Самая-самая, всеми любимая (и на работе тоже все о’кей) - Мартина Хааг

Я убираю телефон в сумку и колочу в дверь. Тишина. Я нарезаю пару кругов вокруг склада, чтобы согреться и заодно поддержать форму. Тридцать семь минут спустя я сажусь в поезд и еду обратно в город.

27

Луа Фалькман оказывается веселым и дружелюбным, а вовсе не таким чопорным, каким кажется с экрана телевизора. Правда, при первом же взгляде на него у меня в голове начинает звучать: «Симфония, прекрасная и мощная…»[36] Я страшно боюсь случайно оговориться — вдруг вместо моей реплики у меня вырвется строчка из песни? Луа играет Мальволио, злобного дворецкого. Мы репетируем, Лизелотта объясняет нам, где стоять и как двигаться. Кроме нас с Луа, никого нет, чему я несказанно рада, поскольку это моя первая репетиция и я довольно сильно нервничаю.

Мне пришлось надеть льняные штаны-буфы, что-то вроде жакета до пояса и здоровенные башмаки с пряжкой. В этом костюме мне велено репетировать, чтобы вжиться в роль юноши. Вернее, девушки, которую принимают за юношу. Мне это кажется ужасно сложным. Я не совсем понимаю, как нужно играть Виолу, и, стоя на сцене, все время представляю себе зал, полный зрителей, которые смотрят на меня и думают: ну и позорище эта девица, которая играет парня! Сразу видно, что ненастоящая актриса!

В зал входит Бустрем с рулоном ткани в руках. Он садится рядом с Лизелоттой.

Мальволио протягивает мне кольцо, читая отповедь:

— «Послушайте, сударь, вы дерзко бросили ей перстень, и ей угодно, чтобы он так же был возвращен…»

Оторвав взгляд от Бустрема с его рулоном, лежащим на полу, я открываю рот и произношу:

— «О музыка, несись до самых звезд!..»[37]

28

СПИСОК ПРОБЛЕМ, 2 МАРТА.

Я страшный человек. Я солгала, выдав себя за акробатку, а потом обчистила одинокую, не вполне вменяемую пенсионерку. Я украла бабушкины украшения, ну или одолжила без спроса, и заложила в ломбарде. Она все равно не заметит пропажи. У меня не было выбора. Владеку нужно платить вперед, по тысяче крон за раз. Как только я получу первую зарплату в театре, я тут же выкуплю драгоценности и положу их на место.

Чтобы загладить свою вину, я пожертвую 1000 крон в пользу «Международной амнистии». Вот только выкуплю украшения + верну их бабушке + выплачу долг Кайсе + заплачу за квартиру.

С этой минуты я буду бегать каждый день. Не меньше 45 минут без остановки.

Я никогда не получу права. Раньше у меня не было денег. Теперь у меня совсем нет времени. Каждую свободную секунду мне нужно посвятить тренировке мышц, необходимых для акробатики. Владек назначил мне новое время на завтра. Мне пришлось выждать 23 гудка, прежде чем он ответил.

Никак не могу привыкнуть к своей новой прическе. Если я зачесываю волосы вперед, то смахиваю на Рода Стюарта, если назад — на неонациста. А если закрутить их на бигуди, становлюсь похожа на Ульфа Эльвинга[38].

Я вдруг поняла, что Виола почти всю пьесу переодета юношей, за исключением двух сцен в женском платье — первой и последней. Все остальное время мне придется скакать по сцене в штанах до колен и в накладной бороде. Так мне и надо. Тьфу, до чего же я поверхностный человек! Как я могу об этом думать?! Ведь мне выпала возможность продемонстрировать свои актерские способности, и это главное! Хотя в первую очередь я, конечно, продемонстрирую свое умение блевать, после того как навернусь с высоты, замотавшись в ленту и переломав себе все ноги. В качестве наказания за свое тщеславие я обязуюсь пробежать 55 минут без остановки. И пожертвовать 1050 крон в фонд «Международной амнистии».

29

Передо мной мужчина в белом блестящем трико и белой борцовской майке. У него буйная вьющаяся шевелюра и курчавые волосы на груди, выглядывающие из выреза майки. Он небольшого роста, подвижный. Говорит то ли с польским, то ли с русским акцентом. Он стоит и с упоением разглагольствует о том, как познаются основные законы акробатики.

— Нужно все время прислушиваться к себе, к сигналам собственного тела.

Я сижу на складном пластмассовом стуле черного цвета в том самом складском помещении в Седертелье. Мне не терпится поскорее начать тренировку, я уже переоделась и готова приступить к делу, но Владек говорит, что в акробатике нельзя торопиться.

— Вот представь себе, Изабель, ты должна принять партнера на трапеции — что будет, если он не станет дожидаться нужного момента? Хм, подумай хорошенько, Изабель. Ладно, начнем сначала. Как ты думаешь, Изабель, что главное в акробатике?

— Э-э… мускулы?

Владек встает на цыпочки и чуть раздраженно раскачивается взад-вперед.

— Концентрация? — гадаю я.

