Жизнь удалась - Андрей Рубанов

— Значит, мы с тобой по жизни везучие.

— Л вот это, — сказал банкир, — как раз не факт. Бывает же, что человеку пять лет удача улыбается, десять лет, пятнадцать — а потом раз, и все наоборот. Или так бывает: мучаешься, клянешь судьбу и считаешь себя неудачником, а спустя годы вдруг понимаешь — ничего подобного, никакой я не лузер, а самый настоящий баловень судьбы…

— Время все расставляет по местам, — пьяно подытожил Матвей. — Значит, говоришь, мы везунчики?

— Конечно.

— Не согласен. Я — нет. А ты — да. Фартовый. У тебя миллионы.

— Нет у меня миллионов, — тихо, почти шепотом, признался Знайка. — Просто я вид такой делаю. Только никому не говори. А теперь признавайся, чего тебе хочется.

Матвей вздохнул.

— Денег. Займ. Тысяч двести.

Лицо банкира сложилось в гримасу жестокого разочарования.

— Я думал, услышу что-то интересное…

— Извини, что я тебя не удивил.

— Зачем тебе займ?

Матвей вздохнул.

— Хочу свой магазин. Настоящий. Винно-коньячный бутик. С погребом. Чтоб двенадцать градусов. Чтоб семьдесят процентов влажности. Сосновые полки. Красное наверху, белое внизу. Мне надоело сидеть на складе и отвечать на звонки… Хочу ссуду. Двести тысяч долларов. На год. Лучше — па полтора года. Дашь денег?

— Нет, конечно.

— Почему?

— Потому что ты — мой друг.

Прозвучало очень веско и немного снисходительно. Так детям говорят, что ковыряться в носу негигиенично.

— Потому что, если ты не вернешь мне мои деньги. — продолжил банкир с расстановкой, — я никак не смогу получить их назад. Я не смогу ни подать на тебя в суд, ни подослать к тебе бандитов. Понимаешь?

— Да.

— Пять тысяч — дам. Десять дам. Тридцать дам. На жизнь — всегда дам. Но двести не дам. Не проси.

— Ну и черт с тобой.

— Не обижайся. Это бизнес.

— Будь он проклят.

— Брось, — улыбнулся банкир. — Не надо так трагично. Я тебе помогу. У меня есть знакомые…

Он полез в карман рубахи и достал перетянутую резинкой колоду визитных карточек. Поискал. Едва не каждый второй кусочек картона нес на себе триколор и изображение двуглавого орла, то есть принадлежал какому-либо чиновнику.

— Дай позырить, — попросил Матвей.

— Нечего там зырить, — сухо ответил бывший компаньон. — Меньше знаешь — крепче спишь. Это тебе я говорю, Знайка… Вот, нашел. Держи. Позвони и скажи, что от меня. Этот дядя — большой человек. Очень большой. И станет еще больше, отвечаю. За ним — целая команда. Бандиты, спортсмены, промышленники с Урала и примкнувшие к ним засранцы всех мастей. Теперь его продвигают наверх, в политику. Он организует тебе любой займ. И, кстати, с ним работает твой приятель, Кирилл Кактус. Ты с ним учился в одной школе.

— Помню. Только что он там делает? Лечит боссам геморрой?

— Типа того.

Визитка показалась Матвею верхом дурного вкуса. По ярко-фиолетовому фону бежали золотые, жлобского дизайна, буквы:

НИКИТИН ИВАН ПЕТРОВИЧ ПРЕЗИДЕНТ МЕЖРЕГИОНАЛЬНОГО ФОНДА ВЕТЕРАНОВ ФИЗКУЛЬТУРЫ И СПОРТА

7. Пробил

Сыщик не действует в одиночку. Всегда — в команде. Его работа предполагает скорость. Оттого и называется оперативной. И капитан Свинец первым делом пожалел, что он в отпуске и, соответственно, вынужден действовать как частное лицо. Лучше было б позвать друзей-коллег, гонорар — как положено у товарищей по оружию — поделить на всех и сработать быстро: один побежал туда, другой — сюда, и дело сделано, пропавший виноторговец найден и возвращен в лоно семьи. Но тут, прикидывал далее капитан, вступают в силу разные привходящие факторы. Товарищи могут и не вписаться. Откажутся. Служба внутренней безопасности не дремлет. Это вам не девяносто пятый год, господа офицеры! Нынче за организованную за спиной начальства халтурку можно вылететь с работы без погон и пенсии. Кроме того, товарищи по оружию все худо-бедно устроились, давно имеют квартиры, в то время как капитан год назад приобрел в кредит первое в столице постоянное жилье и теперь ежемесячно относил свое жалованье в банк, и деньги ему не просто нужны, а нужны позарез.

