Один счастливый остров - Ларс Сунд

Велика была радость пастора, когда узрел он паству свою, пришедшую в церковь на службу. Он понимал причину и готов был дать прихожанам утешение и успокоение души в эту пору испытаний Господних. Для начала проповеди пастор выбрал ветхозаветное предание об Ионе и ките, а именно несколько стихов, Ион. 2:6–7, где Иона возносит молитву из чрева кита: «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня, морскою травою обвита была голова моя… но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада». Вот что хотел сказать пастор: да, бездна заключила бедного Иону, морская трава обвила его голову. Но Господь извел его душу из бездны, как изведет и души этих несчастных утопленников из морской пучины.

Это могла быть красивая проповедь, возможно, лучшая из всех, когда-либо произнесенных пастором.

Он взглянул на обращенные вверх лица. Увидел супругу, сидящую в первом ряду, и Ко-Дэ Матсона, и Советницу, Абрахамсона с Бусё и Исаксона из Бакки с женами, муниципального главу Берга, лавочника Биргера, Петтерсона с Ласфульса — многие пришли за утешением в трудное время.

Все ждали слов пастора Лёкстрёма. Кто-то кашлянул, звук отозвался эхом под сводами церкви. Возле органа в лучах солнца, проникавших через розеточное окно в торце, сверкала лысина кантора Линдмана. Следует заметить, что отношения между пастором и кантором довольно напряженные. Стоя за кафедрой и уже открыв рот, чтобы произнести первое слово, пастор поймал себя на нелепой мысли: как же Господь наш позволяет солнцу светить на такого идиота, как кантор Бёрье Линдман?

— …такого идиота! — к ужасу пастора Лёкстрёма, повторило эхо под сводами церкви.

После проповеди, несколько спешно завершенной, прихожане, немного задержавшись на парковке, чтобы поздороваться и переброситься парой слов, разъехались по домам, где их ждал воскресный завтрак или просто кофе.

На архипелаге теперь уже вовсю цвела поздняя весна: березы на Чёркбрантене выпустили листочки, зелень была прозрачной, пронизанной светом, какой бывает лишь пару коротких недель перед днем летнего солнцестояния, а черемуха за подсобкой сторожа стояла, одевшись в белое, как невеста великана. Трясогузка, в клюве которой болтался, словно резиновый, червяк, семенила на тонких лапках по гравию парковки. Высоко, возле шпиля церкви, ласточки с криками рассекали воздух на изогнутых крыльях, словно черные бумеранги.

Ко-Дэ Матсон открыл переднюю дверь своего «опель-кадета», сунул руку в карман в поисках ключа зажигания и сказал:

— Лёкстрём, видно, переволновался из-за всех этих несчастий… — Ко-Дэ осекся, посмотрел на ключ от машины, словно вспоминая, как им пользуются. — Еще бы, от таких дел у любого ум за разум зайдет.

Ко-Дэ сел в машину вслед за женой, захлопнул дверь и завел мотор.

IV

О ТОМ, КАК ЯННЕ ПОЧТАЛЬОН-СТАРШИЙ ЧУДЕСНЫМ ОБРАЗОМ СПАССЯ В МОРЕ И ЧТО ИЗ ЭТОГО ВЫШЛО

Морской прогноз в 22.05 предупредил о волнениях и ветре с завихрениями 9—14 метров в секунду, а также ливнях. Жители Фагерё внимательно разглядывали небо и море, стучали по барометрам и подтверждали прогноз.

Гул моря стал глубже, ниже. Ветер развевал хуторские вымпелы и выбивал дождевые капли из серых мантий облаков; дождь плескался в зелени, орошая землю.

Чайки визгливо, жалобно кричали над Тунхамном.

Кому: полицейский отдел, областное управление

От: полицмейстер, уезд фагерё. полиция

Тема: Обнаружен труп

Тела двух молодых женщин и подростка примерно 15 лет были доставлены морским патрулем в гавань Тунхамн около 15 часов. Все три тела вынесло на шхеру Флакашер к юго-востоку от Лемлута, Фагерё. Морской патруль произвел предварительное обследование и фотосъемку места обнаружения тел. По предварительной оценке, тела находились в воде около недели, на головах, туловищах и руках обнаружены раны. Отмечено также наличие трупных пятен и вздутие от скопления газов.

Ветер бросил горсть дождевой дроби в окно полицейского участка. Риггерт фон Хаартман на секунду оторвал взгляд от экрана компьютера.

В приемной зазвонил телефон, послышался голос секретаря: «Полицейский участок Фагерё. Викхольм…»

Тикали настенные часы.

