Рейтинговые книги
Читем онлайн Можайский — 1: начало - Павел Саксонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 114

— Замерзла, вашесъясть! Эх, лопнет! Как пить дать — лопнет!

— Так не морозно ведь: с чего бы ей замерзнуть? Забилась, может?

— Да нет, замерзла, что же еще! — Дворник, приподняв черенок лопаты, осторожно, почти беззвучно постучал им по трубе. Что-то звякнуло; из жерла высыпалось немного льда. — Самое в такой погоде неприятное и есть: с нагретой крыши льется, а жестянка — ледяная. Работает как ох… ладительный агент. Вода течет по стенкам: что-то и вытекает, но остальное намерзает внутри. И так — всё больше и больше, пока совсем не перекроет сток. А там уж — только рваться!

Дворник, придерживая рукой шапку, запрокинул голову, глядя на верхнюю часть трубы (Можайский невольно проделал то же самое), а потом с явным удовольствием повторил звучное определение процесса:

— Да: только рваться!

Подивившись тому, что дому, приютившему знаменитого физика, повезло и на физика-дворника, Можайский пошел по линии к совсем уже близкому проспекту. Но если раньше проспект и с более далекого расстояния выделялся светлым пятном, то теперь, находясь почти под боком, он скрылся в снежной пелене.

Валило сильно, густо, немилосердно. Валило так, словно март, не миновав и первую свою декаду, решил сполна отыграться за малоснежные февраль и январь. И если в феврале мело всего лишь день, а в январе случилось четыре снегопада за весь месяц, то в марте их уже было два, и вот — начался третий.

Можайский накинул капюшон, но это не помогло: снег налипал на ресницы, заставляя щуриться и моргать; почти ощутимо давил на плечи и спину; вяз, с неприятным чавканьем, под ногами. Линия прямо на глазах превращалась в непрохожее поле, суля и дворникам немалую предутреннюю работу, и неурочным жителям — серьезные затруднения. Только одно не могло не радовать: заметно посветлело, хотя беспомощные и при нормальной погоде фонари совсем уж потерялись из виду.

Проспект, едва Можайский вышел с линии на угол, встретил пристава настоящим буйством: снег здесь не сыпал с неба, а летел косо, с силой, особенно зло. Ветер гремел чем-то металлическим. Дым из труб, сбиваясь по фасадам почти до самой земли, смешивался со снегом и пах отсыревшим углем.

Городовой, скрючившись, забился в какую-то щель у Андреевского рынка: Можайский и заметил-то его, только перейдя через проспект. А сам городовой, опознав в согбенной фигуре полицейского офицера своего сиятельного шефа, даже не потрудился выйти обратно на пост, ограничившись тем, что немного выпрямился и козырнул. Можайский, тоже согнувшийся едва не пополам, только махнул в ответ рукой, на мгновение оторвав ее от капюшона.

Не заходя к себе, хотя до квартиры и оставалось всего ничего, Можайский нырнул во двор — тоже уже заметенный, да еще и настолько, что разбитая в самом его центре и огороженная, радовавшая с весны по осень красивым цветением клумба совершенно потеряла свои очертания — и, решительно преодолев последние метры, буквально ввалился в помещение участка.

Здесь его встретил дежурный, поспешивший помочь с шинелью, но, как видно, ничуть не удивившийся столь позднему появлению пристава: офицер поохал на предмет внезапно разыгравшейся непогоды, осведомился насчет чая, немного повеселел, услышав предложение присоединиться — прихватив заодно из конторки что-нибудь и покрепче чая, буде таковое сыщется, — и, нырнув куда-то в сторону от барьера, увлеченно зазвенел стеклом.

Можайский же тем временем прошел к себе в кабинет, включил освещение — электрическое, почти по последнему слову техники, как это ни странно выглядело во «владениях» самого разнузданного из газовых обществ столицы — и, достав из шкафа несколько брошюр в довольно неприглядных обложках, уселся за стол и начал пролистывать первую из них.

— Интересуетесь чем-то конкретным, Юрий Михайлович?

— Да вот, — Можайский, давая вошедшему в кабинет офицеру возможность поставить поднос с дымившимися стаканами, рюмками и бутылкой, отодвинул на край стола стоявшие на всякий случай канделябр со свечками и керосиновую лампу, — пожар на молжаниновской фабрике. Заинтересовали меня кое-какие детали.

Офицер уселся на стул и, наполнив рюмки и отставив их и бутылку, легонько постучал подушечками пальцев по столешнице: получилась приглушенная и от этого еще более тревожная барабанная дробь.

— А знаете, что об этом говорили по свежим следам?

Можайский с интересом посмотрел на открытое и вдруг омрачившееся лицо офицера:

— Нет. И что же?

— Купили комиссию.

— Вы тоже так думаете?

