Собрание сочинений в пяти томах. 2. Восхищение - Илья Зданевич

Вечером спустились к полотну и добрались до сторожевой будки. Изъять сторожа, его жену и малую дочь было легко. Галактион обнаруживал признаки волнения значительно большего, чем следовало. Пропустили поезд, это был не тот, взялись за найденные у сторожа ломы и пошли, одни разворачивать путь, другие таскать камни и устраивать поперек насыпь. Галактион взялся зажечь нужные, как он объяснял, огни, чтобы обмануть бдительность машиниста

Однако, почтовый поезд, вынырнув из за угла не пожелал опрокинуться, а тотчас остановился, не доезжая до будки. Что не входило в расчеты Лаврентия и сообщников, но размышлять было некогда. Горцы бросились бежать к паровозу, воздерживаясь пока от стрельбы. Их встретили залпом. Один из зобатых медленно осел, посидел, а потом упал на бок. Лаврентий остановился, недоумевая, и посмотрел вопросительно в сторону Галактиона. Но Галактиона не было. На выстрелы надо было отвечать выстрелами и продвигаться ползком. Оборонявшихся было видимо больше, чем нападавших. Лаврентий распорядился прекратить бессмысленную трату пороха, оставил одного стрелять для виду, а остальных направил в обход. Определив, что отстреливаются с паровоза и ближайших к нему вагонов, горцы решили было ворваться в поезд с другого конца. Но двери были заперты и огни потушены. Попробовать в окна и завязнуть в пассажирских вагонах не стоило, не это же было главным. Поэтому совершив полный обход, шайка бросилась к паровозу. Отстреливавшиеся не предполагали присутствия нападавших в тылу и поплатились за это паровозом. Лаврентий обошелся без потерь, и сбросив нескольких защитников, тогда как прочие отступили к вагонам, был наверху. Но из почтового вагона и следующих пошла учащенная стрельба и уже во все стороны. Словом паровоз был захвачен без всякой пользы

Несмотря на пыл дела, исчезновение Галактиона не выходило у Лаврентия из головы. Почему тот бежал? Разбойник догадывался, что между исчезновением и тем, что огни не обманули машиниста, а может быть и что горцев встретили залпами какая то связь есть, но какая именно, Лаврентий доискаться не мог. Сколько времени Галактион морочил его, он подумал о том, но никаких выводов так и не сделал. Между тем пребывание на паровозе и бесплодная перестрелка с остальными вагонами продолжаться не могли. Отстреливавшиеся если и не решались пока перейти в наступление, то могли отважиться рано или поздно. Если же нет, то им, при их хладнокровии, не трудно было продержаться до утра, или получить подкрепления еще раньше. А отступать в таковых условиях по неизвестной стране значило не избежать разгрома и поимки. Надо было отходить теперь же, признав нападение неудавшимся

Но когда это мудрое решение было Лаврентием вынесено, он пришел в ярость, какой не испытывал в жизни. Уйти ничего не добившись, после месяцев подготовки и ожидания в местечке, постыдного и ненужного? Когда до цели остается всего несколько шагов? Убит один из товарищей? Вернуться с пустыми руками, всем на смех? А Ивлита? А сокровища для нее, ради которых все затеяно?

Если бы Галактион подвернулся, только бы, и Лаврентий ухлопал его с восхищением. По вине этого пройдохи и корыстолюбца Лаврентий столько дней просидел в кофейне, расплачиваясь баснословно дорого за себя и друзей, и должен был унижаться, скрывая кто он! И почему поезд не потерпел крушения, не предупредил ли машиниста огнями Галактион, вместо того, чтобы обмануть? Мысль о предательстве была чудовищна, но Галактион сам похвалялся тем, что он моряк, а не горец, а что такое моряки Лаврентий достаточно наслушался

Взбешенный, Лаврентий медлил с отходом. Когда ночь, пройдя половину, посвежела, он попытался захватить почтовый вагон. И уже поднялся на крышу, но стало сдаваться, что рука отказывается нажимать на курок и слишком ноет, прострелена. Были еще потери. Свистки, прошмыгнувшие между выстрелами, сообщали о приближении нового поезда. К близким выстрелам прибавились отдаленные. Медлить уже не приходилось. Лаврентий собрал своих, выяснил, что новых убитых нет, есть раненые, но не тяжело, и приказал отступать. Убитого понесли с собой

Но горцы направились не в горы, а по тому пути, который проделали накануне с хозяином кофейни. И солнце стояло высоко, когда они вышли к берегу и завидели местечко

Кофейня была полна и Галактион, прогуливаясь с довольным видом между столами, рассказывал о злободневных событиях ночи: о том, что неподалеку от местечка банда разбойников, которые, кажется, предварительно заседали за этими столиками, покусилась на ограбление почтового поезда, но попала в засаду, так как их ждали, и была перебита. Его излияния были прерваны необычайным явлением

