Орбита смерти - Крис Хэдфилд

«Сессны». Потом опустил руки и произнес:

– Теперь самостоятельно.

Она выпрямилась, сосредоточенно глядя вперед. Каз позволил ей выполнить несколько аккуратных поворотов, и Лора немного расслабилась. Он показал на Центр, затем, когда они пролетали над галвестонским побережьем, на Сибрук и Киму.

– Хотите кое-что веселое и красивое сделать?

Она взглянула на него широко раскрытыми глазами:

– Конечно.

– Передайте мне управление. – Каз опустил нос, увеличивая скорость, затем плавно повел «Сессну» вверх и вправо, пока они не увидели из кабины поверхность воды прямо под крылом, а скорость не упала до минимальной, поддерживающей полет. Нос самолета описал дугу, и Каз проделал маневр в обратную сторону. Контраст между шумным торопливым нырком и плавным подъемом только подчеркивал грациозность и спокойную красоту разворота на сто восемьдесят градусов. Каз выполнил еще один правый поворот, и Лора взглянула через боковой иллюминатор в темные воды залива.

Она повернула к нему голову:

– Чудесно! Мы словно падающий листок!

Каз кивнул:

– Это называется chandelle[6]. Помогает реально прочувствовать полет.

Он вывел самолет в горизонтальное положение и отпустил штурвал.

– Птичка снова ваша. Разворачиваемся и возвращаемся.

Когда Лора поворачивала на запад, Каз опустил козырьки лобового стекла, закрываясь от закатного солнца. Базовая самолетная акробатика, как обычно, обостряла собственные ощущения, наделяя пьянящим чувством свободы в трех измерениях. Он наклонился и мотнул подбородком в сторону Центра пилотируемых космических полетов, так что его плечо прикоснулось к плечу Лоры.

– Внизу такого никому не испытать.

Она проследила его взгляд и не отстранилась.

– Везунчики мы. И спасибо тебе за приглашение полетать.

– Эй, ну это ведь ты летала!

11

Симферополь, УССР

В первозданную адскую эпоху древняя звезда, расходуя свое водородное топливо, разогревалась и разогревалась, пока не взорвалась в ослепительной катастрофической вспышке сверхновой. Колоссальный выброс энергии ударной волной прокатился по галактике, именуемой сегодня Млечный Путь. Невероятно мощные волны, сотрясая первозданные водородно-гелиевые облака, расталкивали их и сближали, точно мусор на поверхности межзвездного океана.

Следующую сотню миллионов лет собственное слабое гравитационное взаимодействие сбивало эти облака в укрупнявшиеся комки – продолжался раздражающе медленный балет плавного дрейфа, кручения, сближения, уплотнения. Практически неисчерпаемы были запасы водорода и гелия, и вот молекулы, сталкиваясь все интенсивней и интенсивней, начали разогреваться, образуя то, что превратилось потом в протозвезду. Приблизительно 4,6 миллиарда лет назад давление и температура достигли критического уровня, атомы вдавило в атомы, высвободилась энергия связей и внезапно начался термоядерный синтез.

Да будет свет.

Новорожденное Солнце озарило большой вихрящийся плоский диск космического шлака – газа, пыли, каменистых остатков более ранних звездных взрывов. Все это продолжало крутиться и сближаться друг с другом в черноте пространства. Вдали от Солнца температура оставалась достаточно низкой, чтобы летучие вещества сохранялись застывшими, в форме льда. Без устали сталкиваясь и слипаясь в укрупнявшиеся глыбы, они постепенно коалесцировали – так образовались газовые гиганты: Юпитер, Сатурн, Уран и Нептун.

Ближе к Солнцу лучистая энергия преображала ледяные астероиды в хвостатые кометы, испаряя замороженные газы. Оставались бессчетные камни, которые начали сталкиваться друг с другом, слипаться в растущие протопланеты. Некоторые астероиды состояли в основном из металла, другие – прилетевшие издалека – представляли собой рыхлые, скрепляемые застывшей водой комки мусора. Мало-помалу, на протяжении миллионов лет, они кружились по близким орбитам и сталкивались; в результате возникали победители звездного бильярдного турнира – внутренние планеты с твердой каменистой поверхностью: Меркурий, Венера, Марс и Земля.

