Простая милость - Уильям Кент Крюгер

чтобы ты уезжала.

— Может быть, и не уеду, Фрэнки, — сказала она. — Может быть.

Не успел я прижаться к ней поплотнее, как подъехал Карл на своем маленьком спортивном автомобиле. На девятнадцатилетие родители подарили ему красный «Триумф-ТR3», и он разъезжал на нем повсюду. Карл, высокий улыбчивый блондин, выскочил из машины и направился по подъездной аллее в нашу сторону. Он взъерошил мои волосы, назвал меня «спортсменом» и спросил у Ариэли:

— Ты готова?

— Домой к двенадцати, — сказала мать, показавшись из-за двери. Потом добавила: — Привет, Карл.

— Здравствуйте, миссис Драм. Чудесный вечер, правда? Я привезу ее домой до двенадцати, обещаю.

— Приятно вам провести время, — пожелал им мать, хотя и не от чистого сердца.

Ариэль и Карл сели в машину, выехали на Тайлер-стрит и скрылись из виду. Мать вздохнула у меня за спиной.

К ужину отец не вернулся, и мы сели за стол без него. Мать поджарила гамбургеров и отварила кастрюлю франко-американских спагетти, оставив ее на плите до прихода отца. Мы с Джейком ели, сидя за столиком перед телевизором, и смотрели «Волшебный и красочный мир Уолта Диснея», хотя на нашем стареньком телеприемнике он был не красочным, а черно-белым и не таким уж волшебным, шириной всего двадцать четыре дюйма. Солнце село, и дальние холмы подернулись голубоватой дымкой, когда в дверь постучали. На пороге, почесывая комариный укус на руке, стоял Дэнни О’Киф. Он сказал, чтобы мы куда-то пошли и что-то сделали.

Несмотря на ирландскую фамилию, Дэнни О’Киф был индейцем. Принадлежал он к племени дакота, в те времена известному под названием сиу. Он не любил, когда его называли индейцем — что было вполне понятно, учитывая тот смехотворный и отталкивающий образ, который намертво засел в сознании белых американцев. В долине Миннесоты — да чего уж там, в те времена повсюду — индейцам грозила опасность. В 1862 году тамошние сиу, годами сносившие от белых поселенцев обиды и унижения, подняли против них восстание, известное всем жителям Миннесоты как Дакотская война. Нью-Бремен был осажден, и много домов сгорело. В конце концов многочисленные смерти и невзгоды вымотали сиу. Однако на школьных уроках истории восстание изображали в таком свете, что сиу выглядели неблагодарными и вероломными. Когда мы были совсем маленькими и играли в ковбоев и индейцев, Дэнни наотрез отказывался от роли, которая диктовалась самим его происхождением.

В тот вечер на площадке перед нашим домом столпилось множество детей с Равнин, и все они хотели услышать, как мы с Джейком наткнулись на мертвеца. Рассказывал я. К тому времени я излагал эту историю в приукрашенном виде, благодаря чему она сделалась ужасно захватывающей и держала слушателей в страхе и нарастающем напряжении: «Нам послышались голоса. Кто-то спорил. Мы поняли, что там есть кто-то еще. Не была ли его смерть насильственной, и не грозит ли нам опасность из-за того, что мы обнаружили тело?» Джейк взглянул на меня с легким испугом, но ничем не опровергнул мою версию событий. В глазах слушателей прочитывались зависть и уважение — опьяняющая смесь.

Потом мы играли в софтбол на лужайке позади нашего дома, а когда стемнело, все разошлись по домам. Отец еще не вернулся. Мать стояла на кухне возле раковины, курила и смотрела в окно на Тайлер-стрит. Мы попросили чего-нибудь вкусненького перед сном, и она разрешила нам съесть мороженое, что мы и сделали за просмотром «Шоу Эда Салливана». Отправляясь спать, мы с Джейком пожелали матери спокойной ночи. Она подставила нам щеку для поцелуя, но ее глаза неотрывно глядели на Тайлер-стрит — было ясно, что она озабочена. Я не понимал, о чем тут беспокоиться — ведь отца часто звали к себе прихожане, и визиты эти порой затягивались, потому что он помогал людям в самых разных ситуациях, например, принимал участие в долгих бдениях у постели больного или умирающего.

Когда мы поднялись в нашу спальню, Джейк сказал:

— Больше не рассказывай этого.

— Чего не рассказывать?

— Каким ты был героем, когда наткнулся на мертвеца.

— Так я и был.

— Так и я был.

— Все это знают.

— Из твоего рассказа выходит, что не был.

— В следующий раз сам рассказывай.

Джейк замолчал, но я почувствовал, как на другом конце комнаты он вскипает от возмущения.

На Рождество нам подарили часы-радиоприемник с таймером. Можно было слушать радио в течение часа, а потом оно автоматически выключалось. Вечером по воскресеньям мы с Джейком слушали «Избавление», религиозную передачу, которая транслировалась из Чикаго, из места под названием Старый Маяк. Передача представляла собой цикл инсценированных историй о людях, которые спускались в самые темные бездны, какие только можно вообразить, и лишь Свету Господню удавалось проникнуть к ним и вывести к спасению. Религиозная составляющая меня не слишком заботила, но радиоспектакли тогда были редкостью, а мне нравилось, когда историю излагали подобным образом. Обычно во время передачи Джейк засыпал, и эта ночь не была исключением.

Я слушал радио, пока оно не отключилось, и уже тоже начинал засыпать, когда услышал, как к дому подъехал «паккард». Входная дверь отворилась, и я понял, что мать вышла на веранду встречать отца. Я подошел к окну и увидел, как он вместе с Гасом выходит из гаража.

— Спасибо, Гас, — сказал отец.

— Отлично поработали, капитан. Будем надеяться, не впустую. Спокойной ночи.

Гас побрел к церкви, а отец подошел к матери, которая ждала его на веранде. Они вошли в дом и направились на кухню. Я знал, что сейчас мать положит отцу разогретых спагетти, и лёг обратно в постель. Сквозь вентиляционную решетку я слышал, как стулья шаркнули по линолеуму, мои родители сели за стол, а потом наступила тишина — отец принялся за еду.

— В конце концов мы отыскали его в одном баре в Манкейто, — сказал папа некоторое время спустя. — Он был пьяный в стельку. Мы сделали все возможное, чтобы его протрезвить. Дали ему что-то съесть. Поговорили, я попытался его убедить, чтобы он помолился вместе со мной, но он отказался. Наконец ему стало лучше, и он собрался домой. Он очень сожалел, что так обошелся с Амелией и Питером. Сказал, что в последнее время все было сложно, и поклялся, что больше такое не