Крестный путь Петра Столыпина - Дмитро Табачник

Эта смерть ещё и потому была так тяжела для Столыпина, что он надеялся на то, что генерал Сахаров как военачальник возьмёт лично на себя командование войсками при подавлении беспорядков. Как откровенно писал Пётр Аркадьевич: «Я рад приезду Сахарова – все это кровопролитие не будет на моей ответственности (Столыпин имеет в виду именно моральную ответственность. От обычной он никогда не бегал. – Авт.). А еще много прольется крови».

И при всём этом Столыпин остаётся на своем посту, хотя ещё в марте 1905 года у него была прекрасная возможность оставить беспокойную губернию и занять в Петербурге престижное и значительно более высокооплачиваемое место. Министр финансов (и будущий премьер) Владимир Николаевич Коковцов предложил саратовскому губернатору возглавить Крестьянский банк. Почему именно Столыпину – понятно. Пётр Аркадьевич неоднократно говорил о необходимых изменениях в аграрной сфере и особое внимание при этом отводил Крестьянскому банку, который должен кредитовать создание самостоятельных крепких хозяйств. Столыпин был вызван в Петербург и о разговоре с Коковцовым оставил подробную запись: «Вот существо его и моей речей: я остановился на Вас, сказал он, так как слышал о Вашей деятельности и энергии, доложил Государю, назвав 2 имени, и Государь сказал, что выбор Вас будет самый лучший, так как у Вас твёрдо определенные взгляды и богатая энергия. Булыгин отпускает Вас неохотно и сказал, что решение вопроса зависит исключительно от Вас, решайте. Я ответил, что был удивлён предложением, хотел бы знать, что он от меня ждёт, что я человек идеи, что служить делу, которому не верю, я не пойду, что я желаю знать, узко ли кредитное учреждение Крестьянский банк или государственно землеустроительное и затем что я хочу выяснить ещё у министра внутренних] дел вопрос, насколько удобен уход мой в тяжёлый для губернии момент.

На это он мне сказал, что он смотрит на Крестьянский банк довольно широко, хотя не увлекается мыслью, что банк может разрешить вопрос о землепользовании крестьян во всём объёме, тем более, что теперь война и нет денег, но что если он наметил меня, то оттого, что желает подойти к разрешению этого вопроса. Если бы было иначе, я взял бы одного из жаждущих этого места: Авраама ради Исаака, Исаака ради Иакова и т. д., ничего нет легче. В смысле самостоятельности на мой вопрос, не обращусь ли я в подмастерье, он мне ответил, что я буду хозяином дела, самая легкая и отдалённая подчинённость мне, министру, доклад раз в неделю, я, дескать, начальнического тона никогда не принимаю, о всех спорных вопросах всегда столкуемся…

На моё сомнение, что, уйдя из своего министерства, я сжигаю корабли и, если мне тут не понравится, то опять труден будет переход в губернаторы, он ответил – Вас с такою неохотою отпускают, что всегда радостно примут обратно. Наконец, он сказал, что если заручится моим согласием, то согласен даже дать мне самых тяжелых 2–3 месяца ещё по-губернаторствовать в Саратове».

В конце концов, от предложения Коковцова, столь недвусмысленно обещавшего Столыпину почти полную свободу действий, губернатор отказался. Хотя не вызывает сомнения, что предложение руководить Земельным банком и попытаться с этой позиции начать аграрную реформу было для Петра Аркадьевича чрезвычайно соблазнительно. Представляется, что причиной отказа стали два фактора. Во-первых, провести земельную реформу только с помощью одного Земельного банка было невозможно – для этого необходимы были значительно более широкие полномочия. Во-вторых, Столыпин не хотел уезжать из губернии, положение в которой становилось всё более тяжёлым, и чтобы кто-то мог даже подумать, что он испугался покушений и бросил занимаемый пост в трудное время.

А положение в Саратовской губернии, несмотря на энергичные действия губернатора, продолжало и далее ухудшаться. Революционные выступления стали явлением хроническим, и у Столыпина уже не оставалось времени ни на что, кроме наведения хотя бы самого минимального порядка.

Но при этом благодаря его стараниям положение в Саратовской губернии было всё же лучше, чем в соседних. Столыпин даже помогал с помощью подчинённых ему войск справиться с беспорядками в Самарской губернии, за что был удостоен высочайшей благодарности.

Вот только некоторые факты революционного брожения, о которых писал Пётр Аркадьевич (особенно отмечая подыгрывание революции либеральной оппозиции, дошедшей в своём антиправительственном раже до лишения населения медицинской помощи): «Про уезд лучше не писать… две усадьбы сожжены и разграблены, так что пахать можно. Это у барона Ховена и Киндяковых. Крестьяне хотят идти жечь и грабить дальше, но посланные мною драгуны остановили движение своим появлением. На мои вопросы: «знать не знаем и ведать не ведаем».

