Путешествие доктора Дулиттла - Хью Лофтинг

На полпути к порту доктор вдруг вспомнил, что оставил на огне суп. К счастью, мимо пролетал черный дрозд, и доктор чирикнул ему просьбу слетать к нему домой и сказать Крякки о супе.

На причале собралась большая толпа провожающих. У трапа стояли мои родители. Я боялся, что они расплачутся и прощание превратится в пытку. Но все обошлось: конечно, мать пустила слезу, надавала мне наставлений, чтобы я вел себя хорошо, укутывал горло и не промочил ноги, а отец только сказал: «Долгие проводы — долгие слезы», хлопнул меня по плечу и пожелал счастливого пути.

Доктор неприятно удивился, когда не увидел среди провожающих Мэтьюза Магга.

— А я-то надеялся, что он придет, — сокрушался доктор. — Я хотел попросить его, чтобы он носил еду моим зверям.

Наконец после многочисленных рукопожатий, объятий и пожеланий счастливого пути мы оказались на палубе и с трудом подняли якорь. Отлив подхватил «Ржанку», и судно медленно отчалило. Толпа на берегу кричала «ура» и махала нам вслед платочками.

По правде говоря, нам здорово не хватало сноровки. Для начала мы столкнулись с баржей и чуть не опрокинули ее, а за поворотом реки сели на мель, и нам пришлось изрядно потрудиться, прежде чем мы смогли продолжить путь. Но доктор не обращал внимания на такие пустяки.

— Мелкие неприятности неизбежны в любом деле, — невозмутимо говорил он, шаря руками в мутной воде в поисках потерянного башмака. — То ли дело плыть по открытому морю. По крайней мере, там не натыкаешься на каждом шагу на препятствия.

Я никогда не забуду, как запела моя душа, когда берег и маленький маяк в устье реки остались позади. Впереди меня ждали море, небо и приключения.

На долгие недели «Ржанка» превращалась в наш дом, в нашу улицу, в нашу землю, в наш сад. Среди необъятного моря она казалась совсем крохотной, но я чувствовал себя на ее борту удивительно уютно и безопасно.

Я глубоко вдохнул морской воздух и огляделся вокруг. Доктор стоял за штурвалом, «Ржанка» плавно опускалась и поднималась, легко взбираясь на крутые волны. Признаться честно, до отплытия я побаивался, что у меня начнется морская болезнь, но теперь с радостью убедился, что мне не угрожает такая постыдная для моряка хворь. Бед-Окур добровольно взял на себя обязанности кока, то есть корабельного повара, и пошел готовить обед. Чи-Чи укладывала якорный канат кольцами, по-морскому — в бухту. А мне предстояло принайтовить, как говорят на берегу — закрепить, все, что было на палубе, на случай шторма. О’Скалли сидел на носу судна. Его острые глаза высматривали у нас по курсу мели, скалы и остовы затонувших кораблей.

Словом, каждый был занят своим делом. Даже старушка Полли не сидела сложа крылья и время от времени опускала в воду термометр, чтобы проверить, не похолодала ли вдруг вода и не заплыл ли случайно в наши широты айсберг. Внезапно я услышал, как она тихо бранится про себя: наступили сумерки, и Полли не могла разглядеть маленькие цифры на термометре. И только тогда я окончательно уверился, что мое путешествие началось в самом деле и что эту ночь я проведу в открытом море.

Глава 3

НАЧИНАЮТСЯ НЕПРИЯТНОСТИ

Перед ужином из камбуза вышел Бед-Окур и обратился к доктору, стоявшему за штурвалом:

— Доктор… то есть капитан, у нас в трюме «заяц»… то есть не настоящий заяц… — запутался он и смутился. — Словом, капитан, за мешками с мукой сидит человек.

— Вот те на! — воскликнул доктор. — Стаббинс, спустись с Бед-Окуром вниз, и приведите сюда этого «зайца». Я не могу бросить штурвал.

Мы с Бед-Окуром спустились в трюм и вытащили из-за мешков человека, обсыпанного с головы до ног мукой. Мы отряхнули его и, пока он чихал и кашлял, без хлопот выволокли на палубу и поставили перед капитаном. «Зайцем» оказался не кто иной, как Мэтьюз Магг!

— Что вы здесь делаете? — несказанно удивился доктор.

— Соблазн оказался сильнее меня, — ответил «кошачий кормилец», потупив глаза. — Сколько раз я просил вас взять меня с собой в путешествие, а вы всегда мне отказывали. А тут я узнаю, что вам нужен матрос в команду, и думаю: «А что, если тебе, Мэтьюз, спрятаться в трюме? А когда корабль выйдет в открытое море, доктор волей-неволей оставит тебя. Не бросит же он тебя за борт!» Вы меня знаете — что задумал, то сделаю. Да только вышло все не так складно, как хотелось. Когда я свернулся калачиком за мешками и пролежал так весь день, у меня снова разыгрался ревматизм. Пришлось мне вытянуть ноги, а ваш черный кок едва не споткнулся о них. Вот так все и произошло. А почему это шхуну так сильно качает? И ветер что-то крепчает… Уж не приближается ли шторм? Похоже, я сглупил, и не след мне с моим ревматизмом соваться в море.

