Роковая любовь немецкой принцессы - Елена Арсеньева

Милостивый государь, события в России развиваются таким образом, что я счел своим долгом пренебречь обычными сроками и способами нашего общения и обратиться к вам с приватным посланием. Граф Панин отставлен от особы наследника. Императрица дала наконец волю своей давней неприязни к нему. Она надеется, что женитьба переменит характер сына. Впечатление, произведенное на нее Вильгельминой Гессен-Дармштадтской, можно назвать более чем благоприятным. Разумеется, ей неизвестны те отношения, которые сложились между принцессой и конфидентом наследника, графом Разумовским. У нас есть основания предполагать, что эти отношения продолжаются теперь, будут продолжаться и впредь. Честолюбие молодой принцессы – первая и основная черта, которая отмечается всеми, кто ее знал. Я получил копии с донесений барона Ассебурга императрице – он не единожды обращает внимание на это свойство ее характера. Это та самая струна, на которой следует сыграть. Думаю, не ошибусь, если скажу, что семейная идиллия между Екатериной и ее невесткой долго не продлится. Если найти разумный подход к будущей великой княгине, мы можем достигнуть очень многого. Разумеется, потребуются деньги, но прежде всего нужно найти к ней прямой подход. Нам необходимо знать в малейших подробностях о деталях тех отношений, которые связывают германскую принцессу, русского цесаревича и их общего друга. В связи с этим прошу вас, сударь, помочь. Конечно, вы можете сказать, что я нахожусь поблизости от августейшего семейства, а потому мне и карты в руки. Однако я уже предпринимал попытки внедрить своих людей в их окружение и потерпел в этом совершеннейшую неудачу. Молодая принцесса чрезвычайно недоверчива и ненавидит русских. К своим фрейлинам она относится с нескрываемым презрением и, разумеется, не делает их поверенными своих тайн. Единственный русский, который пользуется ее благорасположением, это граф Разумовский, но, как вы сами понимаете, он вряд ли станет шпионить в нашу пользу за своей любовницей. После отставки господина Панина все мои попытки подступиться к великому князю или внедрить в его окружение своего человека также терпят крах. По степени недоверчивости к людям он еще даст фору своей невесте.

Совершенно случайно мне стало известно, что из Дармштадта должны выехать несколько слуг, которым предстоит скрашивать здесь, в России, тоску великой княгини по родине. Было бы неплохо найти к ним подход. Но я обладаю слишком незначительными сведениями о них. Прошу вас обратиться к вашим агентам в Германии, дав им поручение снабдить меня самыми полными и обширными сведениями об этих людях, об их прошлом, возможно, о каких-то тайнах. Чтобы получить доступ к приватным секретам молодого августейшего семейства, мы должны крепко держать в руках кого-то из близких к ним людей.

Остаюсь преданный вам

де Сен-Жорж де Верак.

* * *

– Натали, – пробормотала она, глядя в зеркало, и скорчила гримасу. – Натали!

Натали – это значит Наталья. Новое имя не нравилось Вильгельмине: оно было слишком слабым, на ее взгляд. Вильгельмина давно заметила, что те женщины, которые носят мужские имена (Валентина, Евгения, Александра… само собой, конечно, Вильгельмина!), нравом гораздо сильнее своих тезок-мужчин и крепче их умом. Конечно, бывают исключения, такие, как Александр Великий или Вильгельм Завоеватель. Но они только подтверждают правило. Как будто мужское имя придает силу носящей его женщине! А имя Наталья было слишком мягким, каким-то расплывчатым… Утешало лишь то, что так звали матушку самого Великого Петра и его сестру. Правда, самостоятельно править им не удалось, однако тогда были совсем другие времена. Надо думать, новой Наталье повезет!

Наталья… Нет, не нравится! Ее передернуло. Наталья Алексеевна… не выговорить! Одна радость – ей это выговаривать не придется, пусть ломают язык другие. Отзываться на это имя ей тоже не придется: ведь обычное к ней обращение со вчерашнего дня – «ваше высочество». Будущему мужу она строго-настрого запретила звать себя иначе, чем Вилли, как звали дома. Свекрови, конечно, никаких условий не поставишь… А то потайное имя, Минна, останется для единственного мужчины, которому его разрешено произносить, для единственного мужчины – Андре…

Он уже добрался до Санкт-Петербурга и принес свои поздравления великому князю и его невесте.

– Ну вот, – весело вскричал Павел, обнимая друга, – я же поручал тебе самому взглянуть на нее и привезти ко мне! А ты появился только теперь, когда уже все решено!

– Я видел ее высочество, – сказал граф Андрей, кланяясь Вильгельмине, которая вонзила ногти в ладони, чтобы подавить желание броситься ему на шею. – И мы начали путь вместе на «Быстром», но потом мне было дано это поручение, которое назвали срочным…

– Понимаю, – скривился Павел. – Очередные выдумки моей матушки!

Вильгельмина бросила на жениха быстрый взгляд… о, сыновней любви на его лице нет и в помине! Тем лучше… ей тоже не понравилась будущая свекровь. Конечно, Вильгельмина была слишком умна, чтобы показать это. Можно не сомневаться, что императрица видела в ее глазах только доверчивость и покорность. Жених видит приветливую нежность. Но для Андре она затаила другой взгляд!

Отвернувшись от Павла, она посмотрела на того, которого любила.

– Я исполнил поручение, – нетвердым голосом, после некоторой запинки, проговорил Разумовский. – Я исполнил…

– Да, – прошептала Вильгельмина, нет, Минна…

– А у меня для тебя тоже поручение, Андре! – воскликнул вдруг Павел, подмигивая. – Угадай, кто просил тебе что-то передать! Простите, дорогая, – улыбнулся он невесте, – это наш мужской разговор.

Они отошли, а Вильгельмина смотрела им вслед, поражаясь тому, сколь щедро одарила природа одного – графа Андрея, и сколь обделила другого – ее нареченного жениха.

О чем они могут говорить? Судя по похотливому выражению, мелькнувшему на лице Павла, речь шла о женщине…

«Если это любовница Павла, мне все равно, – холодно подумала Вильгельмина. – Если она любовница Андре… я убью ее собственными руками».

Ей никогда не приходилось убивать, но она твердо знала, что никого не оставит между собой и человеком, который украл ее душу в ту ночь в тесной каюте, где мигала лампадка у сурового лика Николая Чудотворца, покровителя моряков и путешественников, а маленький паучок, в которого воплотился бог любви, плел неразрывную сеть.

Впрочем, никого убивать ей не понадобилось бы, поскольку речь шла именно о любовнице Павла.

– Алымушка была чудненькая, – шептал он, краснея от возбуждения. – Думаю, я ей тоже понравился. Но она ждет не дождется тебя. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я тоже иногда стану ее навещать? Ты ведь не ревнив, сколь я помню?