Цитадель один (СИ) - Гулин Алексей

— А как же «понять все — простить все»?

Он фыркнул.

— Ну да, кто-то был убежден, что глубоко проникнув в мотивы человека, ты невольно отождествишь себя с ним, а значит все ему простишь. Только закавыка то в том, что некоторые и себя простить не могут, не то, что других. Я, например, очень хорошо понимаю Муссолини с Гитлером. Но простить — увольте!

Я попытался вернуть разговор в прежнее русло.

— Но из-за подобного подхода вы получили Сопротивление! Это тысячи людей, с оружием выступающих против вас!

— Тысячи людей… Да не тысячи — десятки тысяч. Мы ничего не хотим делать, только терпим. Ты думаешь, справиться с Сопротивлением сложно? Вовсе нет. Обычные тоталитарные методы вполне могут изменить ситуацию. Выбросить десант из десяти тысяч жуков на город, выгнать всех жителей на улицы, пройтись с портативным детектором лжи, всех подозрительных задержать, допросить получше… Два-три дня — и все, город полностью зачищен. На самом-то деле Сопротивление — это наш будущий кадровый резерв. Пока число пришедших к нам ничтожно, но оно увеличивается. Со временем Сопротивление исчезнет совсем.

— А сколько человек погибнет к тому времени?

— Это та плата, которую человечество платит за века манипулирования, за добровольный отказ от идеи власти народа.

Я решительно помотал головой.

— Вот этого-то я понять не могу. А с демократией как быть?

Безымянный расхохотался.

— Неужели ты, действительно, считаешь, что власть народа и демократия — одно и то же?

— Но демократия переводится…

Безымянный не дал мне закончить.

— Слово «кварк» с немецкого языка переводится как «творог». Ты будешь утверждать, что протоны и нейтроны состоят из творога?

Он остановился, явно ожидая моего риторического «нет», но такого удовольствия я ему не доставил. Не дождавшись, он продолжил:

— Это один из распространенных стереотипов. Парламентско-президентская демократия — это не власть народа, а власть экономических кланов, сбившихся в партии — в лучшем случае. А в худшем — это сборище проходимцев всех мастей, знающих, что под громкие фразы легче всего воровать. Где-то с этим обстояло лучше, где-то хуже, но нигде не было хорошо. А все почему? Потому, что люди, в большинстве своем, не желают думать, не желают брать на себя ответственность. Гораздо проще сделать систему, позволяющую кланам захватить власть. Гораздо проще якобы выбрать «своего парня» или того кто «очень умно говорит». Сколько президентов «по суду» ты знаешь? А скольких людей опорочили, замолчали? Я уже не говорю про фальсификации запугивание, вранье! Нас, тех, кто знал, что надо делать, кто был готов взять всю ответственность на себя, была горстка. Теперь нас стало больше. Пройдут века — и такими станут все. А пока кому-то надо думать за тех, кто отказался от этого ненужного занятия. Ты, твои ребята, и все ваше Сопротивление думаете самостоятельно. И вы придете к нам, придете со временем. И если кто-то погибнет — что ж, человечество платило и гораздо больше за гораздо меньшее.

Он неожиданно встал и одной рукой ловко цапнул бутылки за горлышки.

— Думай! Пищу для размышления я тебе дал, теперь все — за тобой. И… Не сердись на меня.

Он быстро вышел, а я еще долго сидел за столом, пытаясь понять, что же мне делать дальше.

Глава 7. Палач Атланты

Откровения Безымянного мало повлияли на меня. Был в этом всем какой-то изъян. В самом деле, таких преобразователей в истории было много, но ничего хорошего они не принесли. Да, Безымянный и его коллеги подготовились лучше своих предшественников, но это ничего не означало. Все равно, они монополизировали истину. Да, любой, поживший в Цитадели не мог отрицать достоинства жизни, которую они создали. Но можно ли приравнять людей к скотине, за которой хорошо ухаживают, но которой отказано в праве самостоятельно решать, что нужно делать? Нет, соглашаться с Безымянным я не хотел. «Цель оправдывает средство» — это не он придумал, но он этим руководствуется. А я… Теперь я сам не знал, что правильно. Но что неправильно — вот это-то я хорошо понял.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

В моей «личной жизни», если так можно назвать эрзац, любовно устроенный Безымянным, произошли некоторые перемены. Вместо Светы, которая куда-то исчезла, для меня подобрали другую девушку, кстати, тоже высокую и рыжеволосую. Видимо, с точки зрения генетики и разведения людей, как породистого скота, мне только такие и подходили. С ней, действительно, могло бы быть легко, если бы только я забыл ее предшественницу. Только вот это забыть было невозможно.