Однако мощное гравитационное притяжение двух крупнейших планет системы, Юпитера и Сатурна, приводило к резонансным взаимодействиям и возмущениям. Гиганты вырывали камни из астероидного пояса и еще более удаленных регионов внешнего пояса Койпера – иные были размерами с внутренние планеты – и зашвыривали их по неустойчивым орбитам в сторону Солнца. Это приводило к весьма мощным столкновениям.

Земля была тогда просто расплавленным шаром крутящейся породы, которую постоянно бомбардировали астероиды, растущие в размерах. С течением времени бомбардировка утихла, мусора стало меньше. Но самый крупный природа приберегла напоследок.

В самый обычный день жизни молодой планеты, 4,5 миллиарда лет назад, ей прилетело так, как никогда еще не прилетало. С Землей на скорости девять тысяч миль в час столкнулась планета размером с Марс.

Скальные породы и льды шального небесного тела погрузились глубоко в земную мантию, навеки смешав вещество двух планет. Землю раскрутило, словно волчок, и вертелась она так быстро, что сутки в ту пору длились от силы пять часов. Летавшие повсюду обломки выбрасывало в ближнее космическое пространство, а потом они обрушивались назад, поливая поверхность планеты дождем из раскаленных камней. Однако инерция врезавшегося объекта была так высока, что весьма крупные куски его самого и Земли зашвырнуло на еще более высокую орбиту. Кольцо обломков, обращавшееся вокруг планеты, быстро слиплось в расплавленный шар диаметром около двух тысяч миль, и тот засиял в ночных небесах.

У Земли появилась Луна.

А внутри этой Луны вздымалось, оседало и бурлило, остывая, баснословное рудное сокровище.

* * *

– Что это? – Штурман из команды Габдула постучал пальцем по экрану, куда выводилась картинка с навигационной телекамеры Лунохода. – Вон там, слева.

Оба наклонились к изображению, застывшему на маленьком черно-белом дисплее. Габдул скомандовал Луноходу остановиться.

Подвигал головой взад-вперед, пытаясь разглядеть детали зернистой картинки.

– Похоже, это скала и ее тень.

Штурман хмыкнул:

– Согласен. – Он окинул взглядом членов научной команды, те кивнули. – Погодите минутку, я маршрут переделаю, присмотримся поближе.

Для перемещений по лунной поверхности они полагались на три навигационные телекамеры низкого разрешения, но на Луноходе также были установлены четыре камеры более высокого разрешения, астрофотометр, рентгеновский телескоп и радиометр. И даже пенетрометр для измерения характеристик взаимодействия лунного грунта с колесами шасси.

Было бы забавно по этой каменюке постучать!

Штурман перебирал порядком истрепанные орбитальные снимки рабочей зоны Лунохода – и совсем новые, снятые «Аполлоном-15» и «Аполлоном-17», которые удалось добыть на Международной конференции по планетным исследованиям в Москве несколькими неделями раньше: американский ученый легкомысленно подарил их вместе с топографической картой, составленной военными, старшему инженеру Лунохода. Новые снимки отличались превосходной детализацией и добавляли штурману уверенности, когда он указывал Габдулу, куда поворачивать. Быстро поменяв маршрут так, чтобы охватить перспективную в научном отношении область у камня, он перевел поправки в последовательность команд для водителя.

Габдул некоторое время изучал их, потом, кивнув, отвел рукоятку штурвала в сторону и нажал кнопку пересылки команды. Спустя шесть секунд выпустил, и все уставились на экран, ожидая, пока обновится изображение.

Темный камень теперь оказался точно по центру экрана. Штурман кивнул Габдулу, и тот повел Луноход прямо, потом снова сверился с картинкой. Повторить маневр пришлось трижды. Наконец камень появился в оптимальном положении, в нижней части экрана, если смотреть через