К кофейне подошло четверо горцев, державших смастеренные из веток носилки, на которых лежал прикрытый листьями папоротника покойник. За носилками, обнажив головы, шло несколько зобатых, с ружьями или пистолетами, а шествие замыкал Лаврентий с подвязанною рукой. Лаврентий прошел вперед, приближаясь к Галактиону. Все повернулись к хозяину кофейни и видели, что Галактион хочет бежать и не может, рухнуть готовый замертво. “Ебу твою мать, заорал Лаврентий, скажи, что ты нас не предал”. Ответа не последовало. “Покройте ему глаза”, распорядился Лаврентий. Один из зобатых выполнял приказание. “Отведите его на пристань”. Но когда Галактиона, лишенного единственного оружия: глаз, взяли под руки, приговоренный попробовал сопротивляться. Он ревел и выл, бился, падал, хватал землю, цеплялся за стулья. Наконец, его втащили на помост. Лаврентий потребовал веревку. Кто то из посетителей, поспешно допив кофе, сбегал и принес. Галактиона одолели и привязали к перилам. “Заткните ему рот”. Гонцы отошли и выстрелили, кто раньше, кто позже

Потом сообщники вернулись, подняли носилки и пошли обратно. Несколько сот народу, столпившегося у кофейни, следило, как медленно вдоль берега удалялась кучка нахалов, пока не свернула

7

Какой был ветер! Он вырывался из под земли, подбрасывая чудовищную тяжесть снега. С корнем взлетали сосны и целые леса их. По широченным прогалинам льды без удержу сползали на деревушку. Но сквозь неслыханную метель не проникали ни треск ломаемых построек, ни вопли задавленных

Ивлита, закопавшись в сено, лежала, сколько времени, часы, месяцы, тысячелетия, неизвестно, и ждала часа. Прежде она не подозревала, что умереть невероятно трудно. Много сложней, чем жить. Уцелела она одна или еще кто нибудь? Где Лаврентий? С тех пор как Ивлита забилась в угол, до нее перестал долетать обнадеживающий голос. Пытается он и теперь перекричать смерть?

Или взрывы только предшествуют смерти, а сама приходит неслышно? Вероятнее последнее. Крыша больше не пробует улететь, никто не хлещет стен. Почему так тихо, лучше бы снова грохотала буря, лучше все, только не молчание. Что за пытка: ждать последних минут

Но Ивлита не умерла. Впрочем, усвоить этого она и не смогла, если бы теплый воздух, проникший в щели сарая, не обдал ее воскресительным изнеможеньем. Ивлита успокоилась, уснула, а пробудившись, долго не могла понять, где находится; пока в ее разуме не объявились обстоятельства дня, когда Лаврентий ее унес, неистовство и проклятия родителя, и прерванная наступлением весны, кажущаяся отжитой, ее и лаврентиева любовь. Что с отцом? Кто смотрит за ним? И где Лаврентий?

О, если бы гибель освободила ее от колебаний и неизвестности! Но равнодушно допускала Ивлита, и это не оставляло ни малейшего осадка, что Лаврентий мог ее бросить за ненадобностью, быть погребен под льдами, или просто ушел по делу. Важно ли это для Ивлиты? И она повторяла с настойчивостью: нет, ей все равно

Там, дома, полная восхищения, она совсем иначе представляла себе любовь. Разве это воображаемое событие могло окончиться расстройством сил природы? Опасность могла ли получить доступ к счастью? И главное, разве явление, которого приход она предугадывала, не было такого же порядка, что деятельность гор и вод, то есть бесконечным? А сие образовавшееся удовольствие может и занимательно, но иным, неудачной подменой цели, ложью, которой Ивлита поверила столь глупо

По ее телу ласки прошли вместе со стужей. Наступила весна, необходимо приветствовать ее, вернуться к обыденной жизни, в ожидании истинной любви. Из грязного закута, где Ивлита слишком долго томилась обманываемая, спешить в затейливый дом. Поймет ли ее отец? Простит ли? Разумеется. И хотя ее шея не забыла тисков, думала Ивлита о бывшем лесничем без трепета

Рычанье Ионы, одного из деревенских, о котором Ивлита только и знала, что ему, потерявшему ногу во время охоты на медведя, теперь приходится поневоле мочиться стоя, тогда как горцы делают это присев, не иначе, привело ее окончательно в себя. “Похабная девка, извергал тот, ну что, принесла нам счастье незаконным спаньем? Завлекла к себе Лаврентия, чтобы утолить омерзительную похоть? Одолела красотой ебаной? Думаешь, со смертью связана, так управы на тебя не будет? На защиту любовника надеешься? Но и его подвела под выстрелы. А мы то, дома то наши?”... Он надвигался, встав на дыбы и ворочая лапами. “Ну, дело твое простое, не венчана, так и вдовой быть у тебя нет права. На общее наше пользованье, известно тебе? Со всякой разбойницей полагается, а с тобой и подавно. Ну же, блядь”...