Клетка для невидимки - Андрей Дышев

– Шалаш готов. Поляна – копия той, что на острове, – перешел на шепот Гвоздев, когда они оба вышли в коридор. – А эта девушка никому не расскажет, что узнала вас?

Гвоздев головой отвечал за конспирацию и потому был обеспокоен. Попросив Бревина на минуту задержаться в вестибюле, он вышел на улицу, посмотрел по сторонам, сделал несколько кругов между стоящими на парковке автомобилями, еще мокрыми от ночного тумана, и лишь потом махнул Бревину. «Знал бы он, – думал Бревин, покупая в киоске две бутылки пива, – как я вчера в ресторане на столе отплясывал и позировал на фото финнам».

Они сели в джип, за рулем которого был Чекота, выехали из поселка и свернули на лесную дорогу.

– На островах сейчас туман, – напомнил оператор Гвоздеву. – А здесь ясно и сухо.

– Распалим костер и кинем сырую хвою, – с ходу нашел выход Гвоздев.

Машина свернула с грунтовки, углубилась на пару сотен метров в лес и остановилась на поляне. Посреди нее стоял наскоро сделанный шалаш. Ветки торчали во все стороны, отчего шалаш напоминал небольшого замшелого динозавра, покрытого шипами.

– Время, ребята, время! – поторопил Гвоздев и предупредил Бревина: – Имейте в виду, что на пленку мы снимаем первый и последний раз. Потом будем перегонять сюжет прямиком в аппаратную без всяких дублей!

Оператор принялся устанавливать треногу и протягивать кабель от камеры к джипу, в который была загружена телевизионная аппаратура. Бревин, потягивая пиво, кругами бродил по полянке, стараясь не приближаться к шалашу. Эта уродливая постройка вызывала у него неприятные ассоциации.

– Я готов! – доложил Чекота.

Гвоздев, сидя на корточках, пытался поджечь сырые ветки. Спички обжигали ему пальцы, он кряхтел и дул на них. Наконец над полянкой поплыл жиденький дымок.

– Годится! – махнул рукой оператор, глядя в видоискатель. – Никто не подкопается!

Бревин сел на траву перед шалашом. Брючный ремень впился в тело с такой силой, что пришлось его тут же ослабить на пару дырок.

– Вы слишком радостный, – озабоченно произнес Гвоздев, рассматривая Бревина, словно изваяние скандально известного авангардиста. – Не забывайте, что пошли четвертые сутки вашего пребывания на острове.

– Хорошо, – кивнул Бревин, насупил брови и скорбно скривил губы.

– Не то, – покрутил головой Гвоздев. Он подошел к Бревину, чуть повернул его голову в сторону. Потом отступил на пару шагов, полюбовался.

– Ну? – быстро уставая от такой статичности, процедил Бревин.

– У него такое лицо, будто он торопится на самолет, улетающий на Канары, – подсказал Гвоздеву Чекота.

– Сам вижу! – нервно ответил Гвоздев.

Он и оператор надолго замолчали, уставившись на Бревина.

– Эй, ребята! – усмехнулся Бревин. – Долго мне еще задницей муравьев давить?

– Понимаете, – произнес Гвоздев, не без труда подбирая точные слова. – У вас стал какой-то неестественный вид. Вы будете резко отличаться от остальных игроков, и зритель может заподозрить фальсификацию.

– Вид! – фыркнул Бревин. – А что мне, по-вашему, землю жрать, чтобы вид стал нормальным?

– Тени прихватил? – спросил Чекота у Гвоздева. – Надо грим наложить.

– Сейчас! – спохватился Гвоздев, кинулся к машине и скоро вернулся с большой пудреницей в руке.

Он склонился над лицом Бревина и стал возить кисточкой под его глазами.

– Ты что там, фингалы мне рисуешь? – забеспокоился Бревин. – Зеркало дай!

Он выхватил пудреницу из руки Гвоздева.

– Ну и урод! – честно признался Бревин, глядя на себя, и даже развеселился. – Вот это щеки! А глаза где? Ты мне глаза нарисуй!

Гвоздев, пританцовывая перед Бревиным, словно художник перед полотном, сделал еще несколько штрихов и, наконец, отошел в сторону. Оператор смотрел на натуру сначала невооруженным глазом, затем приник к видоискателю. Он долго молчал, но было понятно, что внешность «робинзона» ему не нравится.

– Надо лицо смазать глиной, – сказал он. – Как Лагутин сделал. Тогда к нам никто не придерется.

– Ты еще предложи его дерьмом вымазать! – обозлился Бревин.

– Что значит комфортная жизнь! – натянуто улыбаясь, сказал Бревину Гвоздев. – Ничем не выведешь ее отпечаток с лица!

– Ладно, делай что-нибудь! – махнул на него Бревин. – Умираю, хочу пива с креветками!

