Правоверный - Станислав Олейник

— Стоп, стоп, — остановил его генерал. Так что же ты раньше молчал? — стараясь скрыть волнение, — поднялся он с кресла. — Ты представляешь, какие могут быть последствия, если что случится с «Правоверным»!? Немедленно иди к себе и проработай план мероприятий. Сделай все, но чтобы американцы и «Правоверный» были в целости и сохранности. Не дай Бог, чтобы их всех грушники взяли в плен, я уже не говорю о том, что могут их перестрелять. Подготовь шифровку нашему Представителю в Кабул.

— Да, еще вот, что, — генерал сделал паузу. — «Аслам» знает о «Правоверном»?

— Естественно, Василий Маркович, односторонняя расшифровка. Он уже получил команду «присматривать» за ним.

— Хорошо, Игорь Михайлович, держи меня в курсе.

Идти было тяжело. Острые каменные осколки, готовые по неосторожности идущих вызвать лавину, сбивали и рвали легкую обувь, в которую были одеты американцы. Перед выходом группы Сулейман, да и Фил, предупреждали их, что кроссовки, в которые те были обуты, долго в горах не выдержат. Но те лишь отмахнулись. Вот сейчас им и приходилось расплачиваться.

По обе стороны тропы, по которой они шли, из узких трещин хлестали ручьи. Внезапно перед ними возникла река, которая, словно пытаясь вырваться из плена зажавшего ее ущелья, выла, ревела и металась.

Пот струился по усталым лицам путников. И каскад ледяных брызг, в которые они неожиданно окунулись, казался всем настоящим спасением.

На небольшой площадке сделали привал. Сопровождавшие груз моджахеды поправили на невозмутимых ишаках поклажу. Все, за исключением проводника, который с беспокойством долгое время ходил по берегу беснующейся реки ища переправу, в изнеможении опустились на щебень.

— Филипп, — неожиданно, обратился к переводчику Торнтон, — спроси у Сулеймана, кто он, таджик или пуштун, или еще кто-то?

— Зачем это тебе, Джад? — насторожился Фил. Он не исключал возможности, что Сулейман прекрасно владеет английским языком и, как многие афганцы, знающие его, скрывает этот факт. Зная об этом, он всегда с беспокойством прислушивался к американцам, готовый немедленно прервать в их разговоре, что-либо нелицеприятное по отношению к афганцам.

— Я хотел спросить Сулеймана, почему больший процент населения Афганистана пуштуны, так враждебно относятся к своим союзникам, пакистанцам.

Только Фил повернулся к Сулейману, чтобы перевести этот вопрос, как тот, на чистом английском, чем поверг всех иностранцев в изумление, произнес:

— Не утруждайте себя, мистер Джексон, — я отвечу на вопрос мистера Торнтона, — и, поигрывая камчой с вплетенной в ее конец пулей, подошел к американцам, присел рядом на кучку щебня, и усмехаясь, повторил:

— Я отвечу на ваш вопрос, мистер Торнтон. Натянутость этих непростых отношений, которые вы назвали враждой, корнями уходит в те времена, когда Пакистан был в составе Индии. В приграничных районах, как Афганистана, так и Пакистана, издревле живут пуштуны, не терпящие над собой ничьей власти, мечтающие о своей автономии, но только не в составе Пакистана. Поэтому они еще в те далекие времена говорили, — уж если кому-то подчиняться, то лучше договориться с королем Афганистана, чем с вице — королем Индии. Когда Индия распалась на Бхарат (Индия) и Пакистан, пуштуны голосовали за Бхарат, потому что только в таком огромном государстве, как Индия, они могли рассчитывать на автономию. Но получилось так, что на выборах выиграли те, кто голосовал за самостоятельность Пакистана, и поэтому пуштуны вынуждены были расстаться со своей мечтой, создать собственную автономию под патронажем Индии. А о создании автономии под патронажем Афганистана, не могло быть и речи. Пакистан на это никогда не согласился бы. Вот и живут пуштуны, вроде бы и вместе, но в то же время, в разных государствах. Я понятно ответил на ваш вопрос, мистер Торнтон? — закончил Сулейман, поднимаясь на ноги.

— Да, мистер Сулейман, — ответил тот покраснев.

— Оксфорд? Йель? — прокашлявшись спросил Йенсен.