— Подумай как следует, Изабель, подумай как следует. Шевели мозгами. Напряги серое вещество. Ну?

Он продолжает нетерпеливо качаться взад-вперед.

— Работа с партнером?.. Точность движений? Сила воли?

Владек обреченно вздыхает и смотрит в окно. Втягивает воздух через нос и выдыхает через рот. Я лихорадочно пытаюсь отгадать правильный ответ, которого он от меня ждет.

— Уважение?

— Хм… Уже теплее, Изабель.

— Уважение к… учителю? К искусству акробатики? К жизни?

Владек недовольно качает головой:

— Да, чувствую, нам потребуется много времени…

— Послушайте, черт побери, я же еще по телефону сказала, что меня интересуют интенсивные занятия. Это срочно, неужели вы не понимаете?! Некогда мне тут с вами рассиживаться и играть в игры. Вас попросили научить — вот и учите! Мне нужны конкретные указания, обойдусь без вашего промывания мозгов! У меня нет на это времени! Поймите, это вопрос жизни и смерти, я не могу сидеть сложа руки и гадать. Не за то я вам плачу тысячу крон в час, чтобы отсиживать задницу на неудобном пластиковом стуле, этим я и дома могу заняться!

Я вскакиваю, опрокинув стул, и теперь стою и ору Владеку прямо в лицо:

— И вообще, меня зовут не Изабель, а Изабелла, с «а» на конце, понятно?!

Владек качает головой и направляется к выходу. Я бегу за ним.

— Владек, извините, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло.

Не обращая на меня внимания, он берет с вешалки куртку, снимает свои крошечные чешки, надевает носки и сапоги. Открывает здоровенную дверь и выходит на солнце. Я семеню рядом, заклиная его:

— Ну простите меня, я не хотела вас обидеть, просто я немного взвинчена, напряги на работе, мне не стоило на вас срываться. Вы можете меня простить?

Владек снимает замок со своего велосипеда и надевает шлем. Садится на велосипед и начинает крутить педали. Я бегу за ним.

— Да поймите, вы — мой единственный шанс!

Он слишком быстро едет, я за ним не поспеваю. Я начинаю плакать. Кричу ему вслед:

— Я удвою оплату!

Он резко останавливается. Разворачивается и подъезжает ко мне.

— Хм… слезы. Значит, ты начала работать. Начала открываться. Ну что ж. Пошли.

Я ковыляю вслед за ним и послушно сажусь на этот чертов стул.

— Что ж, Изабель, — говорит Владек, — не буду больше держать тебя в неведении. Секрет акробатики — это… кулубук! — произносит он и счастливо улыбается.

30

У меня нечеловечески болят мышцы. Я даже пошевелиться не могу. Вот уже три дня подряд как я тренируюсь с Владеком — 6000 крон. Но пока все, что я делаю, — это отрабатываю эти чертовы «кулубуки». «Кулубук» — что-то вроде фрикадельки в переводе с какого-то там языка и означает кувырки через голову, которые выполняются несколько раз подряд на длинных матах. Перекатываешься, как фрикаделька, — раз-два-три. От этого у тебя начинают болеть:

1) шея,

2) спина,

3) голова.

Плюс тебя начинает тошнить.

К тому же я не совсем понимаю, как какая-то там фрикаделька может мне помочь научиться бегать по стенам. По-моему, мне следовало бы сначала осилить один шаг по вертикали, потом второй и так далее. Это идиотское кувыркание абсолютно ничего не дает!

Хотя, конечно, может, я чему-то и учусь, сама того не замечая. Как Малыш-каратист[39], который все время обучения боевым искусствам только тем и занимался, что мыл машины. Маленькими круговыми движениями. Правая мочалка, левая мочалка, и так до бесконечности. Он тоже думал, что сойдет с ума. А потом в один прекрасный день, когда на него напали с палкой, или что уж там это было, он по привычке сделал пасс правой, пасс левой — и палка в щепки!

В театре я пытаюсь не подавать виду, что у меня все болит. Репетиции начинают доставлять мне удовольствие. Сегодня Луа сказал: «Молодец, Белла!», и даже вечно сердитая Лизелотта милостиво мне кивнула, услышав его слова. В отсутствие Бергмана все это не сильно отличается от работы в театре округа Норботтен. Похоже, его еще долго не будет, один актер массовки сказал, что слышал от другого актера массовки, что администрация подумывает отложить премьеру. Вот было бы здорово, тогда я бы успела спокойно разобраться со всей этой акробатикой. Сегодня ко мне подошел Бустрем и предложил показаться их штатному врачу, добавив, что мой физиотерапевт, по-видимому, не очень-то хорошо справляется со своей работой. Я поклялась ему всем святым, что через неделю окончательно приду в форму. А если Бергман задержится еще на пару недель, то мои проблемы решатся сами собой. Лишь бы он не появился. Одно дело уговорить Бустрема отложить сцены снов на несколько дней, но не могу же я сказать самому Бергману: слушай, давай немного погодим с моими сценами? Нет, это исключено. К тому времени, как он появится, я должна владеть акробатикой в совершенстве.