Легионер. Книга первая - Вячеслав Александрович Каликинский

покойный не имел. Был сильно привязан к юноше, принимал в нем участие.

– Вот видите, Иван Дмитриевич! Я же чуял, что никак не может российский офицер мещан резать! Вы уж того, голубчик! Разберитесь там как следует.

– Всенепременно, ваше высокопревосходительство! Только, боюсь, факты все же свидетельствуют против Ландсберга… Кстати, о его женитьбе. Ландсберг, как выяснилось, недавно был обручен с Марией Тотлебен, младшей дочерью инженер-генерала, принятой ко двору фрейлиной Ее императорского величества…

Зуров, услыхав последнюю новость, выкатил глаза до пределов, дозволенных ему природой. Несколько раз открыл и закрыл рот, потом горько махнул рукой.

– Убили вы меня, Путилин. Без ножа убили! Сами кажинный день со своими убийцами валандаетесь, и у них же ремеслу их подлому учитесь, не иначе! Совсем убили! Как же Его Величеству докладывать-то о таком? И где, наконец, этот Ландсберг? Когда вы предполагаете внести в это дело окончательную ясность?

– Ландсберг уехал из столицы 26-го. Через неделю, 2 июня, отпуск заканчивается. Вот тогда с ним и поговорим. И не извольте беспокоиться, ваше высокопревосходительство: я на всякий случай агентов по его следу пустил. Прямо в Ковенскую губернию, где у его семьи поместье.

– Агентов он пустил! – обреченно махнул рукой Зуров. – Хоть агентов, хоть архангелов с крыльями, мне уж все едино! Но газеты! Газеты, господин начальник Сыскной полиции! Потрудитесь принять все меры к тому, чтобы эти негодяи-газетчики не пронюхали о ваших выводах! Наверняка, кстати, предварительных. Такое ведь напишут…

– Само собой, ваше высокопревосходительство!

– И все-таки я не верю, что убийца из Гродненского переулка – офицер! – помолчав, убежденно высказался Зуров. – Гвардеец! Дворянин! Не верю-с! Тут, Иван Дмитриевич, я чую какое-то чудовищное стечение обстоятельств. Мыслимое ли дело – да еще накануне собственной свадьбы! Столь удачной партии! Я прошу, я требую, наконец! Проведите самое тщательное расследование этого скандального случая! Никаких арестов! Слышите? Только с моего личного соизволения! А я снесусь с князем Кильдишевым, поговорю с ним… Насчет дочери светлейшего графа Тотлебена сведения верные, Иван Дмитриевич? С графом, может, потолковать приватно? Будущий зятек, как-никак, под старость Эдуарду Иванычу этакий конфуз преподнес…

– Не сомневайтесь, ваше высокопревосходительство! Понимая всю ответственность и принимая во внимания личный интерес государя императора…

– Именно так, господин начальник Сыскной полиции! Именно так! Не обижайтесь – но вам, не будучи потомственным дворянином, трудно, наверное, ощутить меру ответственности, возлагаемой дворянским званием к своему поведению. Ступайте, Иван Дмитриевич! Ступайте и ищите настоящего убийцу.

– Слушаюсь, ваше высокопревосходительство! Непременно сыщу. Но Ландсберга, воля ваша, я все же по его возвращению в столицу арестую…

* * *

Прапорщик фон Ландсберг, как и обещал Путилин, должен был быть взят 2 июня на дебаркадере Варшавского вокзала. Это «литерное» мероприятие Путилин планировал произвести, по настоянию градоначальника, самолично. К моменту возвращения Ландсберга в столицу сомнений о его причастности к двойному убийству в Гродненском переулке у Путилина не осталось.

Выслушав вторично вызванного внеурочно по гродненскому делу начальника Сыскной полиции, Зуров некоторое время помолчал, глядя на бесшумно меняющуюся за тройными стеклами окон кабинета суету городской жизни.

