Летчик испытатель - Джимми Коллинз

— Ну вот, — сказал я моему критику, вылезая из кабины, — теперь, будьте добры, проделайте ваш любимый прямой и безопасный взлет и выключите мотор над самыми деревьями. У вас не будет начатого, и притом основательно начатого разворота, а начать его — не хватит времени. Вы свалитесь прямо на деревья и разобьетесь, и если это безопаснее, чем сесть на аэродром и не разбиться, тогда я согласен, что ваши взлеты безопаснее моих.

Затея была слишком рискованная, и он это понял. Он только поглядел на меня строгими глазами — ведь он знал точно так же, как и я, что моя посадка непременно должна была окончиться катастрофой. Но я добился своего, — он отстал и больше не изводил меня своими замечаниями.

И на том спасибо!

Однажды меня спросили, на каком самолете я летаю. Я сказал, что на любом, лишь бы за это платили деньги.

— Но разве у вас нет своего самолета? — последовал вопрос.

— Нет, — ответил я. — И даже больше, — продолжал я, — у меня никогда не было своего самолета, хотя вот уже одиннадцать лет, как я — профессиональный летчик.

Почему?

Думаю, что лучшим будет то объяснение, которое я дал когда-то в Калифорнии одному мальчонке.

Я находился на заводе Локхид. Я провел там уже несколько месяцев, наблюдая за постройкой самолета, который я запродал одному богатому летчику-спортсмену на Востоке. Самолет был «Локхид Сириус» — в то время этот тип был чрезвычайно популярен — последнее, самое изящное достижение конструкторского искусства.

В ясный, солнечный день мой самолет выкатили во двор завода, и надо сказать, что его яркая красно-белая окраска и чистые, смелые линии бесконечно радовали глаз, когда я увидел его в ослепительном блеске калифорнийского солнца.

Какой-то мальчуган, перелезший через заводскую ограду, несмотря на надпись «Вход воспрещен», был, очевидно, такого же мнения, — когда я подошел к кораблю, чтобы повести его в первый испытательный полет, он стоял и упоенно глядел на него круглыми, как серебряные доллары, глазами. Он ловко поймал меня как раз когда я обогнул крыло и готовился сесть в кабину.

— Гы-ы, мистер, — сказал он, — это ваш самолет?

— Нет, голубчик, — ответил я. — Я только летаю на нем. Это, видишь ли, не так дорого и гораздо интереснее.

Путевые зарисовки

Я взлетаю с аэродрома Марч в Калифорнии, беру курс на север и круто лезу вверх. На высоте десяти тысяч футов по альтиметру я вижу, как зеленые верхушки елей мелькают в каких-нибудь двухстах футах подо мной. Я вижу глубокий снег, сверкающий на солнце между стволами. Я лечу над хребтом Сан Бернардино.

Я выхожу из гор и, не снижаясь, лечу над пустыней Мохава; альтиметр попрежнему показывает десять тысяч футов. Пустыня лежит высоко над уровнем моря.

Я смотрю вперед, — в тридцати милях от меня тянется железная дорога. Я оглядываюсь назад, — зеленые склоны и снежные шапки гор служат фоном раскинувшейся внизу пустыне.

Через железную дорогу, через Барстоу, дальше, в Гранитные горы, низкие, покатые, черные, голые, — застывшая лава.

Вот и Пестрые горы. На карте этого названия не найти. У них вообще нет названия, и сначала я в них не верю. Но нет, вот они подо мной. Это не атмосферное явление. Не мираж. Никаких «неуловимых переходов». Они действительно пестрые. Вон стоит гора. Она вырастает из пустыни, ярко-зеленая, и кончается белой короной. А вот другая, та внизу лиловая, а выше красная. Есть и красные с желтым. Словно господь бог играл разноцветными мелками; вот выбрал лиловый, растер его в пальцах и насыпал в лиловую кучку, потом взял другой мелок и блестящим порошком посыпал первую горку, а сверху прибавил третий цвет — получилась острая, сверкающая вершина. Фантастика, выдумка, правда!

Уже давно я не видел признаков жизни. Сверкающая красками местность бесплодна. Я оглядываюсь. Я еще могу различить линию железной дороги. А далеко-далеко за ней встают белые горы Сан-Бернардино и кажутся уже совсем низкими. Долететь обратно до железной дороги недалеко, не так далеко даже и до гор, и до расположенного в зеленой долине Сан Бернардино аэродрома Марч. Но пешком туда дойдешь не скоро. Не скоро доберешься и до железной дороги. Что если сдаст мой мотор? Я хотел, собственно, долететь до Долины Смерти, взглянуть на нее, сделать круг и вернуться.

Я неохотно делаю вираж и лечу обратным курсом к дому. Ничего, для послеобеденной прогулки я и так повидал немало!

Мексиканская выпивка

Я не виделся с Дарром Элкайр несколько лет, с тех пор как ушел из армии, й когда я заглянул к нему на аэродром Марч и узнал, что он и еще кое-кто из офицеров собираются лететь на трех самолетах в Мексакали на мексиканской границе и вернуться на следующий день, я охотно согласился лететь вместе с ними. Я летел в задней кабине самолета Дарра, и когда мы приземлились и перешли границу, все серьезно занялись выпивкой. Все, кроме вашего покорного слуги. Я накануне был на вечеринке и чувствовал, что с меня хватит.

На следующее утро мы познакомились с каким-то мексиканским капитаном и опять все без конца пили и чествовали друг друга. Я по-прежнему выплескивал содержимое стаканов через плечо.

После обеда мексиканский капитан решил проводить нас в аэропорт, пожелать нам счастливого пути. Не успели мы взлететь, как лидер нашего звена решил проделать всем звеном парочку пике над мексиканским капитаном — пожелать ему счастливо оставаться.

Они страшно веселились, когда, чуть не задевая крыльями землю, прощались с капитаном, но мне было совсем не весело. Дарр слишком уж близко придвигал крыло своего самолета к самолету вожака. У меня в задней кабине было второе управление, и я не мог удержаться и слегка тянул ручку, чтобы в опасные моменты отвести крыло от самолета лидера или чуть поскорее выйти из некоторых пике. Это было беспардонным нарушением летной этики, но, чорт возьми, я ведь был трезв!

Мы вернулись на аэродром Марч, и Дарр, который к тому времени протрезвился, стал мне говорить, какой я молодец, что просидел всю дорогу в задней кабине и не мешал ему. Он сказал, что отнял бы у меня управление, если бы я летел пьяный, а он, трезвый, сидел бы за мною. Сначала я подумал, что он хочет поддеть меня, но потом убедился, что он говорит совершенно серьезно. Я так осторожно двигал ручку, что он ничего не заметил.

Я не стал говорить ему правду. Мне понравилось, что он счел меня достаточно хладнокровным, чтобы высидеть всю дорогу смирно и не вмешиваться. Да и не хватило духу просветить его насчет истинного положения вещей.

Неблагодарное занятие

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});