Табакерка императора - Джон Карр

– Женщины, – веско сказал мосье Горон, – существа загадочные.

– Но ведь не настолько же!

На этот раз мосье Горон более вдумчиво и медленно измерял шагами холл. Он опустил голову и весь кипел. Несколько раз он начинал говорить, но осекался. В конце концов, он в отчаянии распростер руки.

– Друг мой, – вскричал он, – вы стараетесь убедить меня против очевидности!

– Но сомнения же могут быть?

– Сомнения, – сознался префект, – всегда могут быть.

– И вы все-таки собираетесь ее арестовать?

Мосье Горон так и взвился.

– Еще бы! Какой же может быть разговор! Как только будет распоряжение следователя! Если, конечно… – его глазки коварно блеснули, – если, конечно, мой друг доктор в течение нескольких часов не докажет ее невиновность. Скажите, а у вас есть своя гипотеза на этот счет?

– В общем есть.

– Какая же?

Дермот опять посмотрел ему прямо в глаза.

– Я почти точно убежден, – сказал он, – что убийство совершено одним из членов этого «приятнейшего» семейства.

Глава 11

Не так-то легко было ошеломить префекта полиции Ла Банделетты. Но то, что сказал Дермот, его ошеломило. У него глаза полезли на лоб. Очевидно, полагая, что слова тут бессильны, он вопросительно ткнул пальцем в сторону закрытой двери гостиной.

– Да, – сказал Дермот. – Вот именно.

Мосье Горон откашлялся.

– Вы, кажется, хотели посмотреть комнату, где совершилось преступление. Пойдемте, я вам покажу. А пока, – и он отчаянной пантомимой призвал его к молчанию, – ни слова более!

И мосье Горон повернулся и направился к лестнице. Дермот слышал его тяжкие вздохи.

В холле наверху тоже было темно, пока мосье Горон не включил свет. Он показал Дермоту на дверь кабинета. Что ждет их за этой большой белой дверью? Загадка; может быть, нечто страшное. Кто знает? Набравшись храбрости, Дермот взялся за металлическую ручку и распахнул дверь.

Они снова попали в потемки. В кабинете лежал ковер на весь пол, какие во Франции редкость. Ковер был такой толстый, что дверь открывалась с трудом, увязая в ворсе. Дермот отметил это про себя, нащупывая выключатель слева от двери.

Выключателя было два, один над другим. Когда Дермот нажал на первый, зажглась настольная лампа под зеленым стеклянным абажуром, когда он нажал на второй, зажглась люстра – целый стеклянный дворец из сияющих призм.

Он увидел квадратную комнату, белые, обшитые деревянными панелями стены. Прямо против двери было два больших окна, теперь закрытых стальными ставнями. В стене слева был громоздкий, мраморный, тоже белый камин. У стены справа был секретер, а рядом, слегка отодвинутый, вращающийся стульчик. Стулья на тонких золоченых ножках, обитые парчой, обступившие круглый золоченый столик, красочно выделялись на сером фоне ковра. В кабинете было всего два-три книжных шкафа, но зато вдоль всех стен, отражая блеск люстры, тянулись застекленные горки. Во всякое другое время Дермот, конечно, заинтересовался бы тем, что в них было выставлено.

В комнате стояла духота и резкий запах какой-то дезинфицирующей жидкости, похожий на запах самой смерти.

Дермот подошел к секретеру.

Так и есть: тут уже все тщательно вымыли. Поржавевшие пятна крови остались только на пресс-папье и на блокноте, в котором сэр Морис Лоуз сделал свои последние записи.

И нигде никаких следов разбитой табакерки. Свет лампы под зеленым абажуром падал на увеличительное стекло, ювелирную линзу и кое-как разбросанные перья и прочие писчие принадлежности. Дермот взглянул на блокнот, рядом с которым лежала выпавшая из рук владельца вечная ручка с золотым пером. «Табакерка в виде часов, некогда принадлежавшая императору Наполеону I» – было выведено в блокноте четкими красивыми буквами. Далее, после этого заглавия шел текст каллиграфическим почерком: "Эта табакерка была поднесена Бонапарту его свекром, австрийским императором в день рождения сына Наполеона, римского короля, 20 марта 1811 года. Размер корпуса – 2'1/4 дюйма в диаметре. Корпус золотой. Кольцо – якобы для часовой цепочки – тоже из золота. Цифры и стрелки выложены мелкими бриллиантами, в центре циферблата эмблема Наполеона, буква М…". За этим шли два кровавых пятна.

Дермот присвистнул.

– Вещица, – сказал он, – была, видимо, безумно дорогая.

– Дорогая? – почти завопил префект. – Да я же вам говорил!

– И ее разбили.

– Как видите, милый доктор. И еще я упоминал. – продолжал мосье Горон, – о ее любопытной форме. Видите, тут написано, что она была в форме часов.

