Доктор Данилов в Склифе - Андрей Шляхов

Виктория Михайловна поджала губы.

Из ординаторской Данилов позвонил лечащему врачу, благо список всех телефонов врачей седьмого корпуса, как мобильных, так и домашних, висел на стене. Так положено, на всякий случай.

Доктор Аванесова сразу же вспомнила Межевову.

— А, это та бабушка, которая своими какашками на стенах пыталась рисовать. Я перевела ее в тринадцатую психиатрическую, в шестое отделение…

Данилов так и думал, что сестры ошибочно отметили Межевову в «движении» — суточном отчете о поступлении-выбытии пациентов — выписанной, а не переведенной.

— А родственникам не сообщали, Нонна Аветисовна?

— Старшая сестра должна была позвонить, забыла, наверное…

Информацию о переводе Виктория Михайловна восприняла спокойно. Данилов опасался, что она начнет качать права, выясняя, как врачи могли перевести старушку без согласия родственников, но обошлось без нового скандала.

— Спасибо, доктор. Адрес и телефон не подскажете?

— Отчего же, подскажу.

Данилов достал из ящика стола пухлый адресный справочник и, быстро найдя нужную страницу, списал на чистый лист бумаги адрес тринадцатой психиатрической больницы и телефоны ее справочной и приемного отделения.

Для полного спокойствия Данилов позвонил в приемное отделение больницы и узнал, что Межевова действительно поступила и в настоящее время лечится в шестом отделении. Коллега из тринадцатой психиатрической был столь любезен, что сообщил и номер палаты, и имена лечащего врача и заведующего отделением.

— Вы мне еще свою фамилию запишите, — попросила Виктория Михайловна, когда Данилов протянул ей лист с информацией.

— Зачем? — удивился Данилов.

— На всякий случай, вдруг я благодарность вам захочу написать…

— Жалобу не напишете, вот и будет благодарность, — пошутил Данилов, но записал не только фамилию, но и имя с отчеством. Не жалко, раз просят.

Виктория Михайловна, как оказалось, не собиралась ограничиваться одной лишь письменной благодарностью. Получив от Данилова бумажку с информацией, она взамен положила на стол другую, оранжевую. Купюру в пять тысяч рублей.

— За что? — поинтересовался Данилов.

— За помощь!

— Заберите, пожалуйста.

— И не подумаю, Владимир Александрович! — Виктория Михайловна встала и направилась к выходу.

Что делать в подобной ситуации? Пришлось Данилову с денежкой в руках догонять свою благодетельницу и чуть ли не силой возвращать ей подарок.

Незваные гости появились тогда, когда купюра еще была в руке Данилова. Гостями оказались заместитель директора института по лечебной части Ромашов и двое незнакомых Данилову мужчин. Все были в белых халатах, то есть еще находились на работе, несмотря на то, что шел девятый час вечера.

Увидев их, Виктория Михайловна ойкнула, забрала у Данилова купюру, скомкала ее в кулаке и, дробно стуча каблуками, ушла прочь.

— Что здесь происходит? — спросил Ромашов, вглядываясь в бейджик, висевший на груди у Данилова.

Его спутники дружно, как по команде, нахмурились.

— Женщина навела справки о своей родственнице, а затем попыталась заплатить мне за это.

— За справки о родственнице?

— За то, что я сказал, куда ее перевели.

— Что вы мне голову морочите! — возмутился заместитель директора. — Это не может стоить пять тысяч! Я же видел, сколько она пыталась вам дать!

— Во-первых, у меня есть два свидетеля. — Данилов указал рукой на стоявших рядом Машу и охранника. — Во-вторых, вы, Максим Лаврентьевич, видели, как я пытался вернуть деньги и вернул их. Какие ко мне могут быть претензии?

— Пока никаких, — с нажимом на слово «пока» ответил Ромашов. — Но предупреждаю, что буду к вам приглядываться.

— Ваше право. — Данилов прекрасно понимал, что означает «приглядываться» на языке начальства.

— Конечно, кто же рискнет прибрать деньги в присутствии администрации! — хмыкнул один из незнакомцев, намекая на то, что возврат денег был вызван их появлением.

— Ваши домыслы — это ваше личное дело, — вежливо сказал Данилов. — Но если вы пытаетесь обвинить меня…

— Давайте осмотрим ваши палаты! — перебил его Ромашов. — Проводите нас!

В палатах все было в порядке — пусто и чисто.

— Всего хорошего, — буркнул на прощание заместитель директора и сказал своим спутникам: — Теперь в реанимацию!

