Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ласло раздал работу, а сам забаррикадировался папками с документами. На специальном банковском бланке для протоколов Ласло изготовил удивительнейшее удостоверение, согласно которому он, Ласло Саларди, уроженец…, проживающий…, непригодный к военной службе (свидетельство, номер, дата), весьма ценный сотрудник банка, военного учреждения первой категории, и к тому же заместитель начальника группы противовоздушной обороны, имеет право на свободное передвижение по городу в любое время суток и на всемерное содействие ему всех гражданских и военных властей.
Документ получился неплохой. Ласло не без гордости перечитал его. Он собирался под каким-нибудь предлогом заглянуть к бывшему левому полузащитнику сборной страны, нанятому банком всего лишь на должность начальника ПВО, но на директорскую ставку, — и, всеми правдами и неправдами, выудить у него печать. Однако случай помог Ласло куда успешнее осуществить свой замысел. Едва он успел покончить с изготовлением документа и компостером прищелкнуть в угол его свою фотокарточку, как по деревянной лестнице, ведущей в отдел корреспонденции, забухали тяжелые сапоги. В дверях кабинета выросли два телохранителя правительственного комиссара.
— Вас вызывает правительственный комиссар!
Девушки побледнели, монотонный треск пишущих машинок смолк. Ласло спокойно поднялся, сунул в карман только что изготовленное удостоверение и, подмигнув девушкам, сказал:
— Я скоро вернусь.
Двое вооруженных телохранителей мрачно затопали следом за ним.
Правительственному комиссару было под сорок. Это был нервный человек, с сединой в волосах, с длинными костистыми руками. Он принял Ласло с неожиданной вежливостью — встал и даже пошел ему навстречу.
— Садитесь, господин доктор!
Некоторое время комиссар, на поповский манер сложив ладони вместе, пробовал упругость пальцев и невнятно хмыкал.
— Видите ли, господин доктор! — заговорил он наконец и глубоко вздохнул. — Между нами возникали известные политические разногласия… Скажем, неприятный инцидент… гм… имевший место шестнадцатого октября… Но, полагаю, в конечном счете вы все же убедились, что я не такой, чтобы… Не стану скрывать: в партийном совете нашего предприятия многие требовали тогда вашего немедленного ареста. Одним словом, — он опять глубоко вздохнул, — я не сторонник крайностей… И сейчас я говорю с вами откровенно — как человек с человеком, как венгр с венгром…
В этот момент Ласло увидел вдруг: на столе рядом с мастичной подушечкой лежали две новенькие круглые печати, и с одной из них, повернутой к нему, пялился на него большущий нилашистский крест. Личная печать комиссара!.. Вторая печать была, по-видимому, копией первой, на немецком языке.
— Муж госпожи Бодо, — слышал Ласло голос комиссара, — занимает ответственный пост в военном министерстве. Сегодня они уезжают в Шопрон. Буду говорить напрямик: вы у нас единственный человек, знающий языки и текущие операции банка. Госпожа Бодо только что, прощаясь со мной, доложила, что в отделе скопилось около трех тысяч не обработанных еще операций. — Комиссар прикурил от только что докуренной сигареты и продолжал: — Я хотел бы получить у вас искренний совет. Как человек у человека, венгр у венгра, чувствуя тяжелое положение страны в целом и данного предприятия в частности… — Он достал из внутреннего кармана платок, громко высморкался и, аккуратно сложив платок, снова убрал его. — Еще раз прошу вас не считать меня человеком крайностей, человеком каких-то предубеждений… В студенческие годы я и сам симпатизировал левым течениям. Читал писателей-народников!.. По правде говоря, жаль, что они и сегодня еще не в одном лагере с нами и что известную часть венгерской интеллигенции мы сможем переубедить лишь после нашей окончательной победы, после полного переустройства новой великой европейской территории…
На столе взвыл селектор. Комиссар поднес трубку к уху.
— Да. Зайдите ко мне с тетрадкой, я сейчас продиктую. Господин доктор, будьте любезны, подождите минутку в приемной… Впрочем, не нужно! — передумал нилашист. — Оставайтесь здесь, а я продиктую эти несколько строчек там, в приемной… Прошу извинить…
О, Ласло с готовностью извинял его! Едва успела закрыться за комиссаром обитая кожей дверь, как он уже схватил печати. Мгновение прислушивался, не возвращается ли за чем-нибудь хозяин кабинета, затем шлепнул обе печати на свое удостоверение и аккуратно, как было, водворил их на прежнее место. Теперь — откинуться в кресле и закурить, — главное, чтобы на лице не осталось ни следа волнения. Вот уже и. дверь отворяется, идет комиссар…
— Так! — довольно потирая руки, воскликнул нилашист.
