Журнал «Вокруг Света» №01 за 1992 год - Вокруг Света

И все же, улетая в Петропавловск-Камчатский, я увозил с собой неосознанное чувство тревоги. Я представлял себе тысячи далеких от эзотерического мира ученых, которые, сидя в кабинетах, философствовали о возможности существования или нереальности потустороннего мира. Они постоянно сомневались в любой из гипотез, и одним этим уже навсегда закрывали для себя вход в Неведомое. Я же стоял на его пороге и не мог не думать, кто за этой дверью окажется: Ангелы или крылатые ультрасущества.

Зона

Володя Стрехач сидит, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Неожиданно резко выпрямляется и, пристально глядя на меня, говорит:

— Слушай, я все-таки никак не могу понять, почему со мной это происходило... там, в зоне?

Я не сразу соображаю, о чем он спрашивает. Неужели те события тревожили его все это время? Выходит, Володя придавал им иное значение?

Впрочем, возможно, он и прав. Я. ведь был, можно сказать, предупрежден об этом еще до начала экспедиции. Знакомые экстрасенсы, узнав, куда я отправляюсь, даже описали место, где мы разобьем лагерь. По их мнению, оно выглядело так: большой луг или поляна, поросшая травой; за ней лес, там течет река; справа высокая сопка, покрытая зеленью, но на ней есть и снег. Основные события для меня, по их словам, и состоятся на этой поляне. Я увижу туманные проявления каких-то сущностей, и это будет моим контактом с Высшим Разумом. Но не обойдется и без неприятностей — у двух членов нашей группы случится нервный стресс...

Помню, с улыбкой выслушав все это, я тут же обо всем забыл — не до того было. Вспомнил 24 августа, когда после многочасового пути, в сумраке наступавшего вечера под моросящим дождем мы сбросили с вездехода рюкзаки в зоне. Стоя на крыше, я разглядывал простирающуюся передо мной равнину с высокой, в человеческий рост, травой, в которой темнел широким коридором след от вездехода. Справа от меня плавала в пелене дождя и низких облаков высокая темно-зеленая сопка с серыми языками снежников на крутых склонах; впереди — стена жесткого ветвистого кустарника и деревьев с неестественно искривленными стволами, которые сбегали по обрыву в глубокую котловину, откуда слышался шум быстрой речки.

 

Я просто оцепенел от этой уже знакомой мне картины и забыл про непогоду.

— Погодите с палатками, — донесся до меня резкий голос Бурлакова. — Игорь, доставай полиэтилен, натягивайте с Иваном тент. Остальные — за дровами.

Я спрыгнул с вездехода, почти скрывшись в мокрой траве. Здесь не спасали уже и болотные сапоги, а со штормовки ручьями стекала вода. Продираясь сквозь травяные заросли, мы сложили рюкзаки и коробки под тент. Вскоре вспыхнул зеленоватым пламенем костерок, у которого хлопотали женщины, и все потянулись к огню.

Сидя у костра и занятый своими мыслями, я плохо прислушивался к тому, о чем говорили ребята. Из задумчивости меня вывел громкий недоуменный возглас Нади:

— Получается, мы не туда приехали!..

Через несколько минут выяснилось следующее. Надежда рассказала о своих «видениях» водителю вездехода Валерию Гущину. И тот вдруг заявил, что одно такое место ему известно. Оно находится километрах в восьмидесяти отсюда. Он там был и видел скалу с какими-то рисунками или буквами на ней. Правда, скала эта почти отвесная, без альпинистского снаряжения туда не добраться. Но вот что касается сообщения Надежды о воротах в скале, то недалеко от этого места, всего километрах в 10 — 12, действительно существует как бы разрыв в скальной гряде, выход к океану между сопками. Впоследствии, оказавшись там, мы его так и назвали — «Ворота».

Я вспомнил, как еще раньше Надежда однажды задумчиво заметила, что почему-то в определении мест аномальных зон данные Виолетты расходятся с ее «видениями».

Но разве сейчас уже можно было что-либо изменить?

Утром следующего дня оказалось, что мы расположились в особой, геопатогенной зоне. И по стечению обстоятельств в данный момент энергетическая «космическая решетка» находилась в напряженном состоянии.

— Здесь больше трех дней оставаться нельзя, — заявила Виолетта.

Ребята зашумели, хотя практически выхода у нас не было — вездеход здесь больше задерживаться не мог. Бурлаков решил отправить с Гущиным записку с просьбой приехать за нами через несколько дней.

И тут раздался возмущенный толос Стрехач:

— Я не хочу, чтобы мне лезли в душу, понимаешь?

Что же произошло?

