Как выжить в НФ-вселенной - Чарльз Ю

И все же, особенно если учесть все это, английский она знала вполне прилично, хотя и не говорила так же свободно, как отец. Она всегда переводила все в голове и так и не научилась думать по-английски, что в общем-то неудивительно. Особенно сложно ей давались времена глагола, для нее они так и не стали чем-то естественным — в ее родном языке хватало, как правило, одного инфинитива.

Когда мы занимались грамматикой, я сидел за кухонным столом с тетрадью и карточками, на которые записывались спрягаемые глаголы, а мама мыла посуду, готовила ужин, вытирала пол. Мне было шесть, семь, восемь лет — еще маленький, еще ее, мамин. Я пока не успел выйти на линию «отец — сын», не вступил в мир оправдания или неоправдания надежд, соперничества и соревновательности, не вырвался из безопасного уюта материнского тепла, не покинул границ ее пространства ради огромной, бесконечно изменчивой НФ-вселенной. Так что грамматику я постигал с мамой, от нее мое первое понимание хронограмматических принципов — настоящее, прошедшее, будущее. Я падаю/я падал/я буду падать. Я люблю свою маму. Я всегда останусь с ней. Не знаю, что бы я без тебя делал. Не знаю, что я без тебя буду делать. Таким я узнал будущее время — беспокойство, закодированное в наклонении, беспокойство в предложениях, в мыслях, в языке, в грамматике.

Беспокойство для мамы было способом существования, механизмом сцепления с жизнью, якорем и опорной точкой в этом мире. Ящиком, в котором можно укрыться от настоящего, воскрешая прошедшее и пытаясь примириться с будущим.

Через несколько минут мама возвращается с какой-то коробкой в руках, подходит к окну и ставит ее передо мной на подоконник.

— Вот, вчера нашла в твоем шкафу.

Коробка размером примерно с обувную, завернута в коричневую оберточную бумагу, да так, что не видно ни единого шва, ни единой складочки.

— Вчера? Зачем ты выходила из цикла? И что тебе понадобилось в моих вещах?

— Ты ведь не живешь здесь уже. Столько одежды, которую не носишь.

— Ма, но ведь ей, наверное, лет пятнадцать, не меньше.

— И что? Она плохая? Я покупала, что ты просил. Помнишь? Для тебя покупала. Видишь, на мне твоя кофта? Сидит хорошо. И еще у тебя много комиксов. Они, наверное, дорого стоят сейчас. Ты мог бы их продать. Продай их. Я найду их, и ты их продашь. Они только лежат зря.

— Ты не ответила.

— Про что?

— Ты выходишь из цикла?

— А ты думаешь, мне хватает одного этого? Там неплохо, я не жалуюсь, но ты решил — это все, что мне нужно, ничего больше, до самого конца?

— Мам… Господи, мама. И ты мне только теперь об этом говоришь? Почему — как же так, почему ты мне раньше ничего не сказала?

— Раньше когда? Раньше сегодня или раньше в прошлом году? Или когда ты показал мне проспект?

— Мам, я… Прости, я… Прости.

— Ты не можешь остаться, я понимаю. Понимаю. Не можешь? Да, не можешь, конечно. Нет? Хоть ненадолго?

— Мам…

— Ничего, ничего.

— Ты же знаешь, я бы хотел, но не могу. Не могу. Ты ведь понимаешь.

— Да, да, ну иди, иди. Ничего, ничего. Ты хороший сын. Ничего, я не обижаюсь. Мне тоже пора готовить. Все хорошо, все хорошо.

Она закрывает окно, отворачивается и возвращается к своей жизни, умещающейся в шестьдесят минут.

По дороге домой мне встречается сексбот. Она одиноко стоит рядом с пустым стеклянным купюроприемником. Это устаревшая модель с пышными формами и кукольно-красивым личиком, на котором особенно выделяются глаза — кроме них почти ничего и не замечаешь. Я, правда, успеваю увидеть еще темные волосы. Прическа тоже, кажется, уже слегка вышла из моды, но тут мне, конечно, судить сложно.

Пытаюсь пройти мимо, но она жестом останавливает меня. Что-то в ее взгляде — хоть я и знаю, что это и не взгляд вовсе — заставляет меня подчиниться.

Она просит одолжить ей немного денег. «Зачем?» — спрашиваю. Отвечает, что никто не покупает ее, и она хочет купить сама себя.

Нашариваю в кармане пятерку.

— Боюсь, на много тут не хватит.

— Вообще-то это очень даже неплохо.

Она так радуется несчастным пяти долларам, что мне становится грустно. В этом мире даже сексботы одиноки. И нет ни по-настоящему плохих людей, ни по-настоящему хороших. А может, и не было никогда? Каждый как будто только изображает кого-то, все время думает — а сейчас я правильно сделал? А вот так хорошо? Похоже у меня получился негодяй, нормально вышел герой?

По улице движется облачко мелодии, чуть растрепавшееся, но практически целое. Прибавляю шаг и успеваю к самому концу. Это симфонический оркестр, чудесное, наполняющее все вокруг звучание. В такие моменты — ну вот бывает, что вдруг услышишь какой-то кусочек, и музыка именно та, которая нужна тебе именно сейчас, — ты вдруг ощущаешь, чувствуешь, что она не отсюда, она послана тебе кем-то, пришла из иного мира, из иной Вселенной, напоминая о том, чего ты никогда не видел, но о чем всегда знал в душе. Другой, особенный, необыкновенный мир касается тебя, и ты до последнего цепляешься за звуки скрипок, пытаясь задержать, остановить мгновение и гадаешь: попадешь ли ты когда-нибудь в этот, лучший мир или, может быть, он уже здесь, вокруг нас, и всегда был здесь, просто мы не замечали его.

К себе я возвращаюсь часам к пяти утра. Эд с трудом разлепляет глаза, но все же поднимается мне навстречу. С зубной щеткой и полотенцем иду к раковине в конце коридора. Зеркало показывает меня в прошлом, миг назад, в момент, когда отразились лучи света. Чищу зубы, сплевываю, тру лицо, смывая въевшееся в поры дыхание города. Слишком много новостного тумана, слишком много дешевого парфюма сексботов. Ночь в затерянном полумегаполисе осаждается на коже и волосах частичками мертвых роботов, пылью чьих-то снов, прахом кошмаров.

Засыпая, я вижу через окно расщепившую город линию излома — место, где наш мини-мир остался незавершенным. Уже засыпая, я вижу — не знаю, во сне или наяву — под завернувшимся краем неба другой, скрытый от наших глаз пласт реальности, присутствующий везде, всюду и всегда.

из руководства «Как выжить в НФ-вселенной»:

Организация быта, эмоциональные аспекты

Доступные в городе услуги включают:

— создание голограммы бывшей;

— просмотр альтернативных жизненных вариантов с поминутной тарификацией.

Доступные в городе товары включают:

— фальшивые воспоминания о родном доме (жевательная резинка);

— аэрозоль ностальгии по ушедшим летним денькам;

— около шести тысяч разновидностей сексботов;

— роботов-собутыльников;

— роботов-компаньонов различной степени человекоподобности.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});