Золотая гора - Марианна Алферова

— Пишет, — поправил Одд.

— Один хрен. Пусть пишет. Она целую галерею себе здесь в Консерве состряпала. Но самый подонок, это, конечно Бертиков, то есть Бетрей. И как только он про Папашино завещание пронюхал? Не иначе, Ядвига ему бумагу показала. Но я свое еще верну. Если поможешь, я тебе десять процентов дам.

— Лучше пятнадцать. Но я не обещаю, что помогу.

— Перво-наперво Бетрей, — Дина как будто и не слышала возражений бизера.

— С Бетрея начинать нельзя, он слишком силен. — Генриху казалось, что это не он говорит — кто-то другой. Это его забавляло. И было немного страшно.

— Хорошо, Бетрей — на закуску. Тогда начинай с Футуровой. В конце концов, это по ее вине Иванушкин попал на мену.

— Хорошо, начнем с Футуровой, — пообещал Генрих. — Где мне ее искать?

— В галерее ТОИ, конечно! Эту компостную яму я когда-нибудь сожгу, клянусь траншеей! Ты поможешь?

— Я — Уилл Шекспир, а не Герострат.

— Но согласился на пятнадцать процентов!

— Так я процентщиком стану в старости. Или ты не знаешь?

— Вранье! — фыркнула Дина. — Шекспир — это псевдоним. Я точно знаю. Когда ты умер?

— Как только написал "Бурю". На другой день.

Глава 11. В ШТАБ-КВАРТИРЕ "ТОВАРИЩЕСТВА ОГРОДНОГО ИСКУССТВА".

Галерея ТОИ начиналась с приемной — неимоверно длинной комнаты, которая то суживалась, превращаясь в узкий коридор, где с трудом могли разминуться двое, то вновь разрасталась до простора танцевальной залы. Сегодня в приемной народу собралось больше обычного. Не хватало мест, чтобы развесить картины, их ставили на пол, вдоль стен. Подле шедевров кучковались начинающие авторы.

Генрих прошелся по приемной, разглядывая однообразно унылые холсты, струпья белил, жухлые пятна окиси хрома.

— За две тысячи могу продать, — сказала дама лет пятидесяти в черном платье до полу и самодельных сандалиях.

В центре комнаты прямо на полу тощий мужчина со светлыми безумными глазами раскидал измятые рисунки, сделанные на оберточной темной бумаге.

— Я десять лет к этому шел! — кричал светлоглазый, хватая с пола очередной шедевр и тыча им в лица стоящим. — Сложнейшая техника! Здесь десять слоев. Вы только вдумайтесь в это слово — "десять"! Но главное!.. голос светлоглазого сделался визглив и безумен. — Главное, я десять лет писал стихи! Каждый день вписывал по одной строчке. Все десять лет заключены здесь! — он потряс в воздухе засаленной тетрадкой, приделанной на резинке к рисунку. — А "ТОИ" украло у меня мои открытия. Я пришел в галерею и увидел моих "Трех воскресших огородников", похищенных госпожой Футуровой. Но разве у нее есть хоть десятая доля такой экспрессии? — светлоглазый схватил набросок "обнаженки", энергично обвел пальцем голые ягодицы, стирая остатки угля, вновь швырнул на пол и трагически обхватил голову руками.

— Что здесь происходит? — спросил Генрих у человека, сидящего подле на стуле. Кажется, это был единственный стул в комнате.

Гладкое лицо и свободный костюм делали возраст сидящего неопределимым. Безвозрастный слегка повернул голову. Слегка приоткрыл рот:

— Товарищество отбирает картины для галереи "ТОИ".

— Это очень важно?

Безвозрастный пожал плечами, давая понять, что на такие вопросы он не отвечает.

— А ваши работы где?

Собеседник молча кивнул в сторону стоящего рядом с ним на полу прямоугольного холста. Через ярко-зеленое поле по оранжевой дороге шагал ярко-красный огромный петух.

— Вы поняли, кому все это надо показывать? — обратилась к Одду девушка в широкополой мужской шляпе. — Я лично пока еще ничего не понимаю. Петька, распаковывай! — Приказала она своему спутнику в засаленном ватнике и указала на связку картин.

— Может, не стоит торопиться, — уныло пробормотал Петька.

— Ты что, трусишь?! — голос девушки дрожал от возбуждения.

— Выставлять картины, это все равно что раздеться, — отвечал Петька. А у меня болячка на колене и лишай на груди.

— Ладно, скажу, что все картины мои. Пусть слава мне достанется.

Она разорвала гнилую веревку и извлекал из пакета первую работу.

— Нет, это барахло, — она отшвырнула картину. — А вот это настоящий фрукт! — и девушка водрузила холст на этюдник, потеснив чью-то "Огородную композицию № 5".

…На турнике висела медная обезьяна и весело болтала ножками. Обезьяне было на все глубоко наплевать. Ненастоящее солнце светило над головой, ненастоящая вода синела в заливе, на ненастоящих грядках ничего никогда не вырастет…

— У нас ничего не выйдет, — бормотал Петька. — Если ты не член Товарищества, на выставку не возьмут.

— Почему это?

— Потому что они не огородники вовсе, а воскресшие, — прошептал Петька почти в ужасе.

— Вранье. Ты знаешь хоть одного воскресшего?

— А ты хоть одного члена Товарищества знаешь? — огрызнулся Петька.

— И кто здесь член Товарищества? — вызывающе спросила девушка и огляделась.

— Я, — тихо и с достоинством отвечал автор "Петуха" и поднялся, потому как в окружении многочисленных собратьев по живописи приблизилась Ирочка Футурова. Ее щедрые формы обтягивало пестрое ручной вязки платье с аппликациями из суконных помидоров и огурцов. Волосы Футуровой были уложены в прическу, именуемую в огородах "корзиной". Ее товарищи выглядели не так экзотически: длинные волосы, бороды, свитера, джинсы, жилетки с множеством карманов, брелоки, пальцы со следами красок, и в пальцах — дымящиеся сигареты.

Комиссия остановилась напротив "Петуха".

— Это очень сложная работа, — объясняла Футурова. — На нее надо долго смотреть. Здесь присутствует вечность. И главное, здесь есть образ. Образ воплощения. Причем очень яркий.

— Чистейший красный кадмий, — причмокнул один из созерцателей.

— Учтите, автор член "ТОИ", — добавила Футурова как бы между прочим.

Все, как по команде, присели на корточки и принялись созерцать "Петуха".

— Как он хорошо шагает! — воскликнул один из созерцавших. — Он знает, куда идти!

— Знает" — поддакнула остальные.

— Берем? — спросила Футурова.

— Несомненно, — отвечали члены Товарищества хором.

Теперь настала очередь "Обезьяны на турнике". Члены товарищества переглянулись, Ирочка едва заметно покачала головой, и все хором сказали: "Нет".

— Простите, — вмешался в их священнодействие Одд, невольно испытывавший симпатию к отважной художнице, не потому что "Обезьяна" была необыкновенно хороша, а потому что он сам когда-то так же безоглядно верил в совершенство своих работ. — Не могли бы вы объяснить, чем с вашей точки зрения отличается "Петух" от "Обезьяны"?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});