Они пошли в реанимацию, а Данилов вернулся в смотровую.

— Что это было? — спросил он у Маши.

— Контрольный обход, — пояснила она. — Чтобы мы не расслаблялись. Хорошо, что они не вошли тогда, когда деньги лежали на столе…

— Верно, — согласился Данилов. — А кто это был с Ромашовым?

— Сама не знаю, — улыбнулась Маша. — У нас так много начальства, всех и не запомнишь. Вы теперь будьте начеку, Владимир Александрович, Ромашов ничего не забывает.

— Я всегда начеку, — улыбнулся в ответ Данилов. — При моей работе иначе нельзя.

Настроение у него испортилось. Кому приятно попадать в подобные идиотские ситуации и выставляться без вины виноватым? Данилов постарался взглянуть на ситуацию со стороны — поставил себя на место заместителя директора и вынужден был признать, что и сам пришел бы к такому же выводу. Решил бы, что проявление начальства сорвало дачу взятки врачу.

Помянув про себя недобрым словом Викторию Михайловну, Данилов ушел в ординаторскую. Он не сомневался, что история с возвратом пяти тысяч будет иметь продолжение.

От грустных дум отвлекла карета скорой помощи. Привезли молодого человека, пытавшегося покончить с собой при помощи афобазола, препарата, применяющегося при лечении депрессий.

— Мать подсчитала, что он съел пятнадцать таблеток, — сообщил врач скорой помощи. — Афобазол принадлежал ей. Невропатолог выписывал. Во время промывания желудка парень пытался перегрызть зонд, но мы не позволили.

— Я все равно с матерью жить не буду! — заявил пациент, на вид человек из приличной семьи. Интеллигентное лицо, очки в недешевой оправе, глаза умные, но настороженно-недружелюбные.

— Разве для этого обязательно кончать с собой? — удивился Данилов, расписываясь в приеме. — Можно же просто переехать!

— Куда? Я студент! Мне квартиру снимать не на что!

— Значит, травиться единственный выход?

— В моем случае — да!

— Ясно, — вздохнул Данилов, присаживаясь на кушетку рядом с пациентом и разматывая манжетку тонометра. — Жалобы есть?

— Медицинских — нет!

— Отлично. Снимите, пожалуйста, рубашку. Посмотрим сперва, каково ваше давление…

Давление оказалось нормальным — сто пятнадцать на семьдесят пять. Пульс оказался шестьдесят два в минуту, сердце билось ровно, дыхание было чистое, следов от инъекций на теле не было. Ну, просто образцовый молодой человек.

Маша, заполнявшая первый лист истории болезни, к тому времени списала данные с паспорта и поинтересовалась местом учебы.

— РХТУ, — ответил пациент. — Российский химикотехнологический университет имени Менделеева. Четвертый курс.

— А факультет какой? — спросил Данилов.

— Химико-фармацевтических технологий и биомедицинских препаратов.

— Так-так… — Данилов внимательно посмотрел на молодого человека.

— Что такое? — забеспокоился тот. — Одеваться можно?

— Одевайтесь, — разрешил Данилов, вставая с кушетки.

Он сел за стол и огорошил пациента неожиданным вопросом:

— Каковы были ваши истинные намерения?

— Не понял… — Молодой человек подошел ближе к столу.

— Вы посидите на кушетке, подождите, я еще в истории писать буду, — сказал ему Данилов. — И ответьте, пожалуйста, на мой вопрос. Как говорят милиционеры в кино, не для протокола. В истории я с ваших слов напишу, что вы намеревались покончить с собой…

— Так оно и было, доктор!

— Позвольте вам не поверить. Если бы вы были студентом Плехановки или ВГИКа, то я бы еще поверил, что вы рассчитывали умереть при помощи пятнадцати таблеток афобазола. Но студент четвертого курса химико-технологического университета, да еще и фармбиофакультета… Не смешите меня!

— Я запил таблетки вином, чтобы усилить действие!

— Да хоть водкой, — отмахнулся Данилов. — Все с вами ясно — родителей шантажировали…

— Не шантажировал, а защищал свои права, — пробурчал самоубийца-шантажист.

— Каждый волен выбирать свой способ. — Данилов начал заполнять историю болезни.

Визит заместителя директора по лечебной части аукнулся уже утром.

После пятиминутки Данилова пригласил в свой кабинет заведующий приемным отделением. Марк Карлович был не в духе — хмурился, смотрел в сторону, разговаривал резким тоном, то и дело дергал себя за бороду.

— Почему вы не сказали на пятиминутке, что вчера вечером в корпус приходил Максим Лаврентьевич?