Эмигранты - Андрей Величко

Квадроциклы пока наотрез отказывались работать на спирту местного производства, а бензина оставалось всего шесть бочек. Тульское же изделие бодро тарахтело на смеси самогона двойной перегонки с рапсовым маслом и не чувствовало от этого никаких неудобств, разве что свечи приходилось чистить чаще.

– Это хорошо, что скоро приплывает Илья Антонович, – согласился Виктор, закусив рюмку топлива тушеной под листьями какой-то местной бузины кенгурятиной. – Потому как без него мориори не то что дичают… даже толком выразить не могу. Им ничего больше не нужно, вот! Еда есть, дети сыты и здоровы, а если какой заболеет, так и нового родить недолго. Не холодно, не мокро – чего еще надо?

– Во-первых, так себя ведут не все, – уточнил я. – Те, кто давно отирается возле Ильи, уже слегка прониклись новыми ценностями типа положения в обществе и карьеры. Тут, кстати, придется проследить, чтобы эти самые новые ценности не гипертрофировались. Ну, а остальные… им пока всего хватает. Но скоро уровень жизни «новых мориори» настолько превысит их собственный, что им не захочется и дальше, образно говоря, лежать под пальмой. Которых тут нет, чему я до сих пор не могу нарадоваться. Кенгуру все-таки сами в рот не прыгают, за ними еще побегать надо. В общем, я надеюсь на один из главных двигателей прогресса – людскую зависть. Потому что иначе после нас все очень быстро скатится в первобытное состояние, а потом сюда явятся цивилизованные европейцы, и на этом с историей австралийского народа будет покончено.

Глава 11

Встреча императора со своими подданными прошла торжественно. Армия выстроилась у пристани почти совсем ровно, а при сходе его величества с корабля даже ухитрилась взять барабанки «на караул». После чего раздался залп из всех четырех пушек, а затем заиграла музыка и народу было выставлено угощение – квас моего производства, в который я еще добавил спирта из расчета литр на ведро. Илья, правда, рвался тут же приступить к разгрузке «Газели» или как минимум к устроению прибывших с ним еще двух сотен колонистов. Однако я убедил его, что новичков прекрасно проводят до сарая, где им поначалу предстояло жить, и без него. Разгружать же корабль на ночь глядя ни к чему, мало ли, что там может урониться или вовсе утонуть. Илья согласился, и мы с ним проследовали ко мне. У меня уже был свой небольшой полутораэтажный домик, ну, а императорский дворец еще и не начинали строить, хотя место под него было уже найдено и размечено.

С утра же началась разгрузка, в которой император принял самое деятельное участие, да и я тоже не отставал. Причем не только в смысле руководства, но и в качестве грубой физической силы. Потому как Илья был как минимум вдвое тяжелее и вчетверо сильнее любого из островитян, исключая разве что своего старшего сына и меня. Мы уступали ему по каждому из параметров не более чем в полтора раза. Вообще, конечно, голый по пояс император, в одиночку вытаскивающий из трюма двухсоткилограммовый фрезерный станок, являл собой довольно колоритную картину, которую Виктор даже успел запечатлеть для истории на цифровой фотоаппарат. Когда-нибудь на основе этого снимка придворный живописец изобразит эпохальное полотно, думал я, подводя лом под станину токарного станка, чтобы Михаил с Николаем смогли просунуть под нее край тележки. Ибо этот станок весил слегка за полтонны, и вытащить его на руках было уже проблематично.

Только поздним вечером все, привезенное «Победой» и «Газелью», наконец оказалось на берегу. Завтра Илья займется своими прямыми императорскими обязанностями, а я начну подготовку к следующей экспедиции. Но, увы, не в Европу, а снова на Филиппины. Железо следовало ковать, пока оно горячо. То есть пока на острове Себу заправляет достойнейший дон Себастьян де Вальдоро, а у него в знакомцах ходит некий господин Гонсало, который перед нашим отбытием достаточно толсто намекнул, что лично он не горит желанием воспринимать правила колониальной торговли как догму. При наличии обоюдной выгоды и соблюдении элементарных мер предосторожности данные правила можно будет трактовать достаточно широко, заверил меня почтенный купец. Илья же со своей стороны попросил меня лично произвести еще хотя бы одну торгово-закупочную экспедицию.

Подготовка к ней началась с того, что я подошел к небольшому домику, по моему распоряжению недавно возведенному чуть в стороне от форта, и прикрепил к его двери табличку. Причем буквами внутрь, ибо это был совершенно секретный объект. Надпись же на табличке гласила:

«Первая Ильинская разведшкола имени М.О. фон Штирлица».

Несколько кандидатов обоих полов я уже нашел, и следовало в темпе начинать обучение австралийских Абелей, Скорцени и Мат Хари.