Соседние деревни террориз[иро]ваны, т. к. и их хотят жечь, если они не примкнут к движению. Помещики в панике отправляли в город имущество, жён и детей. В других уездах тоже вспыхивает то тут, то там. Еле поспеваешь посылать войска, которых мало и долго ли ещё можно рассчитывать на войска после Потёмкина (речь идёт о восстании на броненосце «Князь Потёмкин-Таврический». – Авт.)?.

А господа земцы готовят сюрпризы: врачи Балашовского уезда решили, что недовольны тем, что я не исполнил их требования, и все с 15 июля выходят в отставку – бросают больницы, амбулатории, уходят и все 40 фельдшеров. К ним присоединяются 3 уезда, а затем, вероятно, вся губерния.

Я не теряю самообладания и надеюсь на Бога. В этом деле я прав и думаю, что большинство благоразумн [ых] людей осудит врачей и они провалятся. Само селение, я думаю, обернётся против них и им не удастся сыграть в руку революции. Я прошу ещё полк казаков в губернию и не теряю надежды поддержать порядок». (30 июня 1905 год.)

«Сегодня долго беседовал с членом управы Сумароковым и мягко высказал ему, что гнусно пользоваться ложью и клеветою на губернатора, чтобы вызвать забастовку и возбудить население. Он лепетал, что это направлено не против меня, что мне отдают должное, но что правительство ведёт двойную игру и что нужно с ним бороться и доктора избрали такой приём, как способ борьбы». (1 июля 1905 год.)

«15 июля экстренное земское собрание, а через 3 дня я хочу выехать в Сердобский и Петровский уезды – там брожение.

Мне посылают ещё полк казаков. Эти, думается, надёжны и я спокойнее». (2 июля 1905 год.)

«В губернии крупного за последние дни ничего не было, кроме забастовок в имениях и угроз, но мне посылают ещё казаков. Теперь острый вопрос с докторами – эта докторская драма должна разрешиться до 15-го июля. Я послал весьма умеренный ответ, в котором отмечаю, что различаю два течения – прогрессивное и разрушительное и борюсь только против последнего и не верю, что враги хотят подать руку элементам разрушения и насилия, и, несмотря на какие бы то ни было угрозы, я свой долг исполню и сохраню порядок и спокойствие, которых властно требует общество для проведения реформ. Вместе с тем я готовлю туда врачей (нашёл уже четверых), надеюсь, что несколько человек получу из Петербурга и пошлю их в уезды с сёстрами милосердия.

Бог поможет мне, надеюсь выйти и из этого затруднения». (3 июля 1905 год.)

«Грустно всё это ужасно. Думаю завтра сказать, открывая земское собрание, откровенное слово, теперь не время молчать. Но, вероятно, не успею подготовиться, так как весь день и вечер тормошат по неотложным делам и телеграммы о беспорядках и поджогах с разных сторон губернии». (14 июля 1905 год.)

«…из толпы стреляли в казаков, ранили двух лошадей и прочее известное Тебе из газет. В Саратове магазины заперты, на улицах патрули». (15 октября 1905 год.)

«Дела идут плохо. Сплошной мятеж в пяти уездах. Почти ни одной уцелевшей усадьбы. Поезда переполнены бегущими, почти раздетыми помещиками. На такое громадное пространство губернии войск мало и они прибывают медленно. Пугачёвщина! В городе всё спокойно, я теперь безопаснее, чем когда-либо, т. к. чувствую, что на мне всё держится (Столыпин это отмечает явно не с радостью, просто констатирует факт. – Авт.) и что, если меня тронут, возобновится удвоенный погром.

В уезд выеду, конечно, только с войсками, – теперь иначе нет смысла.

До чего мы дошли. Убытки – десятки миллионов. Сгорели Зубриловка, Хованщина и масса исторических усадеб.

Шайки вполне организованы». (28 октября 1905 год.)

«Напрягаю все силы моей памяти и разума, чтобы всё сделать для удержания мятежа, охватившего всю почти губернию. Всё жгут, грабят, помещики посажены, некоторые] в арестантские, мятежниками, стреляют, бросают какие-то бомбы. Крестьяне кое-где сами возмущаются и сегодня в одном селе перерезали 40 агитаторов.

Приходится солдатам стрелять, хотя редко, но я должен это делать, чтобы остановить течение. Войск совсем мало. Господи, помоги!