История Константинопольских соборов IX века - Алексей Лебедев

Четвертое заседание собора гораздо интереснее. Оно происходило 13 октября и состояло из того же числа епископов, как и предыдущее, т. е. было очень немногочисленно по количеству членов. На этом заседании происходит первое столкновение между членами собора и приверженцами Фотия из числа епископов. Собору пришлось узнать горькую для него истину — именно приверженцы Фотия были тверды, стойки, одушевлены духом независимости и ни в чем не хотели поступаться в пользу требований собора, которые они не считали законными. Положение собора было незавидное. Папские громы ничуть не страшили сторонников Фотия, крепко стоявших за независимость Восточной Церкви от римского первосвященника. Заседание открылось следующим заявлением патрикия Вааниса: два епископа, посвященные Мефодием, но потом перешедшие на сторону Фотия, когда он провозглашен был патриархом, Феофил и Захария, были в составе посольства, отправлявшегося в Рим из Константинополя для уведомления папы Николая о поставлении нового патриарха в восточной столице, — они, эти епископы, утверждали и утверждают, что папа Николай принял в общение с собой Фотия и признал его патриархом, — говорил Ваанис. Это обстоятельство приводит в смущение народ (т. е. народ недоумевает: каким образом могло случиться, что раз признанный папой Фотий потом вдруг низвергается, как незаконный патриарх, отвергаемый Римом?). Почему Ваанис и предложил собору — призвать упомянутых двух епископов и доказать им, что разглашаемые ими сведения лишены справедливости. Легаты и местоблюстители восточных патриархов не желали приглашать на собор ни Фотия, ни его сторонников: им казалось, что дело их однажды и навсегда решено в Риме и что собору нет нужды вызывать их и рассуждать с ними. Поэтому легаты не дали прямого позволения — пригласить Феофила и Захарию на собор, и удовольствовались тем, что была послана к ним депутация от лица собора, состоявшая исключительно из мирян и низших клириков (знак, что собор уже не считал этих епископов действительными епископами) — с целью разузнать об их взглядах на собор и на главу их партии — Фотия, для чего депутация должна была предложить им вопросы: от кого получили они епископское посвящение и с кем имеют общение, как своим патриархом? Депутация исполнила волю собора. Ответ спрашиваемых епископов был очень короток, но красноречив; они дали знать, что Игнатия они не считают своим патриархом, сказав: мы посвящены Мефодием и находимся в общении с Фотием. Ответ этот был доведен до сведения собора и, конечно, не был приятен ему. Члены собора восклинули: «В таком случае пусть и они разделяют жребий Фотия!»; какой это жребий — понятно само собой. Легаты, по–видимому, предполагали, что теперь вопрос о призыве фотиан на собор совсем окончен. Но оказалось не так. Патрикий Ваанис держит речь, в которой старается доказать, что дело невозможное, чтобы Фотий и фотиане были окончательно осуждены, не имея случая самолично выслушать от собора, чего именно требует и желает от них этот последний. Ваанис говорил: «Фотий и его приверженцы должны быть вызваны на собор, — они должны выслушать обвинения против них и должны быть обличены на основании канонов; если осудить их, не вызывая на собор, тогда они будут разглашать: «Мы требуем справедливости, мы хотим сами слышать наше осуждение; какой суд молсет быть без выслушивания обвиненных?» Нельзя думать, — говорил Ваанис, — чтобы суд заочный был делом справедливым: пусть они больны — не спорим, но в таком случае исцелите их; но каким образом вы исцелите их совесть, если они не будут призваны сюда?» Ваанис в своей речи доходит даже до угроз; он говорит: «Мы обязаны, подобно прочим членам собора, подписывать каждое деяние его, но мы отказываемся сделать это, если они будут осуждены, не будучи вызваны для суда». Нужно сказать, что Ваанис, говоривший от лица прочих императорских сановников, присутствовавших на соборе, в своих заявлениях стоял на твердой канонической почве; для церковных судов имело полную обязательную силу известное юридическое правило: отсутствующего не судят.