Нф-100: Небо в зеленой воде - Ольга Скубицкая

Параллельно возникло море вопросов, и они продолжали прибывать, но некоторые особенно терзали меня.

- Почему мы такие? Кому и зачем все это нужно?

- Этого я не знаю. Поразительно, ты так спокойно восприняла доказательство теории переселения душ. Твоя религия что, не мешает этому? - отозвался он, указывая рукой на мой нательный крестик, зацепившийся за молнию расстегнутой куртки, которую я так и не успела снять. - А как же рай, ад и тому подобное?

- Никогда всерьез не верила в них, и религиозностью никогда не страдала, в отличие от прошлой жизни, - почти давясь сочетанием 'прошлая жизнь', пробормотала я.

- Это хорошо, не закостенелость мышления поможет тебе пройти пробуждение легче.

- Чем конкретно я теперь отличаюсь от себя же, но месяц назад, к примеру?

- Ходить по воде и творить чудеса ты точно не умеешь. Ты способна путешествовать через память души по своим прошлым жизням, менять ничего не сможешь, но наблюдать за происходящим и проживать эти жизни вновь и вновь сколько захочешь. Поверь мне - это очень интересно, изучение истории человечества в подлиннике. Но все омрачает существенный минус - у тебя есть теперь как бы еще одна часть тела, я. Ты будешь чувствовать переполняющие меня сильные эмоции, боль и страдания. Но это мелочь по сравнению с тем, что у тебя появился ограничитель, части энергии в нас обоих пробуждены, и теперь мы не можем далеко удаляться друг от друга. Чем больше ты будешь вспоминать прошлые жизни, тем больше будет сужаться допустимое расстояние между нами. Это как раз относится к правилам, о которых я упоминал. Под это придется подстраивать наши жизни, - он издал вымученный вздох, прежде чем продолжить.

- Англия далеко от России по меркам связей между нами, следовательно, кому-то придется переехать и сократить это расстояние до позволительного.

- Что значит 'не можем удаляться друг от друга'? Ты сядешь в свой поезд, а я в свой или самолеты, например, - взбудораженная негативными перспективами предположила я. Сомнительно, что пузырьки могут так сильно сдерживать меня от возможности рвануть подальше от этого человека, что я и намеревалась сделать, получив всю важную информацию.

Реакция на мои слова - безудержный хохот Даниэля, не заставила себя долго ждать.

- Да ты еще совсем не понимаешь, насколько все это сильно держит нас, - запинаясь от утихающего смеха, выдавил он. - Поезда, просто встанут как вкопанные, когда расстояние между нами сравняется с максимально допустимым, и с места не сдвинутся, пока мы будем в них находиться. С самолетами все обстоит еще хуже, они остановятся и рухнут вниз. Если решим покончить жизнь самоубийством одновременно, то воспользуемся этой твоей идеей.

- Теперь ты понимаешь, - удовлетворенно кивнул он, очевидно, заметив, как вытянулось мое лицо. - Вот поэтому я и ненавижу, что ты существуешь, хотя дело даже не в тебе, а в этой чертовой связи между нами. Теперь мы как заключенные, и всю жизнь придется с этим считаться, о полной свободе можно забыть. - Мужчина приходил в тихую ярость, говоря все это.

- Полгода назад я почувствовал тебя, очень размыто, нечетко, едва - едва, ты иногда звала меня, но еле слышно, я понимал, что ты еще очень далеко, но твоя энергия уже пытается проснуться. Кстати, если принять в расчет разницу во времени, скорее всего, в эти моменты ты спала. Затем сильнее, когда приехал в Швейцарию, но я еще питал надежду, что мы не встретимся, сама судьба обычно сопротивляется и не дает частям энергии соединиться. Почему, опять же, не знаю, даже не спрашивай, и хотя это всего лишь очередная из моих теорий, мы обошлись друг без друга в двух из четырех прошлых жизней, которые я помню. Нас разводит в разные стороны довольно часто, и я так рассчитывал на передышку в этой жизни после Америки восемнадцатого века. Поэтому и удивился там, в музее, когда увидел твои глаза и почувствовал, что скрывается за ними. Правда, надежда, что ты не проснешься, еще имела право на существование, и я первым же поездом помчался сюда, думая, что удаляюсь, а на самом деле приблизился.

- И что теперь делать? - перспектива навечно быть привязанной к англичанину взбесила меня, и пусть возможное расстояние между нами измеряется даже километрами, но мне же теперь придется согласовывать с посторонним человеком передвижения по планете. А еще, как я поняла, если кто-нибудь пырнет его ножом в темной подворотне, я буду мучиться от боли, пока он не истечет кровью и не умрет. 'Да, милая перспективка, ничего не скажешь'.

- Дальше... - на миг задумался он, что-то в уме просчитывая. - Сколько ты собираешься еще отдыхать?

- Какой теперь, к черту, отдых, пробыть собиралась еще три недели, - угрюмо ответила я.

Господина Вильсона позабавила моя реакция, и он косо улыбнулся. Лучше бы ему этого не делать, поскольку в такие моменты его лицо преображалось из просто остро холодного в демонически неприятное, словно вот-вот из-за спины покажутся крылья падшего ангела, или откроется дверь в ад.

