Без купюр - Карл Проффер

И все же лучшим подарком была книга. В этом отношении Н. М. не отличалась от большинства наших знакомых русских. Не то чтобы они презирали “мирские блага”, но книжный голод мучил больше. В 1969 году на нас, наивных и несведущих, эта острая потребность произвела чрезвычайное впечатление.

Наверное, были и другие книги, но помню, что раньше всего я дал Н. М. Библию, а после уже – ее собственные на русском и на английском. Она любила разные английские книги и журналы. Часто просила английские и американские стихи; в начале семидесятых особенно интересовалась Т. С. Элиотом – она думала, что у него и Мандельштама есть точки соприкосновения. Попросила стихи Элиота (думаю, читала его эссе), но позже потеряла к нему интерес. Когда я дал ей “Одиссею” Казандзакиса, она прикинула ее объем и сказала просто: “Я не верю в крупные формы поэзии”. Кажется, предложила отдать книгу кому-то, кто ее оценит.

К 1973 году у нас уже было сделано много репринтов, и Н. М. все время просила книги О. М. “Камень”, Tristia и трехтомное собрание О. М., составленное Струве. Мы посылали ей экземпляры так часто, как только могли, и она так же быстро их раздавала. (Не помню, чтобы видел когда-нибудь больше нескольких в ее квартире.) Начиная со Стар Уолтер в начале 1970-х и до Кристины Райдел в 1978-м мы направляли к ней многих смелых друзей, горячо желавших познакомиться с Н. М. и помочь ей. Надо иметь в виду, что бюрократы, распоряжавшиеся американской программой обмена учеными и выпускниками, строго предостерегали их от подобной деятельности, что большинство сотрудников посольства не одобряли их контактов со “смутьянами”, и большинство американских студентов и преподавателей не желали рисковать тем, что в следующий раз им не дадут визы, если они свяжутся с нежелательными людьми, деньгами или книгами. Когда название “Ардис” приобрело известность, американские чиновники в России и дома предупреждали путешественников, чтобы они не имели дела с такими опасными предметами, как книги “Ардиса”. Нам было стыдно, и мы злились, когда услышали об этом. С другой стороны, мы испытывали гордость от того, что каждый год, в каждой группе бывали исключения, и эти люди получали возможность узнать, каково приходится на самом деле российскому интеллектуалу.

Я не хочу, чтобы создалось впечатление, будто Н. М. или другие “высокодуховные” русские проводили все дни, погрузившись в классику. Ее занимало не только возвышенное. Она обожала романы Агаты Кристи – мы посылали их не раз. В одном из первых писем она написала нам: “Получила от вас три книги Агаты Кристи и очень вам благодарна… Вот это писательница!” (15 декабря 1970). Через год она подробнее объяснила, чем важно для нее это развлекательное чтение (в СССР оно было недоступно – детективы считались буржуазным продуктом массового рынка, предназначенным для того, чтобы отвлечь трудящихся от серьезных общественных проблем; теперь, правда, начали производить собственный детектив, идеологически выдержанный): “У меня чудная книга Агаты Кристи про старуху (гага) и детей. Большое вам спасибо. На два дня я забыла обо всем и жила в английском городке среди дворян, священнослужителей и пр. …” (21 октября 1971). Именно такой возможности отвлечься и высвободиться лишены советские читатели. Думаю, в каком-то смысле такие же ассоциации со свободой и другим миром вызывал у Н. М. чай “Твайнингс”: его она особо заказывала, не потому, что предпочитала его крепчайшей заварке, которую научил ее делать О. М., а просто от него веяло ароматом мест, где люди живут без страха, где уважают закон, где жизнь устойчива.

После 1975 года, как я уже сказал, она всегда добавляла Набокова к списку нужных книг. Но мы продолжали слать и книги Мандельштама, в частности наше красивое издание “Воронежских тетрадей”, над которым работала приятельница Н. М. Виктория Швейцер. Мы опубликовали уже три сотни книг, и многое мне приелось, но вечера, когда я набирал эти стихотворения, были увлекательными. “Воронежские тетради” мы хотели прислать ей на день рождения в 1979 году, но получилась типичная советская история. Эллендея написала хорошему знакомому в посольстве убедительное письмо с просьбой доставить Н. М. пакет:

День рождения Н. М. 30 октября, и в этом году ей исполнится 80 лет. Мой муж и я познакомились с ней десять лет назад, как раз, когда она стала знаменитой благодаря своей первой книге и любимицей московской интеллигенции. Через несколько лет, когда вышла ее вторая книга, многие из тех, кто в 1970 году приветствовал ее талант и преданность правде, решили, что она копается в грязном белье, и отступились от нее. Последние годы из-за слабого здоровья она все больше превращается в затворницу.

Мы послали большую кипу – по пять экземпляров каждой книги Мандельштама и еще кое-что Набокова. Наш посольский знакомый проникся нашим настроением, упаковал книги по-праздничному, но совершил ошибку, доверив отвезти пакет шоферу, предоставленному русскими. Либо КГБ, либо черному рынку досталась золотая жила. Н. М., разумеется, не получила книг, и когда Эллендея посетила ее в последний раз в 1980 году, Н. М. ничего не знала об этом подарке. Эллендея принесла экземпляр “Воронежских тетрадей” – Н. М. увидела его впервые и очень радовалась.

В день рождения мы пытались ей позвонить, но безуспешно, и пришлось отправить телеграмму через “Вестерн юнион”: “Поздравляем с восьмидесятилетием самого замечательного живого русского писателя. Десять лет Вы были для нас вдохновением, Вы сделали русскую литературу живой для нас, и все, что мы сами делали с тех пор, было попыткой сделать ее живой для других. Мы читаем и перечитываем Ваши книги и убеждаем других читать обоих Мандельштамов. За Ваш талант и храбрость мы уважаем Вас. За вдохновение – благодарим. Мы очень по Вас скучаем. С любовью, К и Э”. С непривычной для нас сентиментальностью и восторженностью, но все – правда.

Самый важный наш подарок Н. М. нам вернула. К концу нашего пребывания в 1969 году мы приобрели у хорошего русского приятеля, великого собирателя книг (“Все, что в человеческих силах, я могу достать”, – самодовольно говорил он), первое издание первой книги Мандельштама “Камень” (АКМЕ, 1913, 500 экз.). Наш приятель привык иметь дело с редкими книгами, но подчеркнул, что этот “Камень” – действительно что-то особенное, невероятная редкость, и в одном из наших букинистических разговоров – двух в общей сложности – предупредил: “Эту книгу вы больше не увидите”. Мы подумали, что это будет хорошим прощальным подарком Н. М. Когда мы отдали ей книжку в кухне, она улыбнулась, сказала что-то в том смысле, что не видела ее много лет, задумчиво полистала, прочла несколько строк вслух, а затем сказала: “Знаете… я знаю все это наизусть. Заберите ее – вы получите удовольствия больше, чем я”.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});