К строевой - годен! - Михаил Серегин

Взяв дрожащей рукой лежащую на столе ручку, Леха поставил свою закорюку.

Когда вошли в роту, капитан тихо и вежливо попросил зайти Простакова в комнатушку.

Фролу и остальным не надо было прислушиваться. За дверью шла воспитательная работа на высоких тонах.

– Почему не доложил старшине роты, что не умеешь читать?

– Я уме-ею, – мычал новобранец, словно трехмесячный теленок, выпрашивающий молока у мамки.

– В уставе внутриказарменной службы четко и ясно мною написано: «Не умеющий читать, да начнет». Что это значит?

– Не зна-аю.

– Сколько ты классов на самом деле закончил?

– Четыре.

– В наряд! В баню! Чтобы там все блестело! Завтра утром присягу наизусть! Мой собственный устав внутриказарменной службы наизусть! Идите, рядовой!

– Так что же значит «да начнет»?

– Учить будешь, передросель, то есть переросток. Иди!

Старшим по наряду в баню пошел сержант Никодимов. Он принял помещение у саперов и в очень корректной форме, стараясь не вызвать раздражения у сердитого Простакова, стоя посреди раздевалки, объяснял:

– Завтра с утра начнется помывка личного состава. Между заходами есть десять минут времени. После каждой роты тряпки, бумагу, рванье в мусорку, пол вымыть, подоконники, лавки протереть, в самой бане шайки сложить в стопку. Обмылки убрать. Баня топится углем. Сейчас идете и несете четыре ведра угля со склада. Я покажу, взяли ведра, пошли.

Склад находился, как всегда в армии, рядом – в двухстах метрах от бани. Ближе просто негде хранить уголь.

Нашлось только одно ведро и одна дырявая шайка, с ними и пришлось топать.

Шайкой черпали лежащий под навесом уголь и загружали его в ведро.

Изрядно замаравшись, пошли обратно. Фрол с ведром, Леха с шайкой, сержант сам с собой.

Вывалив уголь на лист жести рядом с печкой, парочка получила указание от сержанта повторить.

– Витаминов не хватает, – ныл Фрол, топая мимо гаражей.

Ворота одного открылись, и из него вышел комроты Большебобов в старых джинсах и куртке, с авоськами, в которых находились домашние соления.

Фрол облизнулся.

– Сейчас бы огурчика с помидорчиком.

– По сто пятьдесят и баиньки, – вздохнул Леха.

Сходили во второй раз.

– Теперь так, – сержант сидел на крылечке старенькой бани и лузгал непонятно где раздобытые семечки. – Охраняем объект всю ночь. Валетов спит с десяти вечера до двух, Простаков с двух до шести утра.

Солдаты пожали плечами. Так? Так. Пусть так.

В двадцать два десять Никодимов, надвинув на глаза кепку и причмокнув ярко-красными губами, объявил, что он уходит в роту спать и придет утром без пятнадцати шесть. В случае неожиданной проверки Фролу надлежало бежать в казарму и будить сержанта.

Рядовые снова пожали плечами. Так? Пусть, пусть идет.

Леха и не надеялся выучить за ночь весь опус Большебобова, названный им «Уставом внутриказарменной службы». Справиться бы с текстом присяги.

С Фрола двадцать пять потов сошло к полуночи. Но текст они вызубрили. Он прогнал Леху десять раз. И тот без запинки оттарабанил.

– Еще утром повторим для верности, – глаза Фрола блеснули. – Теперь о другом. Хочешь нажраться домашнего?

Леха застыл, сидя на табурете. Кто же не хочет в армии покушать?

– И чего надо делать?

Фрол встал с топчана, взял из угла с инструментами здоровый лом и вручил его Лехе. Пощупал мощные бицепсы.

– Почти ничего. Для тебя это раз плюнуть.

Вооружив «гулливера» инструментом, против которого, как известно, приемов не существует, Фрол повел его в гаражи.

Темная-темная ночь укрыла Самарскую губернию. Ясное небо. Звезды. Слабый серпик луны не в состоянии украсть у солнца побольше света и помочь в случае чего патрулям, изредка появляющимся в военном городке, заметить двух дерзких солдат.

Они медленно шли рядом, постоянно оглядываясь по сторонам и силясь разглядеть в темных углах злых людей, не дающих солдатам по ночам воровать. Сволочей-офицеров, отлавливающих гуляющих пацанов и сажающих ни за что на губу.

Страшно. Ведь они оставили свой наряд и топают где-то на границе части и поселка Киржи.

Парочка приближалась к освещенному пятаку. Фонарь, зараза, ярко горит. Обходить далеко, но ведь нет никого. Сейчас они быстренько.

Неожиданно что-то металлическое задело об асфальт. Фрол обернулся на здорового. Не он ли ломом скрябанул? Нет вроде.

– Тише! – цыкнул Валетов, и оба замерли прямо в середине светлого пятна.

– Нас видать со всех сторон, – забеспокоился Леха.

