нет, нет, только не это. Терпеть не могу, когда женщины плачут. Хотя бы потому, что не знаю, как себя вести.

К счастью, хозяйка оказалась женщиной сильной. Она довольно быстро взяла себя в руки. Проморгалась, тяжело вздохнула и продолжила.

— Это первый звук за последнее время, который он издал. Я понимаю, вам, наверное, неинтересно.

— Расскажите!

Сказал слишком резко. Да и хистом придавил, что сам с запозданием понял. Еще почувствовал, как что-то зашевелилось в доме. Та самая нечисть, которая мою силу тоже ощутила. И испугалась.

Маргарита что-то поняла и почувствовала. Пусть и была обычным человеком. Но в ее взгляде появились страх и уважение.

— У меня муж из этих мест. Сам в Питере работает, там фирма, но здесь дом купил, все приобщить меня пытался к природе и все такое. В походы по здешним местам ходил, хотя я небольшая поклонница этого.

Она вздохнула, словно воспоминания ей дались невероятно тяжело.

— И совсем недавно мы опять ходили в такой поход. Ничего необычного. Вот только после него с сыном что-то произошло. Он… он замолчал. А еще у меня ощущение, словно он чужой. Я понимаю, такое нельзя говорить…

Не знаю, что со мной произошло, но я вдруг обнял ее. И Маргарита, эта красивая сильная женщина неожиданно разрыдалась. Так и мы стояли около минуты, пока хозяйка наконец не успокоилась.

— Когда это было? — спросил я.

— С неделю назад, — ответила она. — Муж говорит, что нужно провести обследование. Вот билеты купили, завтра в Германию летим. Он у меня своеобразный. Говорит, что надо тянуться к корням, но здравоохранению доверяет только импортному. Хотя по мне, в Питере врачи не хуже.

Она замолчала, подойдя к самому важному. Поглядела на меня внимательно и все же произнесла.

— Но это ведь не из-за здоровья, да? Что-то случилось с ним?

— Маргарита Владимировна…

— Можно просто Маргарита.

— Маргарита, я пока точно ничего сказать не могу. Мне нужно время.

— Я понимаю, понимаю, — закивала она, вытаскивая из кармана визитку. Ее явно загодя приготовила. — Если захотите что-то сказать, позвоните мне, пожалуйста.

На том и распрощались. Я сел в машину, где Костян тут же вырвал картонку из плотной бумаги с номером.

— Тихомирова Маргарита Владимировна, хоумстейджер. Хрен знает, что это такое. Мотя, ну что я скажу, пришло время и я могу отпускать тебя в свободное плаванье. Ученик превзошел учителя. Обещаю теперь не издеваться над тобой. У меня только один вопрос, как?

— Каком кверху, — повторил я знакомую присказку своего беса. — Ничего такого, что ты себе напридумывал там не было.

— Ну да, конечно, замужние богатые женщины часто разговаривают один на один с пацанами, которых в первый раз видят. И еще обнимаются с ними.

Я усмехнулся. Вот сколько нам лет, а до сих пор «пацаны». Думаю, и в сорок так друг друга называть будем. Не знаю что это, дворовое воспитание или нежелание стареть.

Ответить мне Костяну было нечего. Как бы он не старался развязать мне язык. А что скажу? Маргарита почувствовала, что я не обычный человек, а рубежник. И что-то знаю относительно ее сына. Хотя я вообще ничего не знал.

Потому домой мы ехали молча. Костян сначала пытался шутить, задавать вопросы, но понял, что беседа превратилась в монолог. А меня даже полученные деньги не радовали. Хотя подумать, за день заработать столько — уму непостижимо. А вот удовольствия никакого. Странная жизнь началась.

По пути я попросил друга остановить возле магазина и накупил пива. На душе кошки скребли, хотелось напиться и забыться.

Распрощались к Костяном мы прохладно. Друг явно дулся, что я не рассказал ему все секреты про Маргариту. Даже обмолвился, что он своими похождениями постоянно делился. Я уж не стал говорить, что не прошу об этом. И Костян скорее хвастался.

— Ты же не обижаешься? — спросил я.

— Обиженные в другом вагоне едут и ложками дырявыми едят, — фыркнул друг.

— Ага, и выбирают куда сами сядут, куда мать посадят, — хохотнул я.

Костян тоже улыбнулся. Вот и хорошо, а то мне только этого топора войны в нынешнее время не хватало.

— Давай, до скорого, — хлопнули мы по рукам.

— Наберу, если что. Если не что-то, то тоже наберу, — сказал он. — Пива попьем, про жизнь поговорим. А то