Дневник из преисподней - Ирина Гордеева

сдалась. Мир милорда был слишком красив, и моя душа пожелала покоя так сильно, что готова была закрыть глаза на все сомнения, владевшие мною.

Но было и нечто другое. Когда-то пережитая боль породила во мне пустоту, которую нельзя было заполнить простыми человеческими эмоциями. Выжженная дотла частица моей души не способна была восстановить себя. Душа не могла вернуться к прежним желаниям и прежним формам. Пустота затаилась, спряталась, но она жила и влияла на мою жизнь, незаметно отравляя очень важные составляющие моей прежней личности. Я отдалилась от внешнего мира так далеко, что почти потеряла связь с ним. Более того, я начинала понимать, что со временем родившееся из боли чувство безразличия ко всему остальному миру породило некое равнодушие и даже презрение по отношению к последствиям собственных действий, поступков и решений. И меня это не волновало.

Смерть близкого человека разрушила слишком многое, и я не могла восстановить прежнее равновесие, а пустота внутри меня мешала мне здраво рассуждать и ясно мыслить. И все же, несмотря ни на что, мысль о возможном покое не казалась мне призрачной рядом с милордом. Он обещал его мне и я знала, что могу полностью доверять обещаниям милорда. Но я не верила всему остальному, потому что не верила в чью-либо способность заполнить пустоту внутри меня.

Легкая улыбка играла на губах милорда, когда он смотрел на меня. Полная скрытой иронии, она выражала абсолютное спокойствие, но милорд едва сдерживал свое нетерпение. Я словно ощущала его желание проглотить меня целиком. Оно боролось в нем с чувством долга, и если телепатия возможна, то я впервые столкнулась с нею в тот день.

Милорд слегка кивнул мне и мы устроились среди цветов, как влюбленные на пикнике, мило беседуя о возвышенных материях:

— Даже не представляла себе, насколько прекрасен ваш мир! — Я была искренне очарована видом открывшейся реки и бесконечной зеленью лесов и полей, тянувшихся вдоль нее.

— Он может стать и вашим, Лиина! — Милорд сорвал яркий цветок и протянул его мне.

— Не думаю, что целый мир может принадлежать только вам или мне. Один человек не может владеть всем. — С этими словами я приняла цветок и вдохнула его аромат.

— Вы полагаете, что я претендую на нечто недоступное для человека?

Сладкий и опъяняющий запах цветка окутывал меня, притупляя чувство опасности:

— Я полагаю, что вашим миром, как и моим, управляют не только люди. Мы слишком зависимы от самой природы, возможно, не только от нее.

— Вы верите в некие высшие силы, руководящие людьми и управляющие их судьбами? — Он улыбнулся мне чуть снисходительно, как улыбаются родители своим маленьким детям, имея перед ними преимущество и жизненный опыт.

Я ответила ему после долгих раздумий, ибо в вопросах веры, в том числе веры в некую высшую справедливость, мое сердце и мой разум шли разными путями. Но они были едины в том, что у каждого человека есть возможность выбора.

— В моем мире у добра и зла есть свои имена. Я верю в то, что наш собственный выбор способен определить нашу судьбу.

— И вы его сделали, Лиина?

— Не знаю… Я не задумывалась над этим, пока не встретила смерть. Совсем недавно я считала, что у меня достаточно времени, словно я собиралась жить вечно.

— Во что вы верите тогда, Лиина?

— А во что верите вы? — Я вернула ему цветок и он взял его у меня, а затем очень медленно произнес:

— В исполнение собственных желаний… Для вас это много или мало? — Он окинул меня взглядом черных и очень красивых глаз, от которых невозможно было оторваться.

— Не думаю, что веру можно измерить какой-то величиной. Иногда мне кажется, что вера и желания живут совершенно разными жизнями. Но для меня вера без желаний — это слишком много, а желания без веры — слишком мало. И я боюсь тщеславия, столь свойственного тем, кто утверждает, что верит в Бога. — Я произнесла это, отчетливо осознавая, насколько велик конфликт между моей верой и моими желаниями.

И этот конфликт был неизбежным, ибо вера невозможна без внутренней чистоты. Моя боль не только не очистила мою душу, она породила чувства вины по отношению к матери и безразличия ко всему остальному миру. А еще я ненавидела и даже не знала, кого я ненавижу больше всего — себя или весь остальной мир. Но моя ненависть не имела отношения к вере, хотя именно вера порождает и ненависть в сердцах людей. Неверующие ненавидят верующих, а верующие полагают лишь себя истинными людьми, используя имя Бога для уничтожения всех остальных. Я не могла одновременно верить и ненавидеть — именно это порождало конфликт между светом и тьмой в моей душе. Единственное, чего я не исключила из этой формулы — силу человеческой личности, способной победить тьму внутри себя. Вот только для милорда не нужна была вера, чтобы ненавидеть.

— Мне не чуждо тщеславие, Лиина. Простое удовлетворение от жизни — это слишком мало для меня. Мне нужна победа и награда за нее. Я могу получить все, чего желаю. И вы — приз в нескончаемом противостоянии между мной и моим братом.

Правая ладонь милорда сжалась и нежный цветок был смят ее безжалостной силой. Его останки упали в траву и затерялись в ней.

Я смотрела на милорда и видела гордый профиль, черные волосы, которые шевелил ветер, крепко сжатые загорелые скулы. Он был очень серьезен, смертельно серьезен, и мне стало вдруг холодно, несмотря на теплый свитер и яркое солнце над головой:

— О каком противостоянии вы говорите? — Я отвела от него свой взгляд и устремила его к самому горизонту.

Небольшая река протекала совсем недалеко и огромный лес тянулся зеленой и извилистой лентой по обоим ее берегам.

Милорд долго молчал, а потом сорвал еще один цветок и произнес:

— Долгая война истощила мой мир, но она не окончена. Существует древнее пророчество, что человек из другого мира остановит меня и принесет долгожданный мир. Мой брат верит ему. Я использовал его веру и заключил с ним соглашение, остановившее кровопролитие. Перемирие, которое длится уже тридцать лет.

— Вы полагаете, что я могу быть тем человеком, о котором говорит ваше пророчество? — Я не сдержала своего недоверия.

— Только вы снились мне, Лиина, и я видел другой мир вашими глазами. Странно, что я говорю с вами о выборе. Мой брат тоже говорил мне о выборе, но никто и никогда не говорил со мною о вере. В моих снах вы звали своего Бога и даже сейчас вы