Последние короли Шанхая. Соперничающие еврейские династии, которые помогли создать современный Китай - Джонатан Кауфман

только в определенных кварталах, и им было запрещено посещать живописный пик Виктория, возвышающийся над центром города. Мелкие преступления наказывались публичной поркой. Это не помешало Элли подружиться с самым богатым местным бизнесменом Гонконга — Робертом Хотунгом. Хотунг был евразийским магнатом, чей отец был голландцем, а мать — китаянкой. Он выучил английский язык и работал компрадором у Джардина, заключая деловые сделки с китайцами и накапливая собственные инвестиции. Он идентифицировал себя как китаец, и к тому времени, когда Элли вернулась в Гонконг и занялась покупкой акций начинающих компаний, Хотунг был одним из самых богатых китайцев в городе. Они начали вкладывать деньги в новые, инновационные компании, которые в конце XIX века меняли жизнь и приводили к модернизации. Они приобрели долю в зарождающейся электрической компании Гонконга, акции отелей, привлекавших иностранных бизнесменов и путешественников, и часть владелец механизированного трамвая, который поднимался на Пик, самую высокую гору Гонконга, с видом на гавань, вытесняя кули, которые перевозили британские семьи в креслах-седлах в пекло.

Отношения между Элли и Хотунгом продолжались на протяжении многих поколений. Спустя годы Хотунг с нежностью писал детям Элли, что видел, как они растут. Это была близость с китайцами, с которой никто из семьи Сассун не мог сравниться.

* * *

ПОСЛЕ ДВУХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ колес и сделок Элли, в возрасте тридцати двух лет, начала задумываться о замужестве. Сассуны, по указанию отца, женились на женщинах из зажиточных багдадских семей, обычно оставляя их в Бомбее воспитывать детей, пока они переезжали из Шанхая в Гонконг и далее в Лондон. Другие британские и иностранные авантюристы, высаживающиеся в Китае, встречались с шанхайскими „певчими птицами“ — китайскими проститутками, которые зазывали мужчин на пристани. Брат Элли, Эллис, так и не женился, но, как оказалось, имел ряд связей с китайскими женщинами. Когда он умер, Эллис оставил дом и деньги в доверительное управление, чтобы содержать китаянку и ее дочерей. Несколько других китаянок заявили, что он обещал им имущество и драгоценности.

Все это не устраивало Элли. Он отплыл в Англию, чтобы узнать, как налаживает деловые партнерские отношения с богатыми евреями и знакомится с Фредериком Мокаттой, лидером лондонской еврейской общины. Мокатта пригласил Элли к себе домой, чтобы познакомить со своей племянницей Лаурой.

Лаура была всем тем, чем не была Элли. Она была образованной британской аристократкой. Ее семья принадлежала к „кузенам“ — группе богатых еврейских семей, которые обосновались в Англии на протяжении сотен лет. Мокатты были изгнаны из Испании инквизицией в 1492 году и поселились сначала в Голландии, а затем переехали в Лондон после того, как Оливер Кромвель разрешил евреям вернуться в Англию. Они разбогатели на золотой и серебряной бирже Лондона, и Фредерик Мокатта занялся филантропией, основав школы и библиотеки в лондонском Ист-Энде, где проживало большинство бедных евреев. Элли влюбился в Лауру. Она считалась скромной и приближалась к сорока годам, давно вышла замуж и была на несколько лет старше Элли. Она путешествовала в Индию с кузеном, что было необычно для женщин того времени, а ее мать недавно умерла.

Скорее всего, Лауре предстояла жизнь богатой незамужней женщины, занимающейся благотворительностью и помогающей лондонским беднякам.

Но Элли был сражен наповал. Он отложил свое возвращение в Китай и через несколько месяцев сделал предложение. В те времена, когда браки по расчету были верным путем к успеху в бизнесе, Элли не мог придумать ничего лучше: он женился на представительнице известной богатой семьи в Лондоне, чтобы дополнить свои растущие инвестиции в Китае. Но если Элли рассчитывал только на это, он ошибся в выборе жены. Какими бы ни были его мотивы, в итоге он получил брак, который был гораздо более партнерским, чем многие другие браки того времени. Лора дала Элли возможность войти в мир лондонского общества.

Они воспитывали своих двух мальчиков как британцев, начиная с имен — Лоренс и Хорас — и заканчивая школой-интернатом и особняком, который они купят в Лондоне. Но Лора также не собиралась довольствоваться жизнью праздных богачей, помогающих время от времени благотворительным обедом. Большинство китайских авантюристов оставляли своих жен в Англии — Китай был слишком неприятен. Но Лора любила путешествовать и жаждала перемен после смерти матери. Когда Элли объявил, что возвращается в Китай, чтобы найти новые возможности для бизнеса, Лора решила, что поедет с ним.

* * *

Когда они с новым мужем приехали в Гонконг, было „очень жарко“, призналась Лаура в своем дневнике. Когда жара спала, они погрузились в „ужасный влажный туман“. Они с Элли переехали в дом на полпути к Пику — горе, возвышающейся над центром Гонконга и предназначенной для европейцев и других иностранцев. Там они могли спастись от жары и влажности. Вскоре после приезда Лоры тайфун оторвал часть веранды Кадори и обрушил ее на оранжерею в саду внизу. Соседний дом, возвышающийся над землей на четырехфутовых колоннах, сорвало с фундамента. Через гавань в Коулуне Элли и Лора могли наблюдать, как рабочие подбирают трупы. „Поначалу моей матери было трудно жить в Гонконге, он сильно отличался от атмосферы, к которой она привыкла в Лондоне“, — много лет спустя с горечью заметил ее сын Лоуренс. Ее дядя пожертвовал значительные суммы на помощь бедным еврейским иммигрантам, населявшим Восточный Лондон — аналог нью-йоркского Нижнего Ист-Сайда. Здесь, в Гонконге, бедность и катастрофы были еще страшнее. Многие потребности были одинаковыми. Получателями помощи были бы не евреи. Это будут китайцы.

В Лондоне Лора считалась частью британского высшего класса, богатство и социальные связи ее семьи облегчали ей путь. В Гонконге все было не так. Колония была „снобистским“ местом, вспоминал ее сын Лоуренс много лет спустя. Статус здесь буквально складывался из слоев.

На вершине Пика располагался летний особняк губернатора. „По мере того как вы спускались вниз, социальные слои соответственно уменьшались“, — вспоминал Лоуренс. „Вся атмосфера с точки зрения любого человека, приехавшего из Англии и имевшего хоть какое-то положение, была удивительной. Поначалу они не могли понять, что происходит“.

Когда Лора пыталась завести друзей, ей пришлось приспосабливаться к обычаям гонконгского высшего общества. Например, никто не стал бы общаться с Лорой, пока она не предъявила бы визитную карточку, похожую на визитку, в их доме. Ей даже приходилось загибать уголок карточки, чтобы показать, что она оставила ее сама, а не просто прислала со слугой или извозчиком. Пока долгожительница не обронила в ответ одну из своих карточек, тем самым признав ее существование, протокол запрещал Лоре посещать их снова.

В отличие от Шанхая, который ощущался как граница, Гонконг был