– Браво, господин Путилин! – наконец заговорил градоначальник. – Браво! Ваша служба – и вы лично, разумеется! – проявили столь много усердия в раскрытии этого дела, что прямо не знаешь, благодарить вас или… поругать хорошенько…

– Ваше высокопревосходительство, до сей поры я полагал, что задачи вверенной мне Сыскной полиции столицы заключаются именно в восстановлении истины и справедливости…

– Оставьте это, господин Путилин! – Зуров много раз доказывал свою личную храбрость на полях сражений и не боялся служебных интриг. – Нет ничего предосудительного в том, что я глубоко сожалею о том, что при огромном скопище негодяев и убийц в Санкт-Петербурге гнусное убийство, тем не менее, совершил потомственный дворянин, гвардейский офицер. Да-с, сожалею! А еще больше я сожалею о том, что столь очевидного безумства этого сапера не хватило на то, чтобы, ужаснувшись содеянному, сразу пустить себе пулю в лоб! Ваши люди следили за Ландсбергом в его поездке, Иван Дмитриевич? – неожиданно и безо всякого перехода спокойно спросил Зуров.

– Всенепременно. Вслед за Ландсбергом в Ковенскую губернию выехали, как я вам и докладывал, два моих опытных агента наружного наблюдения. Из их телеграфных депеш я знаю, что Ландсберг не покидал пределов поместья, почти не выходил из дому. Подробный отчет будет представлен вашему высокопревосходительству сразу после ареста.

– Да-да, конечно. А о самом офицере удалось собрать какие-либо дополнительные сведения? Я имею в виду мотивы, проливающий свет на причины этого ужасного, недостойного дворянина преступления?

Путилин невесело усмехнулся.

– Должен вам заметить, ваше высокопревосходительство, что господа офицеры гвардейских полков весьма щепетильно относятся к любым попыткам получить хоть какие-то сведения, касающиеся членов их воинского братства. Одного из моих агентов выбросили прямо из окна буфетной Офицерского собрания Саперного батальона. А второго, наводящего осторожные справки о Ландсберге в казармах, едва не зарубил саблей какой-то разъяренный «дерзостью штафирки» офицер. Тайную полицию, господин градоначальник, никто не любит. Ну, преступному элементу, как говорится, сам Бог любить нас не велел. А вот армейские офицеры, скажите, сделайте милость, ваше высокопревосходительство, они-то отчего на нас волками глядят? Одному государю служим, печемся, по мере сил, о пользе своей Отечеству. Впрочем, вряд ли вы, Александр Елпидифорович, станете в этом вопросе на сторону полицейских властей… Прошу простить невольный упрек, ваше высокопревосходительство! А что касается огласки – не извольте беспокоиться: подозрения относительно Ландсберга, согласно вашему указанию, содержатся от газетчиков в строжайшей тайне.

– Вот-вот, Иван Дмитриевич – в тайне! В строжайшей тайне, улавливаете? – градоначальник снова подошел к окну и продолжил, стоя спиной к Путилину. – Скажите-ка, Иван Дмитриевич, исходя из вашего многолетнего опыта общения с преступным элементом. – Большие пальцы сцепленных за спиной ладоней градоначальника быстро закрутились вокруг себя и снова замерли. – Скажите-ка, а если преступнику становится очевидным то, что его злодейство раскрыто, что арест последует с минуты на минуту… Что впереди – позор судебного разбирательства, ужасы каторги, отречение от него родных и друзей и тому подобное? Каковы обычно его действия?

– Я понял вас, Александр Елпидифорович, – бесстрастно улыбнулся в спину собеседнику Путилин. – Должен сказать, что в моей практике бывали случаи, когда злодеи при аресте делали попытки свести счеты с жизнью. Что же касается Ландсберга, то не могу, разумеется, поручиться за то, что он не предпримет такую попытку. Но если и предпримет… Должен вам заметить, что при аресте преступника полицейские чины всегда имеют в виду подобный вариант развития событий и держатся начеку.

– Начеку… Вот именно поэтому завтрашнее задержание Ландсберга я поручаю провести вам самолично, – Зуров подошел к Путилину, и, глядя ему прямо в глаза, закончил: – Встретите его на вокзале,