Оптимистическая трагедия одиночества - Ольга Порошенко

Само по себе одиночество представляет собой свой специфичный опыт (форму бытия). Это бытие встречи «Я» и «Другого». Одиноким может быть только не отъединенный – то есть не отделенный, не изолированный, не отрезанный от всех связей индивид. В одиноком недостаток совместного как раз и существует как обязательное отношение к нему. Говорит одиноко – то есть «сам»[52]. «Одинокий» и «сам» означает: остающийся тем же самым в единении взаимопринадлежных. Любая встреча или противостояние предполагает два процесса: встречный и обратный. Встречный процесс для индивида, пока он существует, – это тяга к Нечто как к целому. Это «в целом» есть мир. «Нас тянет» означает, что нас одновременно что-то тащит назад – это конечность – фундаментальный способ нашего бытия. Ее соблюдение представляет собой сокровеннейший процесс нашего конечного бытия. Конечность существует только в истинной обращенности к концу. В этой обращенности совершается, в конечном итоге, уединение человека до его неповторимого «присутствия» (Dasein)[53]. «В «присутствие» как в свое собственное существо человек уединяется потому, что оно отлично от Сущего, не есть вещь среди вещей»[54]. С другими человек сближается уже только через эту «отдельность». «Смысл уединения не в том, что человек упорствует в своем тщедушном и маленьком «Я», раздувающемся в замахе на ту или иную мнимость, которую считает миром. Такое уединение есть, наоборот, то одиночество, в котором каждый человек только и достигает близости к существу всех вещей, к миру. Что такое это одиночество, в котором человек всегда будет оказываться словно единственным?»[55]. Говоря феноменологически, «сущностное одиночество» – это разъясняющий интервал в бытии сознания, которое через постоянное отрицание актуализирует самость и субъект – объектные отношения. Предикаты этого сознания важны как сами по себе, так и в своей взаимозависимости, функционировании и протекании. Через отрицание бытия или изменения природы, которые есть работа и время, человек совершенствует себя и поэтому попадает в область свободы, называемой «Я есть». То, что делает индивида самим собой, есть не что иное, как его решение быть отдельным от бытия, не быть в долгу у Бытия. Порой это «принудительное» существование Самости, свободной от Бытия, предстает в жизненном мире как отделенность существ. Эта отделенность, несмотря на свою значимость на эмпирическом уровне, является понятием, скрывающим сущность. По этой причине «одиночество в мире» не есть одиночество на самом деле. Это скорее уединенность или темный аспект субъективности, вызванный процессами взаимодействия того или иного качества. Общая концепция одиночества связана с дихотомией: отделенности – соединенности; внутреннего – внешнего, которые разъясняются через механизм отрицания в сознании индивида. Потаенность (сокрытие сущего) в этих процессах взаимодействия порождает поверхностный опыт одиночества. Внутреннее в этом измерении не разрешается через свое многообразие соответствий внешнему. Внутреннее не становится цельным, так как оно не схватывает своего сущностного отличия. Отличие является основополагающим принципом; схожесть вторична, так как воспроизводима и функционирует как ось или принцип корреляции. Внутреннее становится цельным, отдельным от внешнего в том случае, когда последнее не принадлежит той же самой концепции, что и первое. До этого момента внутреннее не становится истинной отдельностью, а является только моментом соединенности.

Понятие «близость» в философии определяется как посредник субъективности, который разрушает уединенное существование интенциональной самости. Истинная отделенность (одиночество) продуцируется характером направленности внешнего, через которую раскрывается вид идентичности. В то же время «близость», обусловливаемая «сущностным одиночеством», прерывает межличностную систему корреляции и определяет внутреннее как неадекватность этой системе, а следовательно, как еще более фундаментальное одиночество вне соединенности. Философия привыкла представлять субъективность внутри альтернатив: соединненость – разъединенность; проявленность – неразличимость. Предполагается при этом, что при отсутствии соединенности личность немыслима. В «сущностном одиночестве» речь идет о той субъективности, где отделенность является результатом нехватки соединенности и бегством от общности, где отделенность связывается с радикальной гетерономностью.