Слова Можайского прозвучали весьма двусмысленно: невозможно было понять, соглашался ли он с тем, о чем думал и сам, или просто интересовался личным мнением своего подчиненного. Но офицер на двусмысленность не обратил никакого внимания и ответил просто:

— Нет.

— Но, тем не менее, дело не кажется вам чистым?

— Оно и есть нечистое, Юрий Михайлович, вот только комиссия тут ни при чем. — Офицер завладел одной из брошюр, быстро ее пролистал и, раскрыв на явно уже давно ему знакомом месте, протянул Можайскому. — Посмотрите.

Можайский прочитал:

«Засим мы полагаем выразить особую благодарность руководству страхового от огня Общества Неопалимая Пальмира и лично управляющему конторой в Санкт-Петербурге почетному гражданину Былинкину Игнатию Игнатьевичу: приняв на себя организацию и расходы в многочисленных и сложных экспертных работах, названное Общество проявило истинную гражданскую солидарность с жителями столицы в постигшем их тяжком бедствии. При щедром, простершемся до тридцати восьми тысяч рублей серебром, участии Общества стало возможным привлечь таких выдающихся и с европейскою славой экспертов, как действительный статский советник профессор Иван Иванович де-Масурет — предполагаемый преемник в будущем году выходящего в отставку заведующего кафедрой физики в _ском Университете действительного статского советника Завалишина Сергея Андреевича…»

— Минутку!

Можайский вылил водку из рюмки в стакан с чаем — по кабинету мгновенно поплыл характерный запах испаряющегося спирта, — сделал глоток, вскочил из-за стола и, подойдя к шкафу с книгами, схватил с полки довольно толстый справочник, оказавшийся еще одним отчетом.

— Где-то я уже слышал нечто подобное! Ну-ка…

Пробежавшись по оглавлению и открыв справочник на нужной странице, он медленно вернулся за стол и прочитал уже из этого издания:

«Ведомость о денежных наградах, полученных чинами петербургской пожарной команды за успешное тушение пожаров. За энергические действия и отличную работу на пожарах в истекшем году доставлены были в награду деньги: 1) Санкт-Петербургским отделением страхового от огня Обществом Неопалимая Пальмира 450 рублей, из каковых с вручением лично двухсот пятидесяти рублей служителю первого разряда Василию Бочарову — двести рублей, и служителю второго разряда Евграфу Саввичу — пятьдесят рублей…»

— Ну, тут дело другое: вознаграждения от страховых обществ чинам пожарной команды…

— Нет, нет: я о другом! — Можайский бросил взгляд на шкаф. — Сколько у нас вообще таких отчетов?

— Десятка полтора, я думаю, наберется.

— Давайте их все.

Офицер вышел из кабинета. Не было его несколько минут, после чего он вернулся с охапкой разного объема книг — «архивных» сводных справочников по части и градоначальству за разные годы. Среди них были и «до Клейгельса» и «при Николае Васильевиче», но не это, в первую очередь, интересовало Можайского. Открывая отчеты один за другим, без всякой хронологической последовательности — как под руку попадались, он, вооружившись карандашом, отчеркивал нужные места и тут же их зачитывал.

В одиннадцати отчетах из шестнадцати упоминалась Неопалимая Пальмира и ее необычно щедрые — на фоне других жертвователей — денежные подарки чинам пожарной команды либо иное участие в преодолениях последствий пожаров.

Диссонанс был впечатляющим. Так, для примера, если за тушение пожаров на Фарфоровом и Стеклянном заводах их управляющим было внесено 50 рублей; за тушение пожара на Сампсониевской бумагопрядильной и ткацкой мануфактуре — 100 рублей; за тушение рыбных лавок на Горсткиной улице — 50 рублей; за тушение бань Воронина — 100 рублей; за тушение завода Вестингаузена — 100 рублей; 68 рублей — за дворец Великой Княгини Александры Иосифовны; 190 рублей — петербургским отделением Общества электрического освещения; наконец, нередким участником сводок — крупнейшим страховым Обществом «Россия» — регулярно вносились суммы в 50 и около того рублей, а самым щедрым за многие годы был взнос торгового дома братьев Шапшал — 250 рублей, то жертвы Неопалимой Пальмиры только начинались с сотен рублей, иной раз составляя тысячи, а в нескольких случаях, как и в случае с молжаниновской фабрикой, даже десятки тысяч рублей. При этом в ряде отчетов название «Неопалимая Пальмира» прямо увязывалось с именем служителя первого разряда Василием Бочаровым, а также с «европейской известности» именами экспертов, почему-то отнюдь не находившимися на слуху у «не европейцев».

1 ... 14 15 16 17 18 19 20 21 22 ... 114
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Можайский — 1: начало - Павел Саксонов бесплатно.

Оставить комментарий