История врачевания. От заговоров до киберножа - Артем Иванович Федоров

бы его тела) считалось благовидным предлогом, чтобы выйти из боя. Но, конечно же, сам рыцарь не имел права оставить сюзерена или даже ослабить копье, отослав кого-нибудь из слуг, чтобы помочь оруженосцу или кнехту.

Однощитные рыцари, не имевшие «группы поддержки», вынуждены были спасаться собственными силами, и реальный шанс на выживание имелся только у тех, кому удавалось удержаться в седле. Поэтому раненых, а тяжелораненных в особенности после средневековых сражений оказывалось мало. Часто о них не упоминается вообще.

Если рана оказывалась лёгкой, рыцарь оказывал себе первую помощь сам, используя индивидуальный перевязочный пакет. Каждый воин в ту пору носил с собой кусок чистого холста и баночку с «целебным» бальзамом — совершенно бесполезной мазью, изготавливавшейся на основе жира, а позже сливочного масла.

Те бедняги, кому досталось действительно крепко, могли лишь выбраться из свалки и уже там позволить себе выпасть из седла в надежде, что после боя кто-нибудь подберёт их. Рассчитывать в этом отношении стоило на нонкомбатантов, обычно сопровождавших средневековое войско, — главным образом на монахов и на женщин лёгкого поведения. Монахи действовали бескорыстно, но предпочитали не перевязывать раненых, а сразу отпускать им грехи. Прочие же «санитары» рассчитывали на то, что спасённый чем-то отблагодарит их.

В лагере раненый мог надеяться на помощь цирюльника. За тех, у кого средств на лечение не было, расплачивались сюзерены или товарищи. Позже в наёмных армиях раненым стала выдаваться компенсация из общей казны полка.

Сделать цирюльник мог не столь уж многое. Из колотых ран отсасывалась кровь. Застрявшие наконечники стрел извлекались с помощью ножа. Рубленые и рваные раны промывались вином, после чего их края сшивались. Лишённые кровоснабжения клочья кожи и мышц отсекались. И это, собственно, всё. Повреждения внутренних органов цирюльники не врачевали.

В случае переломов вправлялись кости и накладывались лубки. Естественно, это касалось только самых простых случаев. Если кость была раздроблена, цирюльник ничего сделать не мог.

Оправиться от раны воину должны были помочь эликсиры, приобретаемые у знахарей. Преследуемые церковью колдуны в христианском войске предлагали свои снадобья «из-под полы». Но в изобилии и недорого. Главное же, их лекарства действительно были до некоторой степени полезны. Ибо, вопреки молве, мухоморы, сушёные пауки и помет летучих мышей в их состав не входили. В основном колдуны продавали крепкое вино, настоянное на ароматных травах.

Получив помощь в вышеуказанном объёме, раненый стремился вернуться домой, чтобы отлежаться там. Но возможность для этого имелась не всегда. Транспорт был плох, дороги небезопасны, да и вынести путешествие в седле или телеге было под силу далеко не всем раненым. К услугам этих несчастных были госпитали — как стационарные, обычно при монастырях, так и полевые, тоже обслуживавшиеся монахами. Там наличествовали хоть какие-то условия для того, чтобы набраться сил.

В средневековом монастырском госпитале не имелось бассейна и ванн, как, впрочем, и никаких иных условий для поддержания чистоты. Напротив, госпиталь по совместительству служил пристанищем для нищих и бродяг, что превращало его в рассадник болезней и паразитов. В средние века солдат больше косили эпидемии, антисанитария, чем стрелы и ядра врагов. Военная медицина средневековья пугает наших современников невежеством, пренебрежением к жизни солдат.

В монастырях не лечили. Совсем. Монахам было запрещено проливать кровь, а значит, делать операции. Не дозволено было и травничество. Ведь силу настоям, как тогда думали, придавали не сами травы, а произносимые при их сборе и заваривании магические наговоры. Монахи лишь предоставляли кров, кое-какой уход, и молились за больных.

Содержание в госпитале было бесплатным лишь условно. От раненых, имевших деньги и ценности, ожидались пожертвования. Те, кто средств не имели, выходили собирать милостыню в окрестностях госпиталя.

Гангрена, противопоставить которой можно только антибиотики, оставалась бичом раненых вплоть до 1940-х годов. Даже такая крутая мера, как обваривание раны кипятком, не давала гарантий от заражения.

В случае же начала гангренозного воспаления надежду на спасение оставляла только срочная ампутация. Но в средние века и этот шанс был призрачным. Как правило, во время серьёзных операций больной или умирал от болевого шока, или истекал кровью. Анестезия тогда проводилась бутылью крепкого вина (внутрь) либо деревянным молотом (наружно). Представления же о кровообращении в ту пору были настолько смутными, что жгут не накладывался.

Спасение жизни пациента не означало решения солдатских проблем. Вернувшийся с войны боец входил в дом как бесполезный инвалид, который никак не мог помочь семье. Он становился для родных дополнительным бременем.

Столетняя война (1337–1453 годы) стала поворотным пунктом во всей военной истории европейской цивилизации. За этот период появились первые профессиональные армии, начало стремительно развиваться огнестрельное оружие, а, следовательно, резко изменился и характер повреждений, получаемый бойцами на полях сражений. Городские ополчения ещё с середины XIV века стали нанимать для своих отрядов лекарей, сопровождавших их в походе; немало было и разного рода «вольных цирюльников», прибивавшихся к армии — в конце концов, хоть кому-то надо было проводить ампутации или штопать раны.

В XV веке перед медиками встала задача врачевания огнестрельных ран, более тяжёлых, чем те, с которыми хирургам приходилось встречаться ранее. Дело в том, что повреждение от круглой свинцовой пули по своему характеру — дробящее. Но при этом ещё и проникающее.

Летящий с огромной скоростью кусок свинца не рассекал, а плющил и разрывал ткани. Кроме того, пуля вколачивала глубоко в рану обломки панциря, обрывки одежды, волокна из набивки гамбезона. Если выстрел делался с близкого расстояния, в ране стоило поискать ещё и пыж. Условия для возникновения гангрены складывались просто идеальные.

Объясняя такое положение дел содержащимся якобы в свинце ядом, средневековые врачеватели пытались стерилизовать огнестрельные раны кипящим маслом. К счастью, скоро было замечено, что подобное лечение лишь увеличивает смертность.

Открытия Амбруаза Паре становятся эпохальными, сравнимыми с достижениями античных врачей, а зачастую их превосходящими. Он доказал, что прежнее заблуждение относительно огнестрельных ран — считалось, что эти раны отравлены, — безосновательно, и в действительности такие повреждения относятся к ожогам и ушибам. Паре ввёл практику перевязки (лигатуры) повреждённых сосудов и изобрёл изогнутую иглу с тремя гранями для наложения швов, которая используется до сих пор. Он разрабатывал протезы, совершенствовал технику ампутации, создавал новые хирургические инструменты.

Однако худшие времена миновали — военная медицина была вновь поставлена на службу государству и стала частью европейских армий.

Для того чтобы вернуть военную медицину к состоянию, хотя бы отдалённо приближенному к римским образцам, потребовалось едва ли не 1300 лет, и всё равно новшества внедрялись трудно, а наука оставалась на пещерном уровне: невзирая на исследования Паре, огнестрельные раны продолжали прижигать или заливать кипящим маслом, представления