[223] Но все–таки нам кажется, что таким высоким тоном Ваанис говорил не по своей мысли, а по приказу верховной власти. Из позднейших деяний этого же собора ясно открывается, что такова именно была точка зрения Василия Македонянина. Быть может, правительство стало на эту точку зрения не тотчас; но раз оно пришло к этой мысли, оно сочло долгом отстаивать ее. В этом отчасти убеждает нас и речь, которую вслед за Ваанисом произносит Митрофан Смирнский, ревностный игнатианин; он, без сомнения, стоял на стороне Рима и желал строгого и беспощадного суда над Фотием и фотианами. И тем не менее в ответной речи Ваанису в значительной мере поддерживает требование этого последнего. Партия игнатиан восторжествовала благодаря лишь поддержке императора Василия; это лучше других знал Митрофан и счел долгом высказаться в пользу предложения Вааниса, понимая, что этим он делает угодное императору. Митрофан, без сомнения, имел сведения, что сказанное Ваанисом составляет волю самого императора. Митрофан начинает свою речь лестным для самолюбия легатов заявлением, что члены собора почитают их, «как пророков» (Ваанис в своей неприятной для легатов речи тоже не счел удобным обойтись без некоего льстивого замечания по адресу легатов и сказал, что их, легатов, приняли в Византии, как свв. апостолов), и далеки от того, чтобы показывать к ним пренебрежение; но, прибавил он, однако, предложение Вааниса справедливо и заслуживает одобрения, — нужно спросить Фотия и фотиан, признают ли они легатов своими судьями, принимают ли они собор, как действительный собор; пусть будет открыт им случай к защите самих себя, и, во всяком случае, их нужно судить не заочно, а в их присутствии. Легаты, по–видимому, совсем не были приготовлены к такому обороту дел. Они полагали, что задача их деятельности будет очень коротка, но исполнена значения. К смущению легатов, теперь в ответ Ваанису и Митрофану весь собор начал возглашать: «Определяем, чтобы подлежащие суду были вызваны на собор и чтобы суд был в их присутствии, им должно быть дано право защиты».[224] Легаты попробовали было защищать свое мнение, но скоро должны были уступить. Они увидели, что они со своим протестом против Вааниса И Митрофана остаются одиноки. Легаты задали такой вопрос: «Да разве суждение папы этим епископам (т. е. Фотию и его сторонникам) неизвестно?» Ваанис отвечал: «Они не слыхали собственными ушами осуждения в Риме, потому что они не были там». Легаты не сразу сдались и после этого замечания. Они стали бояться того, чтобы не вздумали пересматривать на соборе определений папы Николая. В Риме уже начало утверждаться убеждение, что раз произнесенное папой суждение не может быть никем отменено (Roma locuta res decisa). В настоящем случае встретились и столкнулись два воззрения: римское, что папа и его решения не подлежат пересмотру, и восточное, что собор (и в особенности Вселенский) выше определений и решений отдельных патриархов. Под влиянием своего римского мнения легаты говорили: «Мы не можем уничтожать приговора, произнесенного в Риме, это было бы противно канонам» (каким это? — А. Л.). Затем они сказали, что со стороны фотиан были посылаемы депутаты в Рим с целью достигнуть признания папой Фотия в достоинстве Патриарха, и, значит, они знали об осуждении Фотия и его приверженцев. Но однако же вслед за этим легаты заметно стали уступать. Последнее возражение папских легатов заключалось в следующем: фотиане хотят увернуться, весь мир, Восток, Запад и Церковь Константинопольская знают, что Постановлено против них, они одни будто не знают этого. И разве мало прошло времени после собора 863 года, когда произошло их осуждение в Риме, — а они будто бы не знают этого? Это одна пустая отговорка, они хотят избежать суда — говорили легаты. Легаты странным образом воображали, что будто им внушают мысль, что фотиане в самом деле ничего не слыхали о проклятиях, которыми их щедро осыпал Рим. Чтобы поставить вопрос на более правильный путь, императорские сановники сделали еще одно замечание, после которого легаты окончательно уступили: «Фотиане, — сказали сановники, — вовсе не думают избегать суда; если бы они хотели этого, то они имели возможность самым делом обратиться в бегство; но они остаются на месте и хотят лишь того, чтобы все, что они слышали о папском суде, получило для них полную достоверность, а для этого им нужно явиться на собор». Только теперь легаты объявили: «Пусть они явятся на собор и станут на самом последнем месте» (т. е. наряду с мирянами. — А. Л.). «Как прикажете, так и будет, — сказали сановники (как будто бы, в самом деле, на это была собственная воля легатов. — А. Л.). Но мы просим, чтобы вместе с Фотием вызваны были, по крайней мере, три или четыре его приверженца, получившие от него посвящение, и пусть они, подобно мирянам, станут позади нас». Легаты не противились, позволив вызвать трех приверженцев Фотия. Но сановники почему–то заявили, чтобы таких приверженцев Фотия было вызвано не менее пяти. Легаты и против этого не стали спорить, ограничившись замечанием, что фотиане вызываются на собор под условием не спорить, а довольствоваться слушанием чтения писем папы Николая.