Дело в том, что программой экспедиции предусматривались исследования человека в аномальных зонах—изменяются ли его физиологические и психологические характеристики, а также влияние возможных контактов, воздействие космической энергетики на человеческий организм. Утром и вечером нас обследовали Надежда Бабаева, Виолетта Федотова, Татьяна Черкашина и Наталья Голубева. И если обычно я никогда не задумывался в суете будней, какие у меня пульс и температура или давление, то теперь узнавал об этом два раза в день. Исследовалось и состояние ауры — энергетической оболочки, с которой, как позже выяснилось, гоже происходили изменения. Мы смирились с этим и безропотно подчинялись. И вот Володя Стрехам наотрез отказывался тестироваться.

Последующие дни показали, что со Стрехачем действительно что-то происходит — он стал угрюмым, дерзким, всем недовольным, сыпал злыми шутками. Старались не обращать на это внимания, правда, не всем это удавалось. Если все это воздействие геопатогенной зоны, то еще неизвестно, как она на ком отразится...

После ужина, когда все сидели у костра, Надежда взглянула на мрачного Стрехача и сказала:

— Володя, сегодня с 12 до 3 часов ночи можно будет фотографировать в лагере, а с 3 до 4 утра — на поляне. Виолетта, уточни у «своих» время.

Этого момента ждали давно. Раз «ребята» Бабаевой подсказывали время и место, то именно там что-то и произойдет.

— Да, — подтвердила Виолетта,— активное проявление сущностей ВЦ ожидается с 3 до 4 часов ночи. Кстати, говорят, что Глазунов тоже может снимать и кинокамерой, и фотоаппаратом, — в голосе ее послышалось удивление. Для меня же слова Виолетты прозвучали до того неожиданно, что я, честно говоря, даже не поверил им, уверенный, что это просто шутка. Однако и она, и Надежда сидели с серьезными и сосредоточенными лицами. Виолетта добавила, что Татьяне и Ивану Алтынову выходить в это время к поляне нельзя. Наталье Голубевой можно, но она ничего не увидит. Все восприняли это известие спокойно, словно речь шла о том, будут ли сегодня показывать кино, или не будут. Кроме Стрехача.

— А мы, выходит, — заволновался Володя, — сможем что-то наблюдать визуально?

— Я спрашивала, — кивнула Надежда, — ты можешь увидеть силуэты, проявления самих сущностей, а Глазунов — шары. Сегодня полнолуние, а это облегчает в какой-то степени контакт...

Ветер наконец-то разогнал облака, и над поляной зависла огромная желтая луна. Она словно неоновым светом озарила все вокруг, затмевая множество высыпавших на небе звезд. Меня вдруг охватило такое волнение, что я не мог унять дрожь. Надежда это сразу заметила и, приблизившись, тихо сказала:

— На контакт надо идти спокойным и слегка расслабленным. Настройся, чтобы сначала ощутить их энергетику.

До полуночи мы со Стрехачем едва перекинулись парой слов, сидели молча, глядя на огонь костра. И, признаться, говорить ни о чем не хотелось. Дежурившую Татьяну Черкашину мы отпустили спать до трех часов ночи.

Ровно в двенадцать мы защелкали фотоаппаратами, обрабатывая кадр за кадром лагерь и его окрестности. Володя, хмурый и настороженный, снимал неохотно. Через полчаса он вообще перестал фотографировать и снова сел к костру.

В три часа ночи я разбудил Татьяну, и мы с Володей пошли к поляне. Остановились на краю ее среди деревьев — выходить на поляну нам было запрещено — должна проявить себя сильная энергетика, можно пострадать. Я ощутил боль в левом виске, легкое покалывание в ладонях рук и тепло, хотя было довольно прохладно, отчего, вероятно, слегка пробирала дрожь. Стрехач, не переставая, тер бороду, говорил, что она у него наэлектризована. Состояние мое было каким-то двойственным.

С одной стороны, о разного рода «контактах» прочитал столько, что, кажется, стал понимать, где происходит что-то действительно невероятное, еще не познанные какие-то явления, а где сплошная фантазия страждущих увидеть что-то аномальное. Но одно дело — судить о других и совершенно иное — оказаться в подобной ситуации. Ведь НЕКТО, с кем объяснялись Надежда и Виолетта, пусть это Высший Разум или Космические цивилизации, почему-то знали лично меня, Стрехача, других, и это никак не укладывалось у меня в голове.

С другой стороны, то обстоятельство, что нам этот Разум разрешил фотографировать какие-то аномальные проявления, — не сон, а явь, и я воспринимаю происходящее вполне серьезно, как Володя и все остальные. Вот уж загадка человеческой психики!