Барабаны осени. Книга 2. Загадки прошлого - Диана Гэблдон

Клерк кивнул в сторону двери.

– Владелец обычно работает в пабе, когда заходит в порт. Скорее всего, он там – капитан Боннет.

Молодой человек все же воздержался от ядовитого замечания: если Роджер – моряк, то он, клерк, – африканский попугай.

– Благодарю вас, mо ghille, мой мальчик! – Отдав честь, Роджер направился к выходу, но в дверях обернулся. Клерк все еще смотрел на него, не обращая внимания на выкрики нетерпеливых клиентов.

– Пожелайте мне удачи! – усмехнувшись, крикнул Роджер.

В ответной улыбке клерка сквозило восхищение, смешанное с тоской.

– Удачи вам, дружище! – откликнулся он и помахал на прощание. Дверь захлопнулась, и парень обратился к следующему клиенту, держа наготове гусиное перо.

Роджер действительно нашел капитана Боннета в пабе. Тот сидел в углу в плотном облаке сигарного дыма.

– Как вас зовут?

– Маккензи, – ответил Роджер, повинуясь внезапному порыву. Если Брианна назвалась другим именем, отчего бы и ему не поступить так же.

– Есть опыт, мистер Маккензи?

Солнечные лучи скользнули по лицу капитана, заставив его прищуриться. Он отодвинулся в тень и окинул Роджера цепким взглядом.

– Время от времени рыбачил в Минче.

Роджер и правда несколько лет подряд, мальчишкой, ходил во время каникул на лодке под командованием одного рыбака, знакомого его преподобия. Он нарастил мускулы, выучил несколько морских баллад и приобрел стойкое отвращение к селедке. Зато, по крайней мере, знал, как держать в руках канат.

– Что ж, парень вы крепкий. Однако рыбак и моряк – ремесла, конечно, совсем разные.

– Полагаю, для этого занятия не нужно быть семи пядей во лбу.

Роджер не понял, почему капитан вдруг почесал затылок.

– Это несколько сложнее, чем вам кажется, но уверен, что тот, кто хочет, всегда научится. Только с чего вдруг человеку вашего сорта приспичило отправиться в море?

«Вашего сорта. Что это значит?» Дело не в речи, Роджер старался подражать выговору жителей гор, чтобы избавиться от малейшего намека на оксфордское произношение. Может, он слишком хорошо одет? Или капитан заметил следы огня у него на воротничке и на пальто?

– По-моему, вас это не касается, – сдержанно сказал Роджер, стараясь не стискивать кулаки.

Светлые зеленые глаза капитана продолжали холодно его изучать. Словно леопард, что поджидает антилопу в засаде, пришло на ум Роджеру. Интересно, последует нападение или нет.

Тяжелые веки опустились – нападения не будет.

– Вам следует быть на борту до захода солнца, – велел Боннет. – Пять шиллингов в месяц, три дня в неделю мясо, по воскресеньям сливовый пудинг. Гамак для вас найдется, но форму принесете свою. Как только товар выгрузят в Каролине, вы свободны. По рукам, сэр?

– По рукам, – отозвался Роджер. В горле вдруг пересохло.

– Как подниметесь на борт, спросите мистера Диксона. Он казначей. – Боннет откинулся назад, достал из кармана небольшую книгу в кожаном переплете и открыл ее. Аудиенция окончена.

Роджер повернулся и, не оглядываясь, пошел к выходу, чувствуя, что ему будто буравят затылок. Он знал, что если обернется, то встретится с холодным взглядом светло-зеленых глаз, следящих за ним поверх книги и подмечающих все его слабости.

Глава 37

«Глориана»

До сих пор Роджер считал, что находится в отличной физической форме. И вправду, по сравнению с большинством истощенных и рано усохших образцов человечества, которые составляли остальную часть экипажа «Глорианы», Роджер казался сильным и выносливым. Однако в первый же рабочий день, длившийся четырнадцать часов кряду, он разуверился в своих возможностях.

Он заработал пузыри на ладонях и боль в мышцах, швыряя ящики, перекладывая брусья и тягая канаты. Все кости ломило – даже не так от самой физической нагрузки, как от того, что работать приходилось на холоде в отсыревшей одежде. Роджеру по душе пришелся тяжелый труд в грузовом отсеке, там он хотя бы отогрелся, но он знал, что недолгое блаженство обернется мелкой дрожью, сотрясающей все тело, как только он снова окажется на палубе под шквалом ледяного ветра.

К концу дня руки огрубели и болели, а ладони к тому же почернели, словно деготь, и потрескались. Что поразило Роджера, так это волчий голод, грызущий изнутри.

