Вечное - Мара Вересень

чужой дом…

— Не чужой! — возразил сын.

— В некотором роде, действительно, не чужой, — немного робко вставил Феррато.

— Влез в чужой дом, взял оттуда чужой магфон, позвонил чужому… позвонил незнакомому чело… незнакомцу.

— Папа нас… Папа меня уже за это отчитал. А за одно и тоже дважды не наказывают, — деловито заявил Рикорд.

Кто-то из вампиров всхрюкнул, но когда я посмотрела на них, лица у обоих были приличные. Тут у всех были приличные лица, даже у кота, который не кот, а мне для внушения внушительности не хватало. Метлу и ту пришлось бросить. Поэтому я решила всех послать. Вампиров — забирать уже их раритет из Восточного, Рикорда — в его комнату, Дара сама куда-то делась. Возможно, на кухню, но там мог и не-кот посудой громыхать. Себя я тоже собиралась послать — переодеться, но опять все пошло не по плану.

— Какие у вас любопытные гости, мадам Холин, — заявил заявившийся инквизитор и чопорно раскланялся в дверях с выходящими вампирами. — Ана Феррат, вы давно не были в Нодлуте, рад вас видеть. Хладен Эверн… Как ваш новый ученик? Еще не сбежал?

Вопросы можно было счесть риторическими, что не удивительно. Если есть возможность не отвечать на вопросы инквизитора, никто и не отвечает. Зато Дара удивила, появившись из кухни со стаканом лимонада, который протянула Арен-тану и жестом пригласила присесть, после чего оставила нас одних.

— Чем обязана? — осведомилась я у светена, расположившегося в кресле, где до этого сидела внезапно гостеприимная дочь.

Я присела тоже, замаскировав вызывающую длину платья столиком. Даже если Арен-Тану плевать на мои коленки, мне было не плевать.

Инквизитор с явным удовольствием угостился угощением и только потом ответил:

— Вы не отреагировали на сообщение. Дата защиты проекта назначена. Я был рядом и, зная вашу нелюбовь к официальным оповещениям, счел необходимым вас известить. Как куратор проекта и как ваш личный куратор. Четвертого августа, Митика. Хорошее число, не правда ли?

17

— Свободна! — рявкнул на меня Став и припечатал к груди копию приказа. Грудь вздрогнула и заволновалась. Форма надзора с этой стороны давала мало простора для волнений, так что комиссар Восточного зрелищ не дождался, только возражений по второму кругу, которые проигнорировал, закатив глаза. Выглядело натурально. Если бы прилег, вообще от умирающего было бы не отличить, а он стоял и высоты гномьего роста как раз хватало, чтоб смотреть этими глазами в мои.

— Иди, Гарпия, иди, пока я добрый.

— Вот это как раз и настораживает. А как же “защищать и оберегать”?

— Так я тебя за этим и отправляю. Иди и защищай! Готовься защищать, дабы не посрамить и преумножить

— Чего преумножить?

— Не посрамленное.

— А оберегать как же?

— Так я как раз и оберегаю. Себя. От начальственного гнева. Велено будущего магистра временно освободить — я освободил.

И внаглую выпинал меня из своего кабинета.

Стояла на крыльце с видом на стоянку и понимала, что действительно надо ехать и готовится. Раз так. А я только хотела расслабиться, почитать журнал заявок, чаю попить с Твинком за неимением Пышко, построить практикантов во дворе, покапать где-нибудь чего-нибудь, даже если вездесущий стажер увяжется. Живет он тут что ли? Как ни приду — тут. Впрочем, я одно время тоже в отделении почти жила, а сейчас как в гости хожу. Вроде и родное все, знакомое, кабинет вон отдельный, а… не то. Будто прошло что-то, а я и заметить не успела, когда.

— Молодость? — спросил подкравшийся Став. Если была нужда, невысокий, но крепкий и обычно шумный гном умел и передвигаться бесшумно, и возникать из ниоткуда.

— Я вслух говорила?

— Зачем? По лицу видно.

— Так не старая же вроде…

— То-то и оно, что вроде, — ответил Став, подумал, полез за пазуху, где прятал трубку и смесь для курения. Доставал очень редко, но всегда с собой носил. Присел на ступеньки.

Резво скачущий поперек двора к нам стажер Пештин, остановился и сменил направление, пошел к другому входу, обычному, а этот был “Только для”. Тут ходить, а тем более сидеть — заслужить надо.

Я пристроилась рядом с комиссаром. Солнце грело в макушку, сизоватый дымок гномьей трубки был почти не виден, лучший в Нодлуте специалист по посмертному допросу, и один из лучших некромантов-практиков мечтательно и немного печально улыбался в усы.

— Были у меня в детстве ботинки. Красивые. Красной кожи с пряжками. Батя на ярмарке в Нодлуте купил к именинам. Очень я их любил. Носил, не снимая. Даже когда малы стали. Пальцы стер до волдырей, а все равно… Пока мать не отходила розгой, так что в аптекарской лавке мазь за пять чаров покупать пришлось. И для ног и для места, откуда они растут. Не доходило до меня, что когда вырос, другие ботинки нужны.

— Ботинки?

— Ну или эти, Тьма, сандалеты. Что в Лучезарии на пляже носят. Пальцами наружу. Чтоб не мешало ничего. Так что давай, Гарпия, обуй их там всех. Поняла? Иначе на порог не пущу. Будешь, как супружник твой, котом в дыры лезть, потому что тянет, где тепло.

— А вы там будете, мастер Став?

— Все там будем, — загадочно изрек гном.

Я встала и ушла. Не прощаясь. По традиции. Потому что хотела сюда вернуться. Хотела сюда возвращаться. Даже котом и в дыры.

Мой новый мобиль “Мартон Астин Хинэ”, полученный взамен раритетного “маарда”, кричаще некромантский и черный, странно смотрелся на надзоровской стоянке. Как модельная туфля среди домашних, удобных, но неказистых. Обувные аллегории Става пришлись душе по душе. И эту душу грело, что мои туфли теперь моднее, чем у “кота”, пусть утешается своей гривой.

Обмен ценностями между мной и ана Феррато состоялся вчера. Затем пришлось съездить к нотариусу, чтобы оформить взаимное дарение, и где-то там по пути кто-то сказал про скрепить и поесть, и я показала вампирам “Погребок”. Пышко был мне очень рад. Гостям тоже. Сначала, а потом не очень, потому что Эверн прибалдел от Годицы. Урчал ей комплименты, называл богиней домашнего очага, норовил облобызать пальцы и лопал все, что ему приносили. Я наблюдала и пыталась угадать, сколько еды может поместиться в умеренно сложенного вампира, но так и не угадала. Лайэнц отведал гуляш и томатный суп, уселся в уголочек и шуршал там карандашом. Я думала, чертит что-то или изобретает, а он — рисовал. Годицу. В очень странной манере. Будто она была механизмом, но живым.

— Меня один эльф научил, давно. Эста Фалмари, — улыбаясь темными, похожими на вишни, глазами пояснил ана Феррат. От улыбки его