– Каких часов?

– Самых обыкновенных часов! – тут мосье Горон вынул из кармашка и продемонстрировал свои собственные. – Более того. Когда сэр Морис показал табакерку членам семьи, они так и подумали, что это часы. Открывалась она… вот так. Обратите, пожалуйста, внимание, как поцарапан стол там, где пришелся удар убийцы.

Дермот положил блокнот на место.

Покуда смятенный префект не отрывал от Дермота глаз, тот повернулся и стал разглядывать каминные принадлежности возле белого мраморного камина. Повыше, над камином, висел бронзовый медальон с профилем императора Наполеона. Среди каминных принадлежностей теперь не хватало кочерги – орудия убийства. Дермот прикинул на взгляд расстояние. В уме его теснились и выстраивались догадки, перешедшие, наконец, в полную убежденность, что построения мосье Горона несостоятельны.

– Скажите, – начал он, – кто-нибудь из семьи Лоузов страдает плохим зрением?

– Ах ты, господи! – вскричал мосье Горон. – Семья Лоузов! Далась вам семья Лоузов! Послушайте, – он несколько сник, – мы тут одни. Нас никто не слышит. Можете вы мне объяснить, почему вы так уверены, что старика убил кто-то из них?

– Нет, вы все-таки ответьте мне на вопрос. Кто-нибудь из них плохо видит?

– Чего не знаю, милый доктор, того не знаю.

– Но это ведь легко выяснить?

– Конечно! – тут мосье Горон осекся. Он прищурился. – Вы подумали, – сказал он и замахнулся, изобразив удар кочергой, – что убийца плохо видел, раз он мог промахнуться, метя в человеческую голову?

– Возможно.

Дермот медленно обходил комнату, заглядывая в горки. Одни экспонаты сияли одиноким великолепием, другие были снабжены карточками, исписанными тем же мелким каллиграфическим почерком. Хотя Дермот был не знаток коллекций и лишь кое-как разбирался в драгоценных камнях, но и невооруженным глазом видно было, что тут собрано в одну кучу изрядное количество просто забавного хлама и кое-что из действительно ценных вещей.

Тут был фарфор, были веера, ковчежцы, редкостные часы, подставка для рапир и ящик (тусклый и мрачный среди всей этой красоты), в котором хранились разные мелочи из давно снесенной ньюгейтской тюрьмы. Среди книг были в основном специальные работы по распознаванию драгоценностей.

– Ну а дальше? – наседал мосье Горон.

– Помните, вы мне еще говорили, – сказал Дермот, – что хоть ничего не было украдено, бриллиантовое ожерелье с бирюзой вынули из горки. Вы нашли его, слегка запачканное кровью, на полу.

Мосье Горон кивнул и постучал по пузатой горке слева от двери. Как и все остальные, она не была заперта. Дверка мягко поддалась и открылась. Полочки внутри тоже были стеклянные. На почетном месте, в центре на синем бархате, поставленном вертикально, чтобы лучше было видно, в ослепительном свете люстры сверкало и переливалось ожерелье.

– Его помыли и положили обратно, – сказал мосье Горон, – по преданию, это ожерелье было на шее у фаворитки королевы Марии-Антуанетты, мадам де Ламбаль, когда ее растерзала толпа возле тюрьмы де Ла Форс. Странное было у сэра Мориса Лоуза пристрастие к ужасам, правда?

– Это бывает.

Мосье Горон хихикнул.

– А видите, что там сзади?

– Кажется, – Дермот заглянул за ожерелье, – музыкальная шкатулка на колесиках?

– Совершенно верно. И как можно ставить такие вещи на стекло! Помню, когда мы осматривали комнату на другой день после преступления, и мертвец еще сидел тут же, полицейский комиссар открыл дверцу и задел за шкатулку. Она упала на пол…

Мосье Горон снова ткнул пальцем в шкатулку. Она была громоздкая, деревянная, и на тусклых жестяных боках сохранились следы картинок, изображавших, как догадался Дермот, сцены из гражданской войны в Америке.

– Шкатулка упала на бок. И заиграла «Тело Джона Брауна» [1]. Знаете мелодию? – префект просвистел несколько тактов. – И впечатление, я вам скажу, было соответствующее. Влетает взбешенный мосье Горацио и требует, чтобы мы не прикасались к коллекции его отца. Мосье Бенджамин говорит, что, видно, недавно кто-то ее заводил; потому что он, мастер на все руки, всего несколько дней назад ее починил и завел, а теперь она запинается после первой же фразы. Представляете себе! Много шуму из ничего.

– Так-так. Я вам уже говорил, что это преступление типичное.

– Ах! – мосье Горон насторожился. – Ну говорили, говорили. И очень интересно узнать, что вы имели в виду?