К тому же особенных, закадычных товарищей в своем отделе капитан не имел. По той причине, что засиделся в капитанах. С ним вместе работала тридцатилетняя молодежь. Старые друзья как-то рассосались. Кто ушел на повышение, кто уволился и подался в бизнес. Молодежь уважала капитана — но держалась на дистанции. Капитан был старого разлива мент, привыкший жить в соответствии с фразой из бородатого анекдота: «Пистолет дали — и крутись, как можешь».

Он работал по обычному графику профессионального сыскаря — с утра до ночи, — поэтому от него ушла первая жена. Он не рвался к власти, чинам и деньгам — поэтому от него ушла вторая жена. Он привык думать про себя, что он прямой, грубый и крепкий человек, поэтому он не сильно горевал ни по поводу ухода первой жены (дура, она не понимала его работы), ни по поводу ухода второй жены (дура, она вообще ничего не понимала).

И Свинец решил поступить наоборот. Друзьям-коллегам ничего не говорить, а за помощью обратиться к начальству. Начальство — полковник Мудрук — десятки раз уже прикрывало капитана. Когда-то, шесть лет назад, капитан тащил начальство на себе. Почти десять километров по чеченским оврагам и распадкам. Тогда тоже стоял ноябрь, как теперь.

Свинец набрал номер и после скупых приветственных фраз попросил:

— Надо человечка пробить, товарищ полковник.

— Ну и пробей, — ответил Мудрук. — Позвони в отдел. Ребята все сделают. Я тут при чем?

— Дело такое… В общем, внеслужебное. Очень надо. Лично мне.

— Ты вроде в отпуске.

— Так точно. Но надо. Причем по полной программе. Причем прямо сейчас.

— Если что-нибудь натворишь — пеняй на себя.

— Так точно.

— Я серьезно.

— Я тоже. Вы не думайте ничего такого. Я ж в отпуске. Вот, решил разыскать старого друга, раз время появилось…

— Старых друзей не ищут, — с подозрением заметило начальство. — Старые друзья сами приходят.

— Вот и я о том же. Думал, он придет, а он все не приходит и не приходит…

— Ты мне зубы не заговаривай. И больше не лезь в служебное время с внеслужебными просьбами.

— Так точно.

— Диктуй ФИО.

— Мне по полной программе надо. Все, что есть, со времен царя Гороха.

— Через час мне надо быть в министерстве. Подъезжай туда. К проходной. Там все заберешь. Учти — это в последний раз.

— Спасибо, товарищ полковник.

— Сам ты товарищ. Диктуй давай…

Октябрьская площадь в середине сырого осеннего дня выглядела бесформенным, до крайности неуютным пространством, вдобавок опоганенным циклопическими рекламными баннерами; в центре торчал чугунный вождь пролетариата, изваянный мощным гопником в широких штанах; с краю все слабо подсвечивалось церковкой, часовней Казанской Божьей матери, некогда разрушенной последователями вождя, но теперь, в золотые времена, заново отстроенной богомольными нефтяными бонзами. Кроваво-красные рекламы, быковатый Ильич, задвинутый в угол храм — капитан почувствовал себя внутри фильма ужасов, поежился и вышел из машины, тут же получив от судьбы несильный подзатыльник: зацепился за рычаг ручного тормоза и порвал карман куртки. Шмотка была дорогая, некогда изъятая у лица, совершившего особо тяжкое преступление. Небрезгливый капитан часто пользовал вещи и предметы своих подопечных злодеев. С паршивой овцы хоть шерсти клок.

Потом его скрутило. Закружилась голова, заломило в затылке. Вот же невезуха, горько подумал он. Ходить и мучиться. И главное, за что мне такое? Обычный мент я. Без затей. Не жлоб, не гад. Если не по работе — я и мухи не обижу. Жил себе спокойно, ловил всякую нечисть. Лучше б меня тогда убило. Фугас бы рванул не в семидесяти метрах, а прямо под подошвами. А что? Никто б не заплакал. Папка давно помер. Мамка тем более. Жены нет. Остались, конечно, братовья, но они — мужики крепости необычайной, таких теперь не делают, они бы пережили. Почему меня не убило? Зачем остался жить с навсегда отбитой головой? Нет, ребята. Лучше б я был сейчас мертвый, как и положено в наше время всякому порядочному человеку. Сидел бы и беседовал с ангелами. В раю. Где чай всегда горячий, а пиво холодное.

Уже по походке полковника Свинец понял, что тот сильно не в духе. Впрочем, так было всегда.

— Чего такой бледный? — мрачно спросил Мудрук, приблизившись и обдав капитана запахом корвалола.

— Голова болит.

— Отойдем. Это погода, мать ее… У меня с утра мотор прихватывает. И нога. И вообще, достало меня все. Уйду на пенсию. От вас ото всех подальше…

— А как же я?

— А как хочешь.

Мудрук достал из кармана несколько вчетверо сложенных листов бумаги.

— Держи. Но учти, Свинец: если влезешь в говно…