А учеба все продолжалась и продолжалась. В учебном плане был такой предмет: история военного дела. Я намеревался всеми правдами и неправдами пройти этот курс, готовился упрашивать, требовать и угрожать. Но это не понадобилось. Безымянный буднично позвонил мне, и сказал, чтобы с завтрашнего дня я ходил на занятия. «Это будет полезно и поучительно» — сказал он мне. На счет «полезного» — тут он ошибся, а вот с «поучительным»…

Когда наш преподаватель вошел в аудиторию, лишь выработанное самообладание позволило мне остаться на месте. Я знал того, кто стоял перед нами, и его знало все Сопротивление. Знало — и приговорило.

Восемь лет назад, когда строительство Цитаделей только шло, а корабли жуков можно было разглядеть ночью в любительский телескоп, в Атланте, столице штата Джорджия, вспыхнуло восстание. Сопротивление почти мгновенно взяло город под контроль, потому что Силы Правопорядка почти в полном составе перешли на сторону восставших. На складах оказалось много оружия, которое было роздано спешно созданному ополчению. А на следующий день на город был сброшен десант жуков. Командовал ими Слуга первого класса Рюсэй Симода. Даже тогда люди уже знали, что сами по себе жуки-солдаты не злые и не добрые — они просто выполняют приказы. И приказы Симоды были недвусмысленны. Телевидение прервало вещание; на всех каналах был только Симода. Он объявил ультиматум, дав час на полную капитуляцию. И через час началась бойня. Солдаты убивали всех без разбору, дома, из которых велся огонь, разрушались, все, застигнутые рядом с повстанцами уничтожались, даже старики и дети. Только что сформированные отряды минитменов не могли оказать серьезного сопротивления, но Симоду это не остановило. Те, немногие, кто выжил, рассказывали, что единственным способом уцелеть было лежать, закрыв голову руками. Таких жуки не трогали, остальных же не щадили. К вечеру город лежал в руинах, а из более чем двухмиллионного населения в живых осталось около пятидесяти тысяч, и то, в основном, на окраинах. Центр же был полностью мертвым. Рюсэй Симода после этого исчез, Сопротивление приговорило его к смерти, но где он — никто не знал. Хотя что значит «никто»? По телевидению об этом не говорили. Может, в Интернете и была информация о нем, но там всегда столько домыслов, слухов и откровенного вранья, что сказать с уверенностью о местонахождении Симоды было нельзя. И вот теперь он стоял передо мной.

Лекция была откровенно скучной, личность Симоды интересовала меня гораздо больше, чем стычки неандертальцев. Он очень чисто говорил по-русски, только неуловимый акцент выдавал в нем иностранца. Я читал, что в японском языке нет звука «л» и они заменяют его на «р», но Симода выговаривал «л» совершенно правильно, когда нужно — твердо, когда нужно — мягко. Говорил он медленно, аккуратно подбирая слова. Ничто не выдавало в нем того, кто отдал приказ об уничтожении двух миллионов человек. Я ничем себя не выдал, да и что можно было сделать? Оружия у меня не было, а бросаться на него с голыми руками бессмысленно. Надо было ждать.

Через день Безымянный в очередной раз вызвал меня к себе.

— Ну как история военного дела? Интересно?

Я покачал головой.

— Я и без этого догадывался, что у первобытных людей жизнь была несладкой. Демонстрация стрелы, извлеченной из неандертальской задницы не дала мне ничего.

Безымянный фыркнул, а я продолжил:

— А вот лектор гораздо интересней.