- Да ладно, расслабься, с этим вполне можно жить. Когда ты находилась еще в России?

- Семь дней назад, - не понимала я, к чему он клонит.

- Хорошо, у меня еще в Швейцарии много дел и я, скорее всего, останусь месяцев на семь. Между мной и тобой, когда ты вернешься в Россию, будет нормальное расстояние, надеюсь. Я тебя достаточно хорошо ощущал даже десять дней назад, а значит, на ближайшие семь месяцев ничего не придется менять, если ты, конечно, не решишь переехать на другой конец своей необъятной страны. Может, и там расстояние терпимое, хотя сомневаюсь. Так что на тот случай, если застопоришься на месте и не сможешь сдвинуться, знай, ты слишком далеко от меня.

Я прижала к груди колени и обняла их дрожащими от всего пережитого руками. Он взглянул на меня, и на миг в страшных зеленых омутах отразилась отвратительная жалость.

- Думаю, все основные моменты я затронул. Запиши мой номер, он будет всегда доступен на случай, если тебе вдруг понадобится далеко уехать.

Я достала из куртки сотовый и сохранила набор цифр в телефонной книге, долго соображая, как бы правильнее записать их обладателя. 'По фамилии слишком прозаично, а 'моя личная часть энергии' вообще не проходит никакую критику', - подумала я и скоренько натыкала кнопками 'Даниэль', а затем продиктовала ему свой номер, начисто игнорируя твердое правило никогда не сообщать посторонним людям личные данные.

Он встал и, развернувшись, направился к двери.

- Удачно отдохнуть, Арина, - усмехнулся мужчина через плечо, голосом, не предвещавшим для меня ничего хорошего, и закрыл за собой дверь.

Я положила голову на притянутые колени, ощущая истощение и бессилие. Для того, чтобы улегся в голове весь рассказ Даниэля, потребуется еще немало времени. Сейчас многое не получалось осмыслить, и вопросы все прибывали и прибывали: 'Что меня ждет дальше? Что я буду делать через семь месяцев, неужели придется переезжать? Кто сотворил со мной эту дурную шутку, и почему вообще рождаются два связанных человека, помнящих прошлые жизни?' Еще немного, и голова бы взорвалась от жгучей неопределенности будущего и абсурдности настоящего. Единственное, что теперь я знала наверняка, что жизнь больше не будет прежней, она повернулась вокруг своей оси на сто восемьдесят градусов и продвигает меня в другом неожиданном направлении, которое я не смогла бы себе вообразить даже в самом кошмарном сне.

Отмахнувшись от назойливых вопросов, не покидавших голову ни на секунду, я сделала то, что больше всего требовалось моему чрезмерно перегруженному мозгу, нашла пачку снотворного, купленного после бессонной ночи в женевском отеле, и, отправив в рот ударную дозу, запила ее стаканом минералки. И душа, и тело нуждались в отдыхе, без моральных терзаний, и в лучшем случае без сновидений. Раздевшись и по-скорому приняв душ, я опустилась на кровать под теплое одеяло, и, уже засыпая, вспомнила, что мой 'энергетический близнец' не рассказал, как возвращаться в реальную жизнь из прошлого, и теперь меня страшили предполагаемые последствия пребывания в прошлом. Что, если я смогу вернуться, только испытав муки смерти? Сомневаюсь, что Даниэль снова соизволит мне помочь.

Костры

Из-за того, что снотворное заставило меня уснуть ранним вечером, пробудилась я на рассвете. Утро проступало из-за гор кроваво-красными мазками.

Реальность возвращалась медленно, но неумолимо. Сначала мне даже представилось, что вчерашний длинный разговор в прихожей попросту приснился, но я была уже взрослой девочкой, как справедливо заметил Даниэль, и умела качественно обманывать кого угодно, но только не себя.

'Итак, теперь я умею кое-что, недоступное большинству людей - бродить по своему прошлому как по Бродвею, и не просто по прошлому, а по прошлым жизням, и это не так, чтобы хорошо, но очень любопытно. Интересно, кроме нас с Даниэлем есть еще такие же?' - задумалась я, разглядывая мельчайшие изгибы изящного торшера слева от кровати. Тому факту, что вообще человек проживает не одну жизнь, я не особо удивилась. Почему? Бог весть, но в глубине души я всегда подозревала, что смерть это только начало чего-то другого, именно это помогло мне не сойти с ума, когда мамы не стало. Я просто представляла себе, что она есть, но где-то в другом месте. В данный момент я даже воскресила в памяти то нестерпимое чувство страха, проросшего болью. Но когда ее тело, лежало в гробу, оно не вызывало совершенно никаких эмоций, мне казалось, что это уже совсем не она, просто покинутая оболочка, а она ушла от меня очень далеко. Теперь, благодаря новому знанию жизнь приобрела более четкие очертания и границы, а точнее, я поняла, что границ не существует, что рождение и смерть это два состояния, вытекающих одно из другого, смерть лишь ознаменование нового рождения.