Волчий блокнот - Мариуш Вильк

27 октября

Кстати, о «Солидарности»… Я имею в виду «С» восьмидесятых годов, а не ее сегодняшний осколок. Так вот, в польской прессе (которую я читаю здесь урывками, в умеренных дозах) образ той «С» становится все более светлым и все менее достоверным. Порой это ностальгия, как бывает у Смеча («шелест флагов на кранах верфи»), порой публицистический прием или просто аберрации памяти. Обращаясь к той «С», люди склонны идеализировать недавнее прошлое, чтобы выставить более мрачным настоящее… К примеру, Херлинг-Грудзиньский: «Ужасные последствия военного положения ощутимы и сегодня. Туда уходят корни страшного недуга общественной жизни Польши — до 13 декабря сплоченной, а далее, после военного положения систематически уродуемой, разлагаемой, загнивающей». Это цитата из беседы под названием «Чума военного положения» («Тыгодник Повшехны», 12/1997), в которой писатель — словно бы на полях своих повестей «Чудо» и «Чума в Неаполе» — рисует черно-белую реальность: до 13 декабря Чудо «Солидарности», после же и по сей день — Чума… Что касается польского настоящего, я промолчу, поскольку знаю его лишь по прессе да по рассказам редких польских туристов. А вот прежние времена помню по собственному опыту, сам там был — и в Гданьской верфи, и в Межзаводском комитете на Грюнвальдской, и в подполье. Чудес не припоминаю, зато мерзости выше крыши. Взять хотя бы борьбу Леха Валенсы с «созвездием», то есть сторонниками Гвязды[4], грязную драку. Пани Аня (Валентынович) требовала от редакции «Солидарности», чтобы мы объявили Валенсу агентом службы безопасности. Наши оппоненты (председатель профсоюза «Солидарность») также не молчали. А агрессивные «настоящие поляки», жаждавшие крови КОР[5] и зачистки Союза от евреев? А ксендз Янковский, духовный отец Гданьской верфи и «С»? После публикации статьи об Эдварде Абрамовском нам угрожали. Припоминаю, как в редакцию ворвалась делегация из Комитета по воздвижению памятника павшим рабочим, призывая меня явиться на верфь и объяснить, по какому праву в издании «С» я пропагандирую жидомасонские идеи. Поэтому я не склонен идеализировать те времена — Чума бушевала уже тогда. Это ведь болезнь…

Черт, я же зарекся писать на польские темы — но нет, не удержался. Книжонка из библиотечки соловецкого политрука Ильи Пантелеймоновича вызвала духов.

IX

Будучи иностранцем, сторонним в здешних препирательствах, невозмутимо изучаю историю этого края и бесстрастно взираю на сегодняшние события…

Жозеф де Местр1

Ondatra zibethica. Ондатра, водяная крыса. Их завезли на Соловки из Мичигана в лагерные времена — разводили на островах Длинного залива ради ценного меха. Зэки прозвали ондатру «советской овцой» и воровали мясо. Теперь она одичала. Размножилась. Смирный рассказывал: летом десяток зверьков залезли в его «морду» (вид верши), подняли сетку к поверхности воды, выставили носики, засопели. Мужики жердями притопили «морду». Глубина в этом месте небольшая — около полуметра — так что все было на виду, словно в аквариуме. Ондатра может некоторое время оставаться под водой без воздуха, поэтому животные сидели спокойно. Вдруг одна бросилась на другую и в мгновение ока ее загрызла. Это был сигнал — в «морде» все закипело, на воде лишь лопались кровавые пузырьки. Ондатры боролись не на жизнь, а на смерть — каждая с каждой. Вскоре все оказались мертвы… Вот и сегодня мужики здесь сидят, словно те ондатры в «морде», а начальство душит их, прижимая жердью реформ ко дну. Того и гляди — начнется грызня.

2

До прибытия на Острова монахов, а с ними и монастырских летописцев берега Белого моря, от Сумы до Варзуги, населяли финские племена, так называемые карельские люди, считавшие себя хозяевами, а также новгородские колонизаторы, постепенно захватывавшие эти земли. На Соловки претендовали и те и другие, но никто не отваживался жить здесь постоянно — только летом порой рыбачили и тюленей били. Внимательный читатель «Соловецкого патерика» найдет в житиях святых, в их чудесах и видениях многочисленные следы конфликта с поморами, не сразу уступившими братии выгодные места ловли сельди. Споры не раз требовали вмешательства небесных сил: на Секирной горе, к примеру, ангелы бабу-карелку высекли розгами по заду, дабы убедить бедняжку, что Острова принадлежат православным монахам. Но благочестивые братья, естественно, не довольствовались помощью сверхъестественных сил, стремясь также заручиться поддержкой светской власти. Уже в 1450 году была подписана первая грамота, согласно которой Великий Новгород отдает земли, леса, озера и морские глубины Соловков во владение монахам. Так, утверждает Ключевский, «начинается любопытный процесс сосредоточения в руках соловецкого братства обширных и многочисленных земельных участков в Беломорье, столь важный по своим следствиям для истории этого края».