Разумеется, я не надеялся за два-три месяца подготовить приличных агентов. Но кое-какие навыки я им привить успею, а двое из них уже умеют обращаться с радиостанцией вплоть до представления об азбуке Морзе. Слава богу, хоть шифровальному делу их учить не надо, по крайней мере срочно. Ну и в процессе преподавания испанского я и сам маленько подучу этот язык, что тоже не будет лишним. Но вот к моменту путешествия в Европу, пожалуй, очень не помешает иметь хоть как-то функционирующую разведку, которая поначалу будет совмещена с диверсионной службой.

Однако в процессе обдумывания грядущего визита на Филиппины меня посетила и еще одна мысль, так что я в очередной раз пригласил Виктора на ужин.

– Видишь ли, – сказал я ему, – приличное государство обязано в числе прочих иметь и религиозные структуры. И хоть у нас законодательно закреплена веротерпимость, все-таки основная масса австралийского народа придерживается христианства.

В этом месте физиономия моего собеседника выразила такое удивление, что мне пришлось уточнить:

– Во всяком случае, так я сказал испанцам. И вряд ли сильно отклонился от истины, потому как кто сказал, что бог мориори Ио – это не Иисус Христос, только с сокращенным именем? Буквы-то совпадают. И биографии похожи, если вглядеться повнимательней.

– Так ведь нет же у Ио никакой биографии! – возразил сбитый с толку Маслов.

– Я про это и говорю. Раз нет – надо написать! А потом обнаружить в ней явное сходство со всеми четырьмя евангелиями. И, кроме того, не помешает продумать саму историю возникновения христианства в Австралии. Мне почему-то кажется, что его сюда привнес апостол Фома.

Виктор по-прежнему был далек от понимания вставшей перед нами проблемы, поэтому я пояснил:

– Петр не годится, его уже приватизировала католическая церковь. Андрей тоже, потому как известен конец его жизни. Иуда не подходит по совершенно очевидной причине. А больше я из апостолов никого, кроме Фомы, и не знаю. Впрочем, это уже на твое усмотрение, вот тебе флешка, тут почти четыре гига про все это. В общем, а не стать ли тебе по совместительству главой австралийской христианской церкви? Поначалу исключительно для внешнего представительства.

Самое интересное, что особого протеста эта идея у Вити не вызвала, и уже минут через пять он согласился.

– Значит, я буду патриархом? – уточнил Маслов.

– Нет, это, пожалуй, не очень хорошо, ведь патриарх – однозначно православный сан, а у нас независимая церковь. По аналогичной причине не годится и папа со всякими кардиналами. Действительно, здесь не мешает подумать…

Тут я вспомнил недавно сочиненную вывеску к только что основанному рассаднику культуры, и меня осенило.

– Как Христос назвал свою команду? Пастырями! Вот и у нас глава церкви так и будет называться – пастырь. А более мелкие иерархи получатся прибавлением уточняющей добавки спереди. Например, наш аналог митрополита – это группенпастырь. Епископа – бригаденпастырь, архимандрита – штандартенпастырь, и так далее.

– А кто такой архимандрит?

– Я-то откуда знаю? Посмотри на флешке, там все должно быть.

Через неделю после своего прибытия в столицу император наконец-то разобрался с неотложными делами и нашел время для выслушивания моего подробного отчета о визите в Себу и произошедших в процессе оного событиях.

– Зря ты катишь бочку на строителей галеона, – сказал он мне, когда я дошел до описания утопления этой посудины. – Ты просто не учел особого характера подводного взрыва. Ведь вода-то практически несжимаема, и вся энергия пошла в ограниченный объем носовой оконечности. Если бы корабль был железный, то часть ее погасилась бы в процессе пластической деформации, а в случае деревянного – увы. Кстати, тут тебя подвел излишний гуманизм. Привинтил бы мину к середине корпуса, корабль бы тонул в несколько раз дольше. Хотя, конечно, при этом увеличивался риск взрыва крюйт-камеры.

Когда я дошел до описания показа модели турбопарохода, Илья заметил:

– Вообще-то неплохо бы создать теорию регрессорства, чтобы все было по науке. А то ведь и револьвер, и паровая турбина получились в результате импровизации. Ладно, это дело я возьму на себя. Хотя навскидку твой кораблик нравится мне куда больше кремневого револьвера. Ведь тому не хватает только капсюлей, чтобы стать приемлемым оружием. Даже с теми конструктивными извращениями, которые ты туда понапихал. А работоспособную судовую турбину в ближайшие сто лет ни у кого построить не получится, включая даже и нас. То есть там не одна, а как минимум четыре ключевых трудности, на данном уровне развития непреодолимые. Материалы, центровка, подшипники и редуктор. Может, придумаешь еще что-нибудь в дополнение к револьверу, чтобы и там их стало хотя бы две? Раз уж твой дон и на барабанку облизывался. Кстати, давно хотел спросить. Зачем у нее рукоятка перед барабаном, ведь за цевье при выстреле держаться ничуть не менее удобно?