Пленница сновидений - Анджела Дрейк

Впрочем, скоро этот вопрос решится сам собой. Запас картин распродан, а художница не может написать больше полудюжины полотен в год. На этом много не заработаешь. Кроме того, ее работы начинают приедаться. Надо будет найти какой-нибудь другой стабильный источник дохода. А художница пусть ищет себе менее авторитетного торговца картинами, который будет счастлив возиться с нетребовательными покупателями.

Внезапно перед глазами Поппи возникло точеное лицо бывшего мужа. Франсуа не одобрил бы этот план, начал бы говорить об эксплуатации, бессовестном использовании людей. Он не знает, что такое антреприза!

В этом мире дают только одну попытку, а если у человека ничего не выходит, шанс предоставляют другому.

Той же философии придерживается и Лайам. Слава Богу, они с будущим мужем одного поля ягоды. У них не бывает идейных разногласий, которые постепенно отдалили Поппи от Франсуа.

Едва она подумала о Лайаме, уехавшем в Лос-Анджелес подыскивать спонсоров для самого многообещающего из их молодых художников, как труженица Габи принесла почту.

— Ответы на приглашения, — сказала Габи, передавая ей кучу конвертов. — Судя по внешнему виду, большинство из Англии.

Поппи быстро просмотрела пачку, разыскивая конверт, заполненный почерком Леоноры. При мысли о том, что она бросила ребенка ради любовника, молодую женщину кольнуло чувство вины.

Расставание с Леонорой было самой трудной частью развода. Леонора была таким прекрасным, таким послушным ребенком. Она еще не проявляла весь свой ум и способности, но это лишь вопрос времени. Если бы только Франсуа можно было убедить вести себя с ней построже! Он был слишком либерален и не желал слышать про жестокую борьбу за выживание, от которой в современном мире никуда не деться.

Поппи думала об овальном личике и огромных выразительных глазах Леоноры и испытывала прилив материнской любви. Обе блондинки, они составляли идеальный дуэт. Когда Леонора была рядом, Поппи готова была лопнуть от гордости. Естественно, она смертельно тосковала по своей маленькой девочке.

Иногда Лайам подбивал ее побороться с Франсуа за опеку. Он водил знакомство с лучшими нью-йоркскими адвокатами, и те были убеждены, что Поппи могла бы видеться с Леонорой не только во время школьных каникул.

Но Поппи считала по-другому. Ее самое отдали в частную школу-интернат в возрасте пяти лет. Отец получил высокий пост в Гонконге, а мать собиралась как можно скорее последовать за ним. Родители решили не вырывать Поппи из привычной обстановки; она должна была отправиться в школу, а каникулы проводить у дедушки с бабушкой.

Поппи виделась с матерью лишь несколько дней в году. Это не казалось никому ни жестоким, ни неестественным. Особенно когда болезненный период привыкания остался позади. Ситуация с Леонорой ничем не отличалась от ее собственной.

Узнав почерк Леоноры, Поппи вскрыла конверт серебряным ножичком, вынула из него лист бумаги и полюбовалась четкими, аккуратными буквами. Ребенок делал заметные успехи в письме.

Леонора писала, что они с папой прилетят на самолете. Послание было иллюстрированным: серый самолет с красными полосками плыл по яркому голубому небу. Там было несколько слов об однокласснике по имени Штефан, который слишком громко кричит, и о соседке с собакой, которая боится волшебной флейты. Поппи быстро пробежала листок глазами, надеясь найти что-нибудь более интересное. «Я думаю, папа будит жиниться, — сообщала Леонора буквами, которые к концу страницы становились все мельче и мельче. — На мисс Пич. Она красивая и улыбается, и я ее очень люблю». Слово «очень» было жирно подчеркнуто, а потом добавлено: «Ужасно».

Поппи вперилась в листок. Она не верила ни своим глазам, ни своим чувствам. Недоверие, растерянность, гнев. И, как ни странно, ревность.

— Мисс Пич! — воскликнула она, заставив Габи обернуться. — Габи, — отрывисто сказала молодая женщина, — пожалуйста, соедини меня с му… с моим бывшим мужем. И как можно скорее.

Зоя и Чарльз сидели за столиком дорогого ресторана. Чарльз, уже покончивший с рыбным супом по-средиземноморски, смаковал «сансерр» и дожидался, пока принесут утку. Тем временем Зоя ковыряла ложечкой половинку дыни с малиной, пропитанной «куантре».

Зоя выглядела очаровательно. Ее великолепные волосы казались особенно темными по контрасту с фарфорово-бледной кожей. С каждым разом эта кожа становилась все более сверкающей и серебристой. Вот только ела девушка слишком равнодушно и медленно. Казалось, жевать и глотать было выше ее сил.

После прилета из Рима ее аппетит неуклонно убывал. А после разговора с Франсуа Рожье он и вовсе исчез.

И все же надо было есть, чтобы набраться сил для грядущих испытаний. Кроме того, ей не хотелось обижать Чарльза, который в последние дни был необычайно добр и предупредителен. Только благодаря его усилиям она могла немного отвлечься от мучительного беспокойства.

С Чарльзом легко. Он дружелюбный, забавный, спокойный и очень уверенный в себе. При нем можно не терзаться сомнениями. Он не склонен к философским размышлениям и не задумывается о том, справедливо ли господствующее на земле материальное неравенство. Для Чарльза жизнь — это нескончаемый банкет, которым он намерен как следует насладиться.

Зоя не осуждала его. Подобные взгляды были ей хорошо знакомы. Именно так думали мужчины, окружавшие ее мать. Они были беспечны, богаты и, благодаря светским связям, имели хорошие виды на будущее. Кроме того, простота и незамысловатость делали Чарльза идеальным товарищем. Зоя всегда знала, о чем он думает. Можно было не тревожиться, что он скрывает свои истинные чувства.

— Сегодня утром купил для одного из моих клиентов годовалую лошадь, — сказал ей Чарльз. — Вороной жеребец. Рост — сто восемьдесят три сантиметра. Настоящий ходок. — Он бросил на Зою лукавый взгляд. — Я имею в виду коня, а не клиента.

Зоя заинтересовалась. Она любила животных, хотя и не держала их. По ее мнению, они должны были жить на свободе.

— Я не ездила верхом целую вечность. Наверно, несколько лет, — сказала она, вспоминая ипподром и резвых пони с горящими глазами.

— Ну что ж, значит, я могу тебя кое-чему поучить, — прищурился он, бесстыдно намекая на вещи, не имевшие никакого отношения к лошадям.

— Я думала, сегодня утром ты был у себя в офисе, — улыбнулась Зоя, решив не реагировать на эту дерзость.

— Конечно. Я провернул сделку по телефону. В прошлый уик-энд мы с клиентом пару раз съездили на конюшню… Я ведь говорил тебе. Ты что, забыла?

Зоя слегка вздрогнула,

— Да, конечно. Извини.