Полицмейстер взглянул на телефон на своем столе: белую коробку с черными кнопками и встроенным громкоговорителем, модель в соответствии с государственным стандартом. Телефон промолчал — поступивший звонок явно не был адресован полицмейстеру. Из приемной доносился голос Акселины, но слов было не разобрать. Полицмейстер вернулся к экрану компьютера и набрал непослушными пальцами:

«Документов при телах обнаружено не было».

Клавиши компьютера стучали «дап-дап-дап, дап-дап», как клюв дятла по трухлявому стволу в поисках пропитания — приглушенно, с замираниями: птица прислушивалась к слабому шуршанию червяков в древесине. Полицмейстер писал:

«Описание примет, а также фотографии в приложении».

Он сделал паузу и прислушался, чуть склонив голову набок. Может быть, он слушал шелест дождя. Тиканье часов, жужжание вентилятора в жестком диске компьютера. Шаги Акселины в приемной.

А может быть, он слышал что-то совсем иное: то, для чего пока не нашли слов, что еще рано формулировать.

О чем думает полицмейстер Риггерт фон Хаартман в этот момент? Давайте просто опишем его как есть: сидящим за столом в рабочем кабинете, готовым отправить по электронной почте предварительный рапорт о новых трупах в полицейский отдел областного управления — сколько таких рапортов он уже успел послать?

Электронное оборудование дает нам возможность перехватывать и читать сообщения внутри локальной сети полиции, хотя подобные действия противоправны и автора могут обвинить в незаконном овладении шифрованными данными. А вот мысли полицмейстера Риггерта фон Хаартмана мы не в состоянии уловить ни электронными, ни какими бы то ни было иными средствами. Мы не можем заглянуть внутрь через его глаза. Мы не можем увидеть образы, хранящиеся в коре его головного мозга.

Мы можем лишь описать его внешность — например, можем сказать: под глазами у него легли тени. Веки припухли. Губы обмякли. Он трет переносицу большим и указательным пальцами.

— Хотел бы я, чтобы ты была здесь, Элисабет, — еле слышно шепчет он.

С эпической точки зрения мы оказались в непростом положении. Придется обратиться к Янне Почтальону, чтобы он помог нам продолжить повествование.

— А что мне за это будет? — хитро ухмыляясь, спрашивает Янне.

Он сидит на своей кухоньке, разувшись и расстегнув рубашку, пьет травяной чай и грызет ячневые сухари. На кухне чисто и аккуратно, как в поликлинике: в раковине нет тарелок и приборов с засохшими остатками еды, сама раковина из нержавейки протерта, на кафельной стене — ни единого пятнышка. Конфорки электроплиты чистые. Банки с пряностями стоят в ряд на полке над плитой. На крючке висят разделочная доска и пара вязанных крючком прихваток. Микроволновка сверкает чистотой.

На кухонном столе лежат заранее приготовленные орудия преступления: хлопчатобумажные перчатки, острый нож и пинцет. На плите кипит чайник.

— Ты же знаешь, Янне, что с нами бесполезно договариваться о вознаграждении, — отвечает автор на его вопрос.

Янне грызет сухарь, твердые крошки хрустят на зубах, как песок в бетономешалке. Видно, что пережевывает он не только сухарь. Янне проглатывает и запивает чаем.

— Вам можно доверить тайну?

— Конечно, — охотно отзывается автор.

— Дело, значит, такое. Я мужчина в самом расцвете сил, здоровый, мощный, и в рабочем состоянии. Но вот какая беда: я еще никогда не был с женщиной. И не то чтоб мне не хотелось. Я не такой!..То есть женщин я люблю. Так что дело тут такое… не могли б вы женщину мне достать? Вы ж писатели и прочее…

— К сожалению, это не так-то просто…

— Та, которая за полицмейстером была, например: лучше бабы и не сыщешь, и блондинка, и красотка, и ой-ой-ой! Такая бы подошла…

— Нет, нет, это совершенно невозможно!

— Ну а девочка, которая у Юдит?

— Ей всего семнадцать, если не ошибаюсь.

— И что? По закону можно.

— Янне!

Чайник на плите заводит свою визгливую песню. Бормоча себе под нос, Янне просматривает исходящую почту, разложенную на столе. Писем немного — Янне жалуется, что островитяне все меньше пишут, у всех есть телефоны и компьютеры, и что же будет с почтой? — да и те вряд ли дадут нам новый материал для повествования. Но Янне их все же просмотрит, и это займет какое-то время. Пока он занят нарушением тайны переписки, мы развлечем себя рассказом — рассказом о чудесном спасении, о том, как опасно выходить на тонкий лед и о двух парах финских санок, навсегда оставшихся рядом друг с другом на морском дне.