Самый младший лейтенант. Корректировщик истории - Юрий Валин

– Пегие – самые умные, – убежденно настаивала Катрин. – У нас кобыла была – так аж пугала интеллектом. Умная, сдержанная, спокойная. Ей бы дар речи – точно бы должность коменданта заняла. Спиноза и Лев Толстой в одной морде.

– Про Спиноз не знаю, а бывает, что и саврасые кой-чего соображают, – возражал возница. – У нас в деревне так и говорили – савраску бери, да не дури. Впрочем, бывает и навыворот…

Беседу опытные коневоды закончили на развилке – возница держал путь дальше, в прячущуюся в низине Журавлевку, а опергруппе нужно было сворачивать к центру города.

– Будь жив, отец, – пожелала Катрин, закидывая на плечо вещмешок и винтовку.

– Да уж поднатужусь, – солдат поскреб плохо выбритый подбородок. – А что там наверху слышно, а, товарищи лейтенанты? Ежели не секрет, конечно.

– Так понятно что. Мы наступали-наступали, теперь фрицы вздумали навалиться. Маневренная война. Приказ на отход получишь – лошадок не придерживай. Целее будут.

– Ясно дело. Не впервой, – возница приветственно приподнял мозолистую ладонь. – Бывайте, товарищи командиры.

Спуск оказался крутой – опергруппа взбиралась по скользкой тропинке, начальница бормотала ругательства, подбирая полы шинели.

– Кать, дай винтовку понесу, – пробормотал Женька.

– На улицу выйдем, отдам. Смотри шмотки не потеряй. Носильщик…

Выбрались к краю кладбища. Женька отдувался, начальница озиралась:

– Так, городской погост. Надо думать, город большой, мест для упокоений хватает, но приятно. В смысле, приятно, что ориентируемся. Это, должно быть, так называемое Немецкое кладбище. Нам вот туда нужно…

Шагали краем погоста, Женька опасался зацепить покосившиеся кресты. Внезапно Катрин потянула носом:

– Э, тут что-то неухожено.

Три трупа валялись в мелкой ложбине. С краю лежала женщина в одном белье. Женька никогда не думал, что труп может выглядеть так… так… дурно.

– Шлепнули кого-то между делом, – пробормотала Катрин. – Давай-ка обойдем…

Попетляли между могил, выбрались сквозь дыру в ветхом заборе на улицу.

– М-да, смерть штука неприглядная, – сказала Катрин. – Наши «готы» излишне поэтично к этому явлению относятся. Жень, если мутит, водички попей. Достать флягу?

– Не нужно, – Женька судорожно сглотнул. – Я от неожиданности.

– Бывает. Ночью ты неплохо держался.

– Там солдаты были. И вообще, по-другому.

– Несомненно. Кстати, выражаю благодарность за участие в битве с залетной разведгруппой немцев.

– Да я там выстрелил-то один раз. В небо.

– Мог и сэкономить патрон. Твое дело было командирское – орать: «По фашистским оккупантам – огонь!» Ладно, пошагали. Держи винтовку и думай о деле.

Завернули за угол. Впереди виднелись многоэтажные, вполне городского вида дома.

– Видимо, это и есть улица Веснина, известного российского архитектора, – определила Катрин. – Знать бы, в честь какого из братьев названа. Их целых трое было.

– Для сержанта-лейтенанта ты очень образованная, – проворчал Женька.

– Нет, энциклопедических знаний не имею. Просто тщательно изучаю театр военных действий.

– Да я не про улицу. Ты и о лошадях можешь говорить, и о папиросах. Специально училась легко трепаться? В смысле контактировать с предками. Хорошие психологи тебя прокачивали.

Кажется, начальница обиделась:

– Дубина ты, Земляков. Если я пачку сигарет человеку презентовала, так это такое коварное психологическое ухищрение? А лошадей и собак я просто люблю. Искренне и без всякого шпионского умысла.

– Извини. Просто подумал, что очень полезно быть коммуникабельным.

– Тьфу! Звучит как-то противно. Это же наши люди.

Женька подумал, что свои люди все-таки остались в XXI веке, но напоминать об этом сержантше бессмысленно. У нее видение специфическое. Понять можно – стиль жизни Отдела сказывается.

Прямо посреди мостовой застыл здоровенный танк с высокой башней и толстым стволом орудия. Броня ржавая, рыжая. Видно, горел. Под брюхом скопился весенний почерневший снег.

– Ого, какая дура, – сказал Женька.

– «Ворошилов-второй». С 41-го, наверное, стоит. Только он не «дура». Видишь ли, Земляков, наши танки – это достойные боевые машины. Да, порой с неудачной ходовой частью, без продуманной системы вентиляции и с плохим обзором. Только лично нас это не оправдывает. Немцев и на жестяных «БТ» били. Я сама видела. А если мы с тобой не умеем сжечь «панцер» или в секунду завалить мотоциклистов, то это вовсе не потому, что русские конструкторы-оружейники безголовые и безрукие.

