НКВД против гестапо - Виктор Кузнецов

В анализе организации «Красная капелла», выполненном англичанами, роль Клода Спаака как помощника Треппера предстает следующим образом:

«Доверие Треппера к Спааку позволяет нам предположить в нем хорошего и доброжелательного друга СССР, если не ГРУ».

Рут Петере, жившая со Спааком и помогавшая ему в работе на Треппера, в 1946 г. стала второй женой бельгийца.

Дело Сюзанны Спаак Паннвиц комментирует следующим образом:

«Несмотря на сложные отношения с Треппером, мадам Спаак была милой дамой, которая производила незабываемое впечатление. Это была серьезная, уравновешенная женщина, которая смотрела на вас своими крупными глазами, производившими умиротворяющее воздействие. Совершенно очевидно, что она была проникнута салонно-большевистскими воззрениями. Весь образ ее действий походил на своего рода интеллектуальный спорт; она не могла пожертвовать своей уютной жизнью ради какого-то дела, чтобы предаться ему целиком и полностью.

Прежде всего, она была художницей с весьма модернистскими вкусами, что видно по написанным ею картинам, развешанным в ее квартире. Хотя нам было жаль ее, она слишком глубоко увязла в своей подрывной деятельности, чтобы ей можно было помочь. Вместе с мадам Май и другими лицами она предстала перед судом и была приговорена к смерти. По существу, мадам Май были вынесены два смертных приговора: один за пособничество врагу, второй — за хранение оружия. В то время был издан приказ, согласно которому смертный приговор, вынесенный судом в отношении иностранных подданных, должен был быть представлен Гитлеру. Он заменил смертную казнь мадам Май десятью годами тюремного заключения, но приговор в отношении мадам Спаак оставил без изменения. Очевидно, это объяснялось тем, что Поль Анри Спаак, премьер-министр бельгийского правительства в изгнании, находился в Москве. Я сам обращался к судебным властям в Берлине с просьбой изменить приговор на том основании, что мадам Спаак необходима нам по делу о розыске ее супруга, брата [бельгийского] премьера. Мое ходатайство о помиловании было принято. Я предложил Берлину потребовать от мадам Спаак принять участие в розысках супруга, пообещав, что смертный приговор в ее отношении не будет приведен в исполнение, если мсье Спаака найдут, и что оба они до конца войны останутся в тюрьме. Берлин однозначно согласился с этим предложением. Мадам Спаак находилась в военной парижской тюрьме Френ, где содержались заключенные, арестованные полицией безопасности (Зипо), но которая находилась в ведении военного командования. Единственное исключение составляли высокопоставленные узники, узники полиции безопасности, которых отвезли на виллу Бемельбург. Арестованные Кент, Барча и Лайон-Смит жили на моей вилле. Я предложил мадам Спаак написать письмо мужу с изложением немецкого предложения и переслать его ему с детьми. Прежде чем приняться за письмо, она спросила у тюремного начальства, сумеем ли мы сдержать слово. Тюремные власти поручили мне продолжать с нею переговоры. Я снова написал в Берлин и попросил подтвердить их обещание, подчеркнув, что я должен сдержать свое слово. Мне ответили, что обещание будет выполнено. После повторного подтверждения мадам Спаак, как было условлено, написала письмо и вложила в него две куколки, сплетенные из собственных волос. Дети, жившие у бабушки в Брюсселе, письмо это получили. Их отец должен был узнать о его содержании, однако до нашей эвакуации из Парижа так и не появился. Во время ухода немецких частей и учреждений из Парижа перевозка лиц, заключенных в тюрьме Френ, находилась в руках военной администрации тюрьмы. Я знаю наверняка, что отмена смертной казни в отношении мадам Спаак в тюрьме не подвергалась сомнению. Я был все время уверен, что ее перевели в какую-то тюрьму в Германии. Эта моя уверенность была подкреплена тем фактом, что в апреле 1945 г. я получил радиограмму от криминального директора Хорста Копкова из РСХА. В это время я находился в Хайлигенберге, что на берегу Боденского озера. В этой радиограмме он советовался со мной по поводу обмена мадам Спаак на немецких военнопленных. Прежде я об этом не думал, но после этой радиограммы я пришел к заключению, что в конце войны мадам Спаак обменяли. Однако в Москве я узнал, что мадам Спаак казнили, когда она еще находилась в парижской тюрьме Френ.