Костлявый образчик человечества по имени Дафф, что работал рядом, тоже промок насквозь, но, похоже, его это совсем не трогало. Длинный острый нос Даффа подрагивал, как у хорька, с посиневшего кончика на поднятый воротник рваной куртки равномерно спадали капли, словно со сталактита в пещере, однако взгляд выцветших глаз был проницательным, а рот широко усмехался, демонстрируя почерневшие зубы, по цвету напоминавшие воду в заливе Ферт.

– Крепись, приятель! Пожрать дадут, когда пробьет две склянки. – Дафф дружески пихнул Роджера локтем в бок и нырнул в трюм, из темных глубин которого доносились голоса, сыплющие проклятьями.

Кормовой трюм уже был наполовину забит, бочонки с водой стояли рядами один на одном, каждый из них объемом в сто галлонов и весом около семисот фунтов. Однако передняя часть оставалась свободной. Грузчики сновали, как муравьи, перемещая бесконечные бочки, коробки, свертки и связки – столько всего, что, казалось, все это ни за что не поместится на корабль.

Потребовалось два дня, чтобы погрузить весь скарб: бочонки с солью, рулоны ткани, огромные ящики со скобяными изделиями, до того тяжелые, что спускали их на стропах. Вот тогда и пригодилась сила Роджера. Он налегал на один конец каната, перетянутого через лебедку, на другом конце которого болтался привязанный ящик, и потихоньку отпускал веревку, чтобы двое других грузчиков могли поймать ящик и направить его в нужное место.

Пассажиры поднялись на борт в конце дня – унылая цепочка эмигрантов, увешанных чемоданами, связками, курами в клетках и детьми. Все они ехали третьим классом на средней палубе – в отсеке, отгороженном от переднего трюма перегородкой – и приносили не меньше выгоды, чем самые ценные из товаров, загруженных в кормовой трюм.

– Рабы! Едут бесплатно, чтобы расплатиться по прибытии, – сообщил Дафф Роджеру, окинув прибывших наметанным глазом. – На плантациях за них заплатят пятнадцать фунтов, а они получат три или четыре. Груднички – бесплатное приложение к матери.

Моряк закашлялся, издавая громкие хриплые звуки, словно заводил старинный двигатель, и сплюнул за борт. Он покачал головой и посмотрел на унылую процессию.

– Мало кто заплатил за проезд. Им пришлось постараться, чтобы заработать еще по два фунта на семью и купить еды на борт.

– Значит, капитан их не кормит?

– Почему же? – Дафф снова закашлялся и сплюнул. – Кормит. За деньги. – Он ухмыльнулся Роджеру, вытер рот и кивнул головой на трап. – Пойдем, протянем руку помощи, приятель. А то наш капитан недополучит деньжат, если кто из них потонет.

Подхватив на руки одну из девочек, Роджер удивился: на вид она была довольно пухленькой, а оказалась совсем легкой. Он присмотрелся и понял, что полнота многих женщин – всего лишь иллюзия, потому что они, по всей видимости, надели на себя несколько слоев одежды – все, что имели, за исключением горстки узлов и коробок с едой, купленной в путешествие, и тощих детей, ради которых решились на этот отчаянный шаг.

Роджер с улыбкой присел, уговаривая малыша; тот крепко вцепился в материнскую юбку. Белокурому кудрявому ангелочку не исполнилось и двух лет, его еще наряжали в платье. Уголки маленького пухлого рта были обращены вниз, выражая страшное неодобрение всему, что происходило вокруг.

– Давай же, малыш, – тихо сказал Роджер, протянув руку. Нужды контролировать акцент больше не было, изысканное оксфордское произношение исчезло само собой под натиском протяжного шотландского говора, усвоенного с детства. – Твоя мама не может сейчас тебя взять, пойдем со мной.

Мальчик недоверчиво шмыгнул носом и сердито посмотрел на него, однако позволил отцепить свои пальчики от материнской юбки. Роджер нес малыша по палубе, а женщина молча шла за ним. Она спустилась в трюм, и Роджер передал сына ей на руки, тогда она подняла глаза и посмотрела на него, а затем ее лицо исчезло в темноте, словно белый камень, упавший в колодец. Роджер пошел назад со щемящим чувством, словно на его глазах утонул человек.

Вернувшись к работе, он заметил молодую женщину, спускавшуюся к пристани. Девушка была, что называется, обаятельной – не красавица, но очень живая, изящная, с выразительными глазами. Возможно, дело было в осанке – прямая, как стебелек лилии, среди сгорбленных и усталых людей. А может, в ее лице – конечно, в нем читалась и неуверенность, и сомнения, но вместе с тем глаза девушки светились любопытством и интересом. Отважная девчонка, подумал Роджер. Подавленный созерцанием уныния и страха, исходящими от остальных эмигрантов, при виде нее он несколько воспрянул духом.