Мост над бездной - Гарри Тертлдав

В обычной ситуации Ршава обрушился бы на него за такое лицемерие. Но сегодня он не обратил на это внимания. Если Петин хочет подвергнуть угрозе свою душу, если хочет рискнуть падением в вечный мрак и лед Скотоса, это его дело. У Ршавы есть более серьезный повод для тревоги — он сам.

Его тревога во много крат усилилась, когда отряд пограничников, возглавляемый Петином, промаршировал на выход из Скопенцаны. Городские ворота закрылись за солдатами. И глухой удар сомкнувшихся створок показался Ршаве ужасающим приговором. Он гласил, что город никогда больше не увидит имперских солдат.

Однако ни один человек пока не готов был сказать об этом с уверенностью, даже сам Ршава. Иногда, как мог бы подтвердить предсказатель Элад, окажись он жив, незнание того, что ждет впереди, есть величайшее милосердие.

* * *

Весна в Скопенцане всегда казалась длиннее, чем на самом деле. Она все тянулась и тянулась, день за днем обещая наступление лета. Осень же, по контрасту, казалась укороченной. Все, что следовало за осенью, было зимой, а что такое зима, жители Скопенцаны знали более чем хорошо.

Осенью все первое происходило быстро. Первые листья меняли цвет. Первые листья опадали с деревьев. Первые заморозки, первые голые деревья — и все это укладывалось в несколько торопливых недель.

В некоторые годы в этот график вклинивалась и гроза с градом. Она могла означать трагедию, голод, если случалась рано и губила урожай. Но в этом году стихийные бедствия Скопенцану не навещали.

Это порадовало Ршаву меньше, чем следовало бы. Скопенцане и империи Видесс в этом году не требовались стихийные бедствия: и рукотворных более чем хватало.

Первый снег, выпавший почти за два месяца до зимнего солнцестояния, оказался робким и вскоре растаял. В некоторые годы сразу после такого снегопада наступала почти летняя погода. Иногда она даже растягивалась надолго.

Но не в этом году. После тихой, робкой оттепели с северо-запада накатилась самая настоящая метель. В этом году она пришла гораздо раньше обычного, и горожане стали волноваться, хватит ли им до весны запаса дров.

В большинстве домов окна закрыли ставнями, из-за чего в комнатах и лавках торговцев стало темнее и угрюмее. Ршаве не пришлось сидеть в полумраке. Резиденция прелата была одним из считанных зданий в Скопенцане, которое могло похвастаться застекленными окнами. Даже в столице такие имелись далеко не у всех. Ршава сомневался, что они вообще были в Скопенцане, пока он не застеклил окна своей резиденции. Несколько богатых горожан и несколько тех, кто не хотел отставать от моды, последовали его примеру.

Глядя в окно, Ршава не мог ясно разглядеть, что делается на улице. Стекла — волнистые, с пузырьками воздуха внутри — были вставлены в маленькие рамы, разделенные свинцовыми полосками. Но это его нисколько не волновало. В столице окна оказались бы точно такими же. Стекловарение все еще оставалось искусством с непредсказуемым результатом.

Прошло немного времени, и прелат уже мог наблюдать, пусть даже и не совсем четко, как мимо его окон почти горизонтально проносятся снежинки, подхваченные очередным порывом. Когда зима приходила в Скопенцану, она устраивалась там всерьез и надолго, как у себя дома. Ршава знал, что новостей с юга теперь почти не будет, пока снова не потеплеет. Но это вовсе не означало, что в более теплых краях империи не может происходить никаких событий. Как сказал Петин, военные действия на юге могут продолжаться дольше, чем на севере.

Пройдет ли когда-нибудь Петин со своим отрядом через Скопенцану, возвращаясь к северной границе? И вернутся ли когда-нибудь домой Гимерий и городской гарнизон? Ршава сожалел, что задал себе второй вопрос. Та часть его личности, которую заботила безопасность города, надеялась, что он вскоре снова увидит Гимерия. А вот у той его части, которую волновало… другое, — у нее были и другие идеи.

Та, вторая часть позорила Ршаву уже тем, что существовала. Молитвы, вопреки надеждам, от нее не избавляли. Ршава предпочел бы сделать вид, будто ее вовсе нет. Одно дело — то, о чем он думает и чего желает. И совсем другое — то, как он поступает. Скотос может искушать человека. Но если человек не поддается искушению, он сохраняет божественную благодать Фоса… так ведь?

Как может быть иначе? По своей натуре люди несовершенны. Это делает их уязвимыми к искушениям. Но если человек им не поддается, если возвышается над ними, то владыка благой и премудрый наверняка должен признать его стойкость.

Во все это легко верилось летом, когда свет Фоса заполнял небеса почти весь день. Когда начал падать снег, настроение прелата сильно изменилось. С каждым днем темнело все раньше. Такое, разумеется, происходило и в столице, и по всей империи. Но здесь, на севере, это ощущалось гораздо сильнее.

День зимнего солнцестояния отмечался в империи Видесс как великий праздник. Священники и все люди молились о том, чтобы солнце поскорее вернулось на север, чтобы оно не соскальзывало все дальше и дальше на юг, оставляя мир окутанным вечной тьмой Скотоса.

В городах наподобие Скопенцаны, где светило в день зимнего солнцестояния лишь едва показывалось над горизонтом, этот праздник приобретал особое значение, ибо казалось, что здесь Скотос ближе к своему торжеству, чем в южных краях. Вознеся молитвы, города и деревни по всей империи начинали праздновать. Веселье выражало их уверенность в том, что солнце опять повернет на север, — во всяком случае, так утверждали.

Однако в Скопенцане это веселье было особым. Никто в этом городе не заявлял, что люди здесь празднуют более искренне, потому что больше опасаются, что солнце может исчезнуть навсегда. Нет, никто такого не утверждал, но для Ршавы все выглядело именно так.

В день праздника Ршава проснулся до рассвета. Если учесть, как долго тянулась эта ночь и насколько рано он вчера улегся спать, ничего удивительного в этом не было. На столике возле его кровати все еще горела масляная лампа. Не будь этой лампы, он мог бы подумать, что Скотосу действительно удалось завоевать весь мир.

При свете лампы Ршава видел, как его дыхание превращается в пар даже в помещении. Жаровня немного согревала комнату — но лишь немного. Зимой прелат надевал плотные шерстяные подштанники и толстый шерстяной плащ. Он также надевал носки и тяжелые войлочные сапоги вместо сандалий, которые носил бы в столице или в любом другом месте с хотя бы наполовину цивилизованным климатом.

Плащ у него был с капюшоном, как и зимние плащи всех священников в Скопенцане. Голая из-за выбритой тонзуры макушка сильно мерзла. Даже короткий путь к храму становился пыткой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});