Я просто не поверил этому. Вернувшись из плена в Советском Союзе в Германию, я узнал, что это действительно так. Произошла какая-то страшная ошибка, поскольку руководимая мной зондеркоманда и полиция безопасности никогда не нарушали отмену смертного приговора. Ответственность лежит на тюремной канцелярии, где, должно быть, не заметили документ, отменяющий смертную казнь. Моя зондеркоманда не могла нести ответственность за то, что в спешке последних дней эвакуации из Парижа не проследили за вывозом заключенных. Крайне прискорбно, что все наши старания спасти жизнь этой женщины оказались напрасными из-за глупой и ужасной ошибки тюремной администрации».

Когда Паннвица допрашивали в Москве, то МГБ очень заинтересовался делом Сюзанны Спаак. Паннвиц сообщает:

«… Чтобы дискредитировать меня как серьезного свидетеля, который мог дать показания против него, Треппер сообщил им, что незадолго до эвакуации немецких войск из Парижа меня видели в форме в обществе многих других людей на кладбище неподалеку от тюрьмы Френ. Он утверждает, будто я представился управляющему кладбищем своим настоящим именем и приказал ему вырыть могилу, поскольку неподалеку расстреляна мадам Спаак, а затем ее закопать. Советский следователь, допрашивавший меня, в течение девяти месяцев безуспешно пытался заставить меня подписать признание в том, что будто бы я ответствен за смерть мадам Спаак. Из этих допросов я понял, что мадам Спаак была внесена в картотеку советской агентуры под псевдонимом «Интеллигентка» и в течение многих лет являлась советским агентом, которого высоко ценили. Эта тема неоднократно поднималась, и я убежден, что так оно и было».

* * *

5 января 1945 г. Треппер, Шандор Радо и Александр Фут под чужими фамилиями были доставлены на самолете из Парижа в Москву. У всех были удостоверения о репатриации, выданные им советской комиссией по репатриации, которая была создана незадолго до этого.

В самолете находились Л. Треппер, Ш. Радо, А. Фут и другие лица — всего двенадцать человек. Поскольку в Центральной Европе война еще продолжалась, самолет летел в Москву следующим маршрутом: Париж — Триполи — Каир — Анкара — Тегеран — Москва. Настроение, царившее на борту самолета, нельзя было назвать праздничным. Треппер, побывавший в руках гестапо, поделился с Радо своими опасениями: «Центр строго наказывает за неудачи и, попав в Москву, вы вряд ли сумеете вернуться в Париж».

Эти слова не добавили оптимизма Радо, находившемуся в состоянии глубокой депрессии. Сказалось длительное пребывание (более года) на нелегальном положении без выхода на улицу и полученное в Париже известие о гибели в Венгрии в фашистском концлагере всех родных. Боясь, что в Москве не станут объективно заниматься разбором дела и всю вину за провал резидентуры взвалят на него, Радо во время остановки в Каире бежал из гостиницы «Луна-парк» и обратился с просьбой о политическом убежище в английское посольство.

Но англичане посчитали, что Игнатий Кулишер, «бывший советский военнопленный, репатриируемый в СССР» (паспорт на это имя вручили Ш. Радо перед вылетом в Париже) не представляет для них интереса, и отказали ему в просьбе. Через два часа после посещения посольства Радо попытался покончить жизнь самоубийством. К счастью, ему вовремя оказали медицинскую помощь и поместили в госпиталь, а после выздоровления — в лагерь для интернированных лиц.

Исчезновение швейцарского резидента не на шутку встревожило руководство Центра. Были приняты соответствующие меры. Советский посол в Египте вручил местным властям ноту, в которой говорилось, что Игнатий Кулишер совершил на территории СССР убийство, и потребовал его выдачи. Не желая ссориться с Советским Союзом, каирские власти передали Радо в августе 1945 г. официальным представителям СССР. Его доставили в Москву и передали органам военной контрразведки (СМЕРШ).

После более чем полугодового следствия Ш. Радо в декабре 1946 г. был осужден Особым совещанием при МГБ СССР на 10 лет тюремного заключения за шпионаж. Ему вменялось в вину: во-первых, провал швейцарской резидентуры, произошедший по его халатности при хранении шифров, оперативных материалов и из-за отсутствия необходимой конспирации; во-вторых, тот факт, что в его агентурной сети были агенты-двойники, работавшие одновременно на советскую, английскую, французскую и швейцарскую разведки (Лонг, Зальтер, Люси и другие); в-третьих, то, что он сам был двойником. (Это обвинение было выдвинуто на основании телеграммы Ш. Радо в Центр после ареста всех радистов, в которой он предлагал передавать сведения в Москву через английское посольство, а также по факту его бегства в Каире).