КОТАстрофа. Мир фантастики 2012 - Мария Ема

Артем приоткрыл глаза, увидел, как котенок потягивается и поднимается, задрав куцый хвостик.

– Что? – растерянно пробормотал Артем.

– Пойдем, говорю, – зевнул котенок, выгибая спину.

– Ку… как? – Артем потянулся дрожащей рукой, тронул пальцем пушистый бок. – Это такой сон настоящий?

– Но-но, обойдемся без фамильярностей, – котенок дернул ухом, увернулся от руки и кубарем скатился вниз, потому что Артем, размахивая руками, с криком соскочил с дивана. Запутался в одеяле, потерял равновесие и грохнулся на пол.

– Вот молодежь-то нынешняя, а, – укоризненно, но почему-то с оттенком самодовольства пробормотал котенок, отодвинулся подальше от Артема и принялся неторопливо умываться. Пригладил лапкой усы и спросил: – Ну, чиво? Так и будем тут в одеялах валяться, как баре? Ишо лясы поточим или уже пойдем?

– К-куда?

Артем выпутался из одеяла, присел на краешек дивана, потрогал протертую обивку с острыми ребрами пружин, для верности ущипнул себя за запястье. И решил все-таки считать происходящее сном – только очень реалистичным.

– На кудыкину гору, – проворчал котенок, снисходительно наблюдая за действиями Артема. – С владелицей тебя познакомлю.

– Чего владелицей?

– Так квартирки твоей, понятно.

– Да мы же знакомы. Договор-то подписывали…

Котенок фыркнул:

– Вот дурень! Я ж тебе говорю – с настоящей владелицей!

– А как же…

– Ну, померла она, понятно. Но она-то с тобой никаких договоров не подписывала, а? Тебе понравится, если в твою квартиру вопрется какой-то хмырь и начнет там переклеивать обои? Вот и вспылила старушка-то… дело молодое…

– Чушь какая, – неуверенно сказал Артем. – Ну еще что кот говорящий – ладно… То есть, конечно, не ладно, но… А старушка – и дело молодое? Это как?

– Так. Ну, вот что. Договоров никаких не надо. Видали мы эти договора. Ты поговори с ней, чай, тоже человек. Ну призрачный маленько, так что теперь? Тока с Аделаидой говори. Если Ада Карповна будет встревать – не отвечай; и упаси тебя бог, не спорь. А то еще хуже выйдет.

– Ада Карповна – это которая меня душила? – уточнил Артем, вдруг припомнив дрожащую старческую руку со свечой.

– Она, она, сердешная…

– Э… тогда куда уж хуже…

– Ты уж поверь мне, опытному, ладно? – раздраженно сказал котенок, выгибая спину и выпуская когти.

– Ладно, ладно. Опытному, да… А тогда Аделаида – это кто?

– Она и есть – Аделаида. Обе оне – Аделаида. Ладно, на месте разберешься. Иди за мной. За лапами… тьфу, ногами следи. След в след, никуда не сворачивай, а то заблудишься. Да и свечу зажги. Призраки, оне нервные очень. Живой огонь переносят, а электричество это ваше современное – ни в коем разе.

Темнота обступила Артема в один миг, только он выключил свет. Густая и плотная, сквозь которую было не разглядеть даже очертаний ближайших предметов. Через некоторое время уже казалось, что вокруг нет ни стен, ни мебели, что и квартира, и дом, и вообще весь город истаяли, растворились в бесконечной черной пустоте. Осталось только дрожащее пятнышко света от свечи в руке Артема.

– Хвост мне не спали, – проворчал котенок, когда Артем опустил свечу вниз – посмотреть, есть под ногами пол, или он тоже исчез…

А потом впереди вспыхнул еще один дрожащий огонек. Через несколько шагов он приблизился, и появился силуэт девушки, согнувшейся над столом. Свеча в гнутом бронзовом подсвечнике освещала тонкий профиль, распущенные длинные волосы, пальцы, застывшие с ручкой над исчирканным листом бумаги.

– Ну почему на «любовь» всегда рифмы такие дурацкие? – задумчиво пробормотала девушка. – «Кровь» обычно. Брр. Или вот, «морковь», скажем. Глупо как.

– Вот и дура, – сказал хриплый брюзгливый голос.

Девушка вздрогнула и огляделась.

Из темноты вылепилась сгорбленная старуха в длинном халате и бесформенной кофте с отвислыми карманами. Шаркая растоптанными шлепанцами, подошла к столу, заглянула в бумаги, повторила злорадно:

– Дура.

– Ну почему? Почему? – взволнованно спросила девушка. Отложила ручку, посмотрела на старуху вопросительно и умоляюще.

– Всю жизнь какие-то стишки дурацкие кропаешь. А толку? Их хоть прочел кто?

– Я не для того. Я…

– Ну, для чего? А? Ой, дура… Всю жизнь мою загубила…

Старуха махнула рукой, полезла в карман, выудила огромный клетчатый платок, трубно высморкалась. Пробурчала:

– А ведь предлагали. Управдом на старой квартире… Потом Игорь Данилыч, машина, дача, загранкомандировки… Ой, дура…

Девушка вздрогнула, закрыла лицо руками, отвернулась.

– Ты ведь знаешь. Я с тех пор, как Петенька погиб, никогда больше…

– Ой, дура… – Старуха затолкала платок в карман. – Да кто ж тебе про любовь говорит, бестолочь! Тьфу. Старую родительскую квартиру потеряла? А не выпендривалась бы перед управдомом… Теперь сиди в этом клоповнике. А здесь тоже… ходют, ходют всякие… На жилплощадь зарятся…

Старуха огляделась и вдруг запнулась взглядом об Артема. Он оцепенел под острым взглядом злых желтых глаз. Котенок зашипел, встал перед Артемом, выгнул колесом спину, задрал воинственно хвостик. Старуха хмыкнула, отвела взгляд в сторону, пробормотала горько:

– Вот так и подохнешь здесь, старая и никому не нужная…

– Я? Старая? – испуганно переспросила девушка. – Никогда. Я никогда не буду старая…

– Конешно. Ага. Мечтай. Поэтесса ты наша непризнанная… – злорадно пробурчала старуха. Вздернула плечи, сгорбилась еще сильнее и, шаркая, ушла в темноту. Заскрипел паркет, отмечая ее затихающие шаги.

Девушка заплакала, комкая исписанные листы.

– Это что, она сама с собой, что ли? В смысле – это одна и та же… – зашептал Артем.

– Ну, говорил же… – сердито буркнул котенок.

– А… это вообще что происходит? Мы где?

Котенок фыркнул, встряхнулся и отошел в сторону. Девушка всхлипнула и подняла голову. Спросила встревоженно:

– Кто здесь?

Пристально посмотрела на Артема.

– Э… простите, – смущенно сказал он.

– Вы кто?

– Простите, я не хотел мешать…

Котенок вдруг мяукнул, подбежал к столу, потерся о ногу девушки.

– Барся! Привет. Ты где бродил? – воскликнула она. Погладила котенка, обернулась к Артему, робко улыбнулась.

– Приблудный. Однажды открываю дверь, а он сидит на пороге. Я и пригласила его к себе пожить, вдвоем-то веселее. А вы котов любите?

Нелепость и невозможность происходящего размыли границу реальности, и вдруг стало совершенно неважно, что это – сон, явь или галлюцинация.

Девушка казалась милой, немного старомодной и беззащитной, на ее щеках еще блестели дорожки от слез после разговора с ужасной старухой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});