— Хорошо, что хоть теперь вы это поняли, Мэтьюз, — журил его доктор. — С вашими болезнями морские путешествия противопоказаны. Удовольствия вам они уж точно не доставят. Поэтому мы зайдем в Пензанс и высадим вас там на берег. Бед-Окур, будь добр, спустись в мою каюту, там в кармане моего халата лежит лоция с морскими картами. Принеси, пожалуйста, ее сюда. Надо бы проверить, где там стоят маяки и как нам войти в порт.

— Есть, капитан, — сказал принц, сделал поворот кругом и затопал к трапу.

— А вы, Мэтьюз, — продолжал доктор, — доберетесь на дилижансе из Пензанса до Бристоля, а оттуда до Паддлеби уже рукой подать. И не забудьте каждый четверг приносить еду моим зверям. И неплохо бы на следующей неделе побаловать выдр кусочком трески побольше — у них будет день рождения.

Пока Бед-Окур ходил за лоцией, я и Чи-Чи зажгли бортовые огни: зеленый — по правому, а красный — по левому борту и белый ходовой огонь на мачте.

— А вот и наш принц с лоцией, — сказал доктор, услышав шаги.

Но, к нашему изумлению, на палубу вышел не только Бед-Окур. За ним, понурив головы, следовали еще двое.

— Боже мой, кого еще ты нашел?! — воскликнул доктор.

— Еще двоих «зайцев», — выступил вперед черный принц. — Они спрятались под кроватью в вашей каюте, капитан.

— Ну нет, это уж слишком, — отозвался доктор слабым голосом. — Кто они? Подай-ка сюда фонарь, Стаббинс. Я не могу рассмотреть их в темноте.

Я поднес фонарь к лицам непрошеных пассажиров и чуть не выронил его от неожиданности. Это были Лука-Отшельник и его жена! Женщина стояла бледная и несчастная — она жестоко страдала от морской болезни. Лука, переминаясь с ноги на ногу, виноватым голосом рассказал, что́ их вынудило тайком пробраться на корабль.

Когда вновь нашедшие друг друга супруги вернулись в сторожку на болоте, каждый день к ним стали приходить целые толпы любопытных, желающих узнать подробности о необыкновенном судебном деле. Жизнь превратилась в пытку, и они решили бежать. Но у них не было ни гроша, поэтому они и решились на такой отчаянный шаг.

Растерянный Лука не переставал извиняться и все повторял: «Если бы не жена, я никогда не пошел бы на то, чтобы плавать «зайцем» на корабле доктора».

А доктор уже послал Бед-Окура за саквояжем с лекарствами и хлопотал вокруг бедной женщины, укачавшейся на волнах. Потом он предложил им денег взаймы и пообещал высадить на берег в Пензансе, а также написать письмо одному из своих друзей с просьбой подыскать Луке работу.

Когда доктор открыл кошелек и вынул из него несколько золотых монет, Полли, сидевшая на моем плече, встрепенулась. Она проводила глазами исчезнувшие в кармане Луки монеты и недовольно забормотала:

— Что ни день — одно и то же. С таким трудом он накопил деньги на путешествие, а теперь раздает их направо и налево. А потом мы сами останемся без гроша, и если придется заменить якорь или паруса, то у нас не будет денег даже на двухпенсовую марку, чтобы отправить письмо в Англию и попросить взаймы. Куда уж проще подарить шхуну первому встречному и возвратиться домой пешком.

Доктор смотрел в карту, поглядывал на компас, время от времени поворачивал штурвал. Я не понимал, как мы сможем ночью подойти к берегу, если не было видно ни зги и только где-то вдали горел огонь маяка. Однако судно уверенно шло вперед, то слева, то справа до нас доносился шум бурунов у скал, но мы, благодаря чуду, а может быть, удивительному умению доктора, обходили их.

К одиннадцати вечера мы вошли в Пензанс, небольшой уютный порт в Корнуэлле. Доктор спустил на воду шлюпку и доставил в ней на берег незваных пассажиров, снял для них комнаты в гостинице, привел в чувство измученную качкой жену Луки и вернулся на борт «Ржанки».

Было уже за полночь, поэтому мы решили заночевать в порту и продолжить путь утром.

Я был взбудоражен событиями дня, полон впечатлений и совершенно не хотел спать, но так устал, что даже засмеялся, когда добрался до постели. Моя койка располагалась над койкой доктора, я вытянулся на ней, укрылся одеялом и неожиданно заметил, что могу, не отрываясь от подушки, смотреть в иллюминатор. Вдали горели огни Пензанса, они раскачивались вверх и вниз, в такт движениям нашего судна. Не знаю почему, но мне показалось, что меня одновременно убаюкивают и показывают театральный спектакль. До сих пор, убей меня Бог, не знаю, откуда мне в голову пришло такое сравнение.