— Ни то и ни другое, — снисходительно усмехнулся Сулейман, и добавил:

— Я самоучка, и если у вас больше нет вопросов, господа, продолжим путь…

Как только караван оказался по ту сторону бурного потока, перед ним выросли трое моджахедов. Под уздцы они держали три коренастые мохнатые лошадки. Сулейман подошел к ним и о чем-то переговорил. Затем повернулся к моджахедам сопровождавшим караван, и коротко приказал перегрузить поклажу с ишаков на лошадок. Когда все было закончено, проводник привязал ишаков один к другому уздцами к хвостам, подошел к Сулейману, попрощался, и взяв переднего ишака под уздцы, направился в сторону реки, которую совсем недавно перешел с караваном.

Местность, по которой шел караван, была однообразной. Скудная растительность едва-едва прикрывала собой редкие проплешины. Сулейман пояснил, что они вступили в Хадзараджат, — старый, разрушающийся под тяжестью веков горный массив. Кроме того он предупредил, чтобы оружие все держали наготове. Местность, по которой им предстояло идти, издревле славится разбойничьими шайками, нападавшими на всех без разбору. Отлично вооруженные, не признающие ничьей власти, они называли себя независимыми моджахедами. Они нападают и на караваны богатых купцов, и не брезгуют даже бедняками.

Однако пока было тихо. Остановились перед огромным скальным монолитом, подножие которого было покрыто осыпями мелкого щебня.

— Неожиданно, словно призрак, перед караваном вырос моджахед. Жесты приветствия, которыми он обменялся с Сулейманом и сопровождавшими груз моджахедами, говорили о давнем их знакомстве. С американцами, к которым относился и Фил, он поздоровался сдержанно, кивком головы.

После разговора с моджахедом, Сулейман с караваном и сопровождавшим его моджахедами, направился дальше, по тропе, в сторону старой покрытой мхом скалы. Возмутившемуся было Йенсену, который был ответственен за доставку груза, моджахед, представившийся Зарифом, на чистейшем английском успокоил его. Он объяснил, что груз прибыл по назначению, а сейчас он всех представит своему шефу, который им все и объяснит.

Площадка, на которой они оказались, находилась под самым монолитом. Вокруг громоздились хаотично разбросанные, разрушенные временем замшелые скалы. Далеко, к югу, сквозь сизую дымку, угадывались долины, а к востоку, уходя отвесными обрывами в бездонную пропасть, высилась величественная скала, усеченная вершина которой терялась в безоблачной синеве необъятного неба.

И тут все удивленно замерли, — еле видимая тропа, которая пересекала площадку, извиваясь словно змея, дальше упиралась прямо в отвесную стену монолита. Это было просто невероятно, тропа уходила в никуда.

Фил внимательно присмотрелся. Стена, в которую упиралась тропа, была испещрена глубокими трещинами и отслоениями. То тут, то там темнели провалы. Они словно каверны вились по стене, и напоминали собой гусениц пожирающих крону дерева.

Но и это было еще не все. Настоящие чудеса только начинались. Моджахед, который привел их на площадку, поднимается по тропе к скале и, на глазах изумленных американцев, исчезает. И не просто исчезает, а будто растворяется. Потрясенные увиденным, все замирают на месте…

— Мне может кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — обвел всех взглядом Йенсен. — Фил, — обратился он к Джексону, — спроси вон того аборигена - кивнул он в сторону моджахеда спокойно курившего в стороне.

— Бесполезно. Не скажет. Это охранник. Давайте попробуем разобраться сами, — ответил Фил, покосившись на охранника.

Подойдя ближе к скале все в растерянности остановились. Перед ними была ниша…И все. Но она заканчивалась тупиком. Все переглянулись. В глазах у всех был один вопрос: «Куда исчез моджахед? Не мог же он испариться?» Здесь явно попахивало мистикой. А что случилось потом, их просто шокировало…

Все было, как в сказке про Али-бабу и сорока разбойниках. Отличие, пожалуй, было в том, что в сказке, чтобы попасть в заветную пещеру, нужно было произнести заклинание, — «Сим-Сим, откройся!». А здесь…Неожиданно появился Сулейман. Сохраняя спокойствие, он прошел в нишу, и камнем выбил по стене какую-то замысловатую дробь. Небольшой участок стены, вдруг бесшумно подался внутрь, и все оказались перед темным провалом. Не дав американцам придти в себя от изумления, Сулейман пригласил их следовать за ним, в этот образовавшийся темный провал.

Творение природы, которое здесь использовано, пусть даже в корыстных целях, было уникальным. Чего стоили только стены грота, в котором они оказались. Выпирающие скальные породы, из которых и состояли эти стены, напоминали своей мрачностью огромный зал средневекового замка. И только залитый бетоном пол, лампы дневного света, гудящие вытяжные системы, да глухой рокот дизеля, говорили, что на дворе двадцатый век.