– Ну что вы, Екатерина Георгиевна, я же просто так сказал. Без умысла, – уныло заверил Женька.

– Пора хоть какой-то умысел в башке иметь, Евгений.

Дошли до перекрестка. Проезд перегораживала баррикада, усиленная несколькими противотанковыми «ежами». Вокруг высились серые строгие дома с выбитыми стеклами и следами пожаров. Угловой дом лежал в руинах. Вдоль улицы громоздились кучи мусора. Под столбом валялся многословный немецкий указатель, над ним красовалась неровно выведенная краской стрелка – «Белгород». Впереди, на следующем перекрестке, виднелась еще одна баррикада – повыше, за ней мелькали торопливые машины – движение для вымершего города казалось весьма оживленным.

– Так. Туда – Белгородское шоссе, сюда, следовательно, – в центр города. Осталось найти улицу знаменитого товарища публициста Чернышевского. Но сначала перекусить нужно. Сейчас до следующего угла дойдем и отдохнем.

Оборонительное сооружение оказалось охраняемым. Торчало из амбразуры между мешков с песком рыльце «максима», стоял часовой.

– Товарищ боец, где улица Чернышевского, не подскажешь?

– Не знаю. Проходите, товарищи лейтенанты, не положено здесь.

Опергруппа присела на смятую металлическую балку, валяющуюся у дворовых ворот.

– Найдем, – сказала Катрин, доставая из вещмешка банку консервов. – Где-то мы рядом с Чернышевским.

– Может, все-таки карту нужно было взять?

– Какую карту, Земляков? – с грустью поинтересовалась Катрин. – Довоенную? Туристическую? Попробовать изыскать немецкий план города? Тебе было бы интересно порасшифровывать, да? Оглянись, толмач.

Дворы, заваленные мусором. Сарайчики, все деревянное в которых разобрано и растащено на дрова. Размокшие бумаги в снегу, оборванные провода. Мертвые окна. Заунывно ноющий на ветру, свисающий с крыши лист жести. Из живых существ лишь две галки, расхаживающие по козырьку подъезда и с надеждой поглядывающие на людей.

Женька глотнул из сунутой начальницей фляги. Вода отдавала железом. В животе немедленно заурчало. Женька смущенно спросил:

– Кать, а где люди? В смысле гражданские? Неужели никого не осталось?

– Остались, – Катрин достала из-за голенища немецкий штык-нож, вспорола крышку банки. – Народ здесь научен горьким опытом. Чувствуют, что не сегодня так завтра начнется пальба. Кто уходит, кто погреб готовит. А кто уже в Лесопарке, в овраге лежит. Ничего, после войны все наладится-отстроится-забудется. Время пройдет, кое-кто начнет поговаривать, что при немцах лучше жилось. Вечный огонь в Лесопарке погасят. В целях экономии дорожающего газа. Ладно, ешь…

Женька ковырнул ложкой бурую массу. Вроде бы овощи тушеные.

– Известная немецкая провокация, – пояснила Катрин. – Сверху морковка с капустой, снизу мясо. Перемешивай…

Трофейные консервы были, в общем-то, ничего. Только хлеба к ним имелось маловато. Опергруппа не торопясь обедала, наблюдая за улицей. Кое-кто живой здесь все-таки был. Вышла из подъезда женщина, увидела военных и на всякий случай нырнула обратно. Проковылял дед с плетеной кошелкой. Прошла девочка-подросток, отчего-то очень испуганно глянула на Женьку.

– Надо бы кипятка набрать, – заметила Катрин. – Нам здесь еще гулять и гулять. Вот найдем искомый дом, прощупаем. А потом что? Где бы нам тебя с хозяйством пристроить, а, товарищ младший лейтенант? Чтоб и мне спокойно было, и тебе?

Женька пожал плечами. Город давил своей пустотой и безысходностью. Неужели это потому, что знаешь, как скоро немцы будут здесь? Ты знаешь, а остальные, выходит, просто чувствуют? Инстинктивно?

Мимо опять прошла девчонка. Некрасивая, в неуклюжем пальто. Бомжиха. Разве что коса пушистая из-под платка торчит. Снова глянула затравленно. Глаза черные. Как у грачей.

– Кать, а Кать? – упавшим голосом промямлил Женька.

– Ну? – наставница вслед девчонке не смотрела, хотя бесспорно видела туземку.

– Кать, а она…

– Жрать она хочет, – довольно злобно сказала наставница. – Война здесь, Земляков. Со всеми вытекающими.

– А…

– Отдай, – сумрачно разрешила сержантша. – Выкрутимся как-нибудь. Один черт, аппетит соплячка перебила.

Женька подхватил полупустую банку, быстрыми шагами догнал девчонку. Та шарахнулась.

– У нас тут овощи остались. Жрать будешь? – грубо спросил Женька.