«Когда Я один, Я не один». Одиночество не есть формальное внутреннее. Это скорее парадоксальное внутреннее, порожденное в большей степени характером коммуникаций, чем какими-либо отношениями. Новый смысл обретает внутреннее в своей отделенности в понятии «уникальность». «Уникальность» безлична по определению, но с другой стороны, «уникальность» понятие более личное, чем понятие «самость» в философии. «Уникальность» есть отказ от абстрактности и взаимозаменяемости. Коммуникативная уникальность является истинной отделенностью и носит название в философии М. Бланшо «Некто». «Некто» всегда там, где я один. Факт одиночного существования означает то, что я принадлежу мертвому времени, которое не является ни моим, ни твоим, ни общим, а временем «Некто». Только «некто» еще присутствует, когда никого нет. Здесь «Я» возвращается к себе с новым началом: Некто. Одиночество – это субъективность, схваченная как момент, перед тем как интегрироваться в общность, как само-соответствование, как самоидентифицируемая «личность». Фигурой субъективности, не поглощенной корреляцией «Я – Другой», является «Некто». Одиночество – это принадлежание времени, которое больше не является элементом личности. Мертвое время одиночества становится временем уникальности. В этом случае самость личности, как осознание cogito, находит себя заброшенным в то время, которое уже не является линейным, а становится коммуникативно повторяемым; то есть продолжительность определяется через количество коммуникаций. Как следствие – ни начало, ни конец, ни точечное настоящее невозможны. Единственной достоверностью присутствия в этом времени является повторение – момент, который предшествует себе и который последует за собой, настоящее, которое никогда не кончится, момент, находящийся в непосредственной близости с другим моментом. Аспект повторяемости «мертвого времени» соотносится с коммуникационным аспектом «Некто», предполагающим корреляцию «Я – Другой». Уникальность находится внутри «мертвого времени», она существует без соединенности, но вместе с понятиями «коммуникабельность» и «близость». «Некто» появляется там, где коммуникация порождает уникальность, поэтому «когда Я один, Я не один», «Я» уже не находится в одиночестве самости или идентичности, так как беспокойство по поводу нежелательного характера коммуникации, называемое «присутствие отсутствия», лишь элемент его сознания. В то же время «когда Я один», Я не там кроме статики состояние одиночества содержит и динамику, а именно – становление «Другим». «Некто» – это уникальность без присутствия или субстанциальности, но не без реальности: Где Я не один, там меня нет, но есть Некто. Где я один, там нет никого. Нет личности, нет Субъекта, но «Некто» там присутствует. Этот «Некто» подобен «Ничто» Хайдеггера, это не просто пустота, отсутствие сущего, это отсутствие, которое обладает притягательностью подлинного бытия. Проблема «Безликости» или «отсутствия личности» на самом деле присутствует в действительности. Самость со своим «одиночеством в мире», с ее проблемами несовпадения с окружающим, с ее свободой, представляет собой один из эффектов «безликости». Другими словами, личность является одним из эффектов безликости. Бытие «сущностного одиночества» не адекватно «Ничто». Так же как самость определяется как «эффект» безликости, так и «Ничто» есть эффект «потаенности». Ничто властвует тогда, когда заканчивается бытие. Но может ли бытие закончиться? Даже когда бытие заканчивается, остается еще что-то, хотя бы и сокрытым. Когда бытие заканчивается, возникает «присутствие отсутствия» бытия, но не как нечто сокрытое в бытии, а бытие как потаенность, то есть потаенность сама по себе. Проявленность, феноменальность, понимание являются эффектами потаенности, так же как идентичность и непротиворечивость – эффектами коммуникации и близости. Потаенность – это частный онтологический момент, который организует реальность. В повседневной жизни потаенность скрывает себя и проявляется только в «сущностном одиночестве». Здесь оно предстает как реальность вне проявленности и феноменальности, как реальность внутри коммуникации. Потаенность не относится к действию, истине или действительности, «это отрицание ирреальности». Только в сущностном одиночестве потаенность ближе всего к проявленности.