При упоминании пива с креветками Чекота судорожно сглотнул и, дабы отогнать навязчивую мысль, стал подправлять детали шалаша. Гвоздев наковырял в ближайших зарослях крапивы сырой глины и стал размазывать ее по лицу Бревина. Тот уже по-настоящему развеселился, глядя на себя в зеркало.

– Самое прикольное, что я не прихватил с собой воды. Придется с такой рожей возвращаться в гостиницу… Эй, поосторожней! В уши-то не надо заталкивать!

В конце концов и оператор, и Гвоздев удовлетворились обликом Бревина, хотя на него трудно было смотреть без смеха. Бревин это чувствовал, но ничуть не переживал.

– Если вы готовы, тогда начнем, – поторопил Гвоздев, демонстративно взглянув на часы.

– Да уже давно готов, – ответил Бревин. – Это вам мое лицо почему-то не нравится.

– Скажите своими словами, что жизнь на острове изменила вашу сущность, – подсказал Гвоздев. – Что вы познали себя, свои возможности, определили запас прочности…

Тут вдруг Бревин скривился, схватился за живот и проворно вскочил на ноги.

– Начинайте пока без меня, – пробормотал он, выискивая кусты погуще. – А мне надо с японской кухней распрощаться… Будь прокляты тэккомаки, сякэ рору вместе с икрой морского ежа…

С этими словами он вприсядку побежал в заросли и там надолго притих.

– Если мы каждый раз будем столько времени тратить на съемки… – начал было роптать Чекота, но Гвоздев его решительно перебил:

– Денег хочешь?

Оператор денег хотел и замолк. Некоторое время спустя Бревин снова появился на полянке. Он шел неторопливо, и, несмотря на его коричневое от глины лицо, было видно, что он вовсю наслаждается жизнью.

– Поехали! – махнул он рукой и сел у шалаша.

– Мотор! – скомандовал Гвоздев.

– Что я могу сказать? – начал Бревин, с вдохновением пересказывая те слова, которые ему сказал Гвоздев. – Я познал себя. Свою суть. Много чего там было. Но теперь я знаю, что у меня внутри, и по этому поводу могу сказать определенно…

И вдруг Чекота, отвалившись от камеры, согнулся в три погибели и неистово захохотал. Он держался за живот, задыхался и тряс головой, отчего его козлиная бородка мелко дрожала, словно хвост трясогузки. Он хохотал до слез и все никак не мог остановиться.

Глава 20

За что ненавидят журналистов

День выдался по-настоящему теплым. База расслабилась. Над палатками и машинами плыл дымок мангалов. На песчаном пляже обслуживающий персонал азартно играл в волейбол. Мяч то и дело падал в воду, и его вытаскивали длинным удилищем. Подвыпившие технари, схватив какого-то несчастного за руки и ноги, прямо в одежде сбросили его с причала в воду. Он поднял тучу брызг, вынырнул и заорал так, что дружно залаяли дворняги, уже который час пасущие мангал. Закачались на легкой волне, постукивая друг о друга бортами, две моторные лодки. Дежурный наблюдатель, торчащий на спасательной вышке, словно мулла на минарете, с тоской смотрел на острова и зевал.

Кира сидела в шезлонге в тени сосны и читала журнал. Она была в наглухо застегнутой штормовке, правда, без платка, но все равно умирала от жары. Совсем нетрудно было бы снять штормовку, но Кира предпочитала другой способ борьбы с жарой. По мере того как солнце уходило в сторону и тень сдвигалась, Кира время от времени переставляла шезлонг. Так потихоньку она добралась до Ворохтина, который сидел на пне и с самым серьезным видом строгал ветку. Лезвие ножа легко вонзалось в мягкую и сочную древесину, ветка быстро уменьшалась в размере, и когда от нее оставался огрызок размером с карандаш, он выбрасывал его и поднимал с травы новую.

За этим занятием он провел несколько часов, но ничуть не жалел о растраченном впустую времени. Все равно ему некуда было идти. И дело не только в том, что он дал подписку и не имел права покидать базу. Саркисян до сих пор не обзавелся новым спасателем, а Ворохтин не мог бросить оставшихся игроков на произвол судьбы. К тому же с этого пня вся база выглядела как на ладони, и Ворохтин не выпускал из поля зрения Гвоздева.

Наконец ему надоело сорить стружками. Ворохтин отшвырнул ветку в сторону, вогнал нож в рыхлую сердцевину пня и посмотрел на Киру:

– Смотрела последние репортажи с островов?

– Смотрела, – ответила Кира, опустив журнал на колени.

– Что нового?

– Ничего. Бревин обмазал лицо глиной, чтоб комары не кусали. Лагутин невозмутимый какой-то стал, ничто его не волнует, не беспокоит, и говорит тихо, чуть не засыпая перед камерой.

– А Ботаник?

– Тот умница. Из березовой коры сплел корзинки, подвесил к дереву и хранит в них стратегический запас ягод и кореньев…