– Тогда пошли вперед.

Они снова вошли в тень и тут увидели здорового мужика с ломом в одной руке и стеклянной трехлитровой банкой в другой.

– Товарищ прапорщик, – расплылся в улыбке Простаков. – Так это вы! А мы подумали, какие плохие люди. Вы куда идете?

Поколеновяма глядел на бойцов с напрягом и молчал, зато Леха разговорился. На него находило иногда, обычно не к месту.

– Вот и лом у вас такой же, как у меня. А чего вы стоите?

Прапорщик звонко перднул.

– Прочь с дороги, суки! Одна половина ночи принадлежит мне, другая – разведке!

Рядовой Валетов подошел вплотную к старшине роты.

– О-о-о, товарищ прапорщик, вы не в меру приняли да еще и обоссались. Куда же это в таком виде?

– К жене, суки. Спать.

– А банка с... – Фрол разобрал, что там, – ...с огурцами откуда?

– Солдат, почему не в люльке, ебть?!

– Я в наряде, товарищ старшина.

– Где мы?

– Аэропорт.

Простаков обошел прапора сзади и стал жужжать ему в ухо.

– Да, – хрипло протянул он и неожиданно взмахнул в воздухе ломом, словно веточкой. Фрол едва успел присесть. – Слышу, транспорт взлетает. Солдат, я тебя прошу, возьми фонарь, освети мне путь.

– Какой фонарь? – не въехал Леха и по-детски хихикнул.

– Вот этот.

Неожиданно прапорщик локтем вписал Простакову под глаз, тот отлетел, не успев увернуться. Лом в его руке дрогнул, но Поколеновяма действовал быстрее, он отбил инструмент, что держал в руке Простаков, своим оружием и наставил конец лома на ночного странника.

– Не положено вам, товарищи солдаты, здесь гулять, – продолжал он вялым тоном. – Распоясались, суки.

Фрол шептал, как молился:

– Леша, не надо.

Простаков отбросил инструмент в сторону. Железка звякнула. Одной рукой он стремительно отвел от себя лом, а другой въехал прапору прямо между глаз. Голова дернулась назад, а затем тело тихо обмякло.

– Что ты сделал! – негодовал Валетов, кружась вокруг неподвижно лежащего тела.

– Он ничего не вспомнит, – Леха взял прапорщика за ноги и рывком забросил на гаражи. Тело гулко ударилось.

Валетов подошел и поднял банку с огурцами.

– Так вот ты какой – разбой на дорогах.

* * *

– Девятнадцатый, – прошептал Фрол. – И от фонаря далеко. Мы в тени.

– И чего мне делать? Замок ломать?

– Слушай, ты есть хочешь?

– Хочу.

– Ну так нечего рассуждать.

Вставив лом в дужку замка, Леха навалился на образовавшийся рычаг всей своей массой.

Бздриньк.

– Йес! – воскликнул Фрол, отскакивая в сторону, чтобы не получить падающим на асфальт замком по ногам.

– Уф, – выдохнул Леха.

– Неужели тебе тяжело?

– Есть немного, – пожаловался Простаков, но товарищ не слушал. – Так, теперь внутренний. С ним тяжелее.

– Если Большебобов узнает, нам конец.

– Перестань. Каким образом? Поддень вот тут и выворачивай дверцу.

Щель действительно имела место быть. Для того чтобы раскурочить дверь, Простакову пришлось попотеть. Он кряхтел и упирался, но после каждого захода дверь неминуемо давала слабину.

Со скрежетом и лязгом разрывая оказавшиеся на беду слабыми металлические листы, Простаков отодрал дверь от внутреннего замка, оставшегося висеть в ушах на собственных мощных выдвижных штырях.

Один за другим грабители влезли в гараж.

– Ни фига себе, у него «БМВ»! Какой-то сраный командир роты, – возмущался Фрол, подлезая под машину и спускаясь в погреб. – Чего встал, давай за мной.

Внизу Валетов быстренько начал обследовать полки.

– Огурчики, помидорчики, а вот перчики, не хочешь?

Леха стоял, как истукан, с ломом в руках и ныл:

– Пошли быстрее отсюда.

– Идем. Бери вот эту банку, вот эту, вот домашняя кабачковая икра, ее возьмем. Сожрали все под весну, выбирать не из чего. Ладно, пошли.

Большебобов нетвердо топал на службу. Воскресенье, а ему готовить карты к штабным учениям. Хорошо вчера посидели с мужиками. Зарплату опять же в пятницу выдали.

Топая в штаб мимо расположения своей роты, он думал, зайти ему к своим орлам или пошли они куда подальше? Неожиданно скрутило живот, и он почувствовал сильный позыв на очко.

«Неужели снова Люсина кабачковая икра? Второй год подряд». Он вбежал на этаж.

Дневальный гаркнул: «Смирно!» Где кого команда застала, тот на том месте и замер, повернувшись лицом к входной двери.