Сначала, еще в XV веке, традиция жаловать земли монахам распространилась на Поморском и Карельском побережье Белого моря, а одним из первых даров оказались деревни на реке Суме, отданные братии Марфой Посадницей. Позже, в XVI веке, руки Соловецкого монастыря дотянулись до самого дальнего — Терского побережья Кольского полуострова и двух крупнейших его рек — Умбы и Варзуги. После победы над Великим Новгородом московские князья не только подтвердили передачу ранее дарованных земель, но и сделали массу новых подношений, причем в грамоте Ивана Грозного 1539 года обращает на себя внимание приписка, дающая игумену право судить крестьян из монастырских владений. Монахи же требовали все новых территорий, поскольку главным их доходом было вываривание морской соли, для чего выжигались прибрежные леса. В середине XVII века в руках соловецких монахов оказались важнейшие русские поселения в устьях поморских рек: Умбы, Варзуги, Керети, Кеми, Шуи, Выга, Сумы, Колежмы, Нюхчи, Унежмы, Лямцы, Пурнемы, Куи и Уны. Нелишним будет вспомнить о богатых вкладах в монастырскую казну, как золотом, так и другими ценностями, а также об освобождении монастыря от различных налогов в обмен за охрану российских рубежей и караульную службу в тюрьме.

В 1764 году царица Екатерина II секуляризировала поморские владения монахов и отдала их под управление Коллегии экономии, оставив братии, словно в утешение, Соловецкий архипелаг. Притеснение крестьян на Поморье пошло на убыль («отчасти», по мнению современных историков). Монастырский же летописец, архимандрит Мелетий, так комментирует событие: «Монастырь, правда, обеднел, и порядочно, но одновременно выиграл в нравственном отношении, ибо братия, освободившись от конфликтов, связанных с управлением имуществом, обрела покой, необходимый для богобоязненной монашеской жизни». Ну, что касается богобоязненности… я бы поспорил, достаточно вчитаться в записи Мелетия или изучить монастырский устав, обратив особое внимание на те его пункты, которые касаются запрета хранить водку и деньги в кельях. Но ясно, что для братии наступили черные времена…

3

Под конец XIX века на Острова заглянул Немирович-Данченко, известный путешественник и писатель. Соловецкий монастырь поразил гостя своей роскошью. В книге о Соловках Василий Иванович утверждает, что источником необычайного богатства монастыря служил бесплатный (обратите внимание!) труд паломников и щедрые дары. Итак, несколько фактов:

Считая по 30 копеек за рабочий день каждого из четырехсот годовиков, то есть добровольных работников, давших обет целый год трудиться во славу благословенных Зосимы и Савватия, чаще всего в благодарность за спасение от шторма, болезни или беса, монастырь экономил 43 800 рублей в год.

Считая по 10 копеек за рабочий день каждого из ста мальчиков, отдаваемых сюда во славу благословенных Зосимы и Савватия родителями, которые были не в состоянии содержать потомство, монастырь получал прибыль 3650 рублей в год.

Считая по 8 рублей за каждого из пятнадцати тысяч паломников, даровавших по 10 рублей (минимум) во славу благословенных Зосимы и Савватия, за вычетом 2 рублей на их содержание, монастырь увеличивал доход на 120 000 рублей. Если же добавить 10 000 рублей платы паломников за жилье в доме для гостей в Архангельске и 15 000 рублей за их перевозку на Соловки, то монастырская казна пополнялась еще 200 000 рублями в год. Добавим 25 000 рублей процентов от капиталов.

Следует заметить, что закупали соловецкие монахи только муку в Архангельске и уголь в Англии, все прочее производилось на месте, а излишки продавались, полученная же в результате прибыль составляла еще 30 000 рублей.

Округлим хотя бы до 10 000 000 рублей стоимость всего имущества, движимого и недвижимого, то есть сами Острова, их земли, леса и недра, а также церкви, скиты, жилые и хозяйственные постройки, оборудование, корабли, доки, табуны, стада… и перед нами предстанет во всей красе богатство этой «аскетической рабочей коммуны», как назвал Соловецкий монастырь Немирович-Данченко на пороге XX столетия.