Впрочем, Ласло заметил, как взгляд его на миг задержался на забытых на столе печатях.
— Теперь слово за вами, господин доктор.
Ласло наклонился вперед, откашлялся.
— Мне хотелось бы на ваше исключительное доверие, — сказал он медленно, следя за интонацией своего голоса, — ответить также откровенностью. Мы здесь все немного консервативны и негибки, когда стремимся сохранить издавна укоренившуюся систему делопроизводства банка. По нынешним временам я считаю это неправильным.
Комиссар кивал головой. С каждым словом Ласло он все более оживлялся. А Ласло предлагал ни больше ни меньше, как пересмотреть все ждущие разрешения банковские операции, определив их практическую значимость. Все дела, которые можно отложить, говорил он, следует закрыть коротким протоколом и переслать эвакуированной на Запад части банка. Самое же главное — это срочное финансирование экспорта находящихся на складе товаров. Если у него, Ласло, будут развязаны руки, он берется к концу ноября — к началу декабря полностью свернуть деятельность отдела, после чего сотрудников можно будет перевести в хранилища на эвакуацию депонированных ценностей банка…
Провожая Ласло из кабинета, комиссар даже обнял его за плечи. И, наверное, расцеловал бы, если бы немного не стеснялся.
— И знайте, — напоминал он, — вы находитесь под моей личной защитой!
Раньше это был арест, теперь — защита!
«Чтоб ты подох!» — думал Ласло, сердечно тряся нилашисту руку.
В отделе взволнованные девушки засыпали Ласло вопросами. Илонка, как видно, успела даже всплакнуть — судя по ее припухшим глазам.
— Ну, что?!
— Ничего, — рассмеялся Ласло и, подражая голосу Бодо, добавил: — Беру власть в свои руки.
Остаток первой половины дня прошел довольно спокойно. Письменный стол Бодо был завален всевозможными старыми банковскими печатями, среди которых попадались и гербовые. Ласло достал из кармана нож и занялся сдиранием с них резинок. Он был в восторге от своей идеи — в течение нескольких недель вместо товаров отправлять на Запад никому не нужные материалы из архива. В полдень его вызвали к телефону. Он сразу же узнал голос Денеша. Денеш успешно справился с вызубренным коммерческим текстом маскировочного разговора и сообщил, что «в часы работы кассы он, к сожалению, прийти не сможет».
— Пожалуйста, — предупредительно отвечал Ласло, — в отделе обслуживания клиентуры кто-нибудь да будет и после четырех. Подойдет?
Это означало, что после четырех он будет дома.
Пришел циркуляр из Национального банка. Циркуляр отныне разрешал всем банкам, самостоятельно и без проволочек, производить операции по обмену германской валюты на пенгё. Видно, деньгопечатные станки запустили уже на последнюю скорость.
— Позвонить клиентам? — спросила Илонка.
— Что вы, что вы! — удивился Ласло. — О таком важном деле по телефону? Известите письмом! Кого успеем — сегодня, остальных — завтра и послезавтра.
Но, разумеется, тщетно пытался он попридержать известие. Обычно торгаши узнавали такие новости раньше банков. Через десять минут в банке уже появился господин Штерн — единственный представитель и действительный хозяин бессчетного множества фиктивных экспортных фирм по торговле зерном.
Штерн, большеголовый, лобастый мужчина лет сорока, был всегда криклив и всегда весел — истинный будапештский делец.
— Вы выплатите мне незамедлительно семьсот восемьдесят тысяч пенгё! Не так ли, дорогуша доктор? — еще издали протягивая руку, закричал он.
Ласло заглянул в картотеку.
— Совершенно верно, господин Штерн. И даже на три тысячи семьсот пенгё больше. Но только завтра!
— Те-те-те! — покачал своей большущей головой купец. — Сегодня, дорогуша доктор. Зачем ждать до завтра.
Ласло бросил взгляд на стенные часы.
— Ну что ж. Если вы попросите барышню, чтобы она вне очереди все для вас оформила и собрала необходимые подписи…
— Попрошу? Еще как попрошу! Флакон одеколону принесу, Илонка. Завтра. Клянусь, вы получите флакон самой нежной лаванды!
- Времена года - Арпад Тири - О войне
- Орлиное сердце - Борис Иосифович Слободянюк - О войне
- Линия фронта прочерчивает небо - Нгуен Тхи - О войне
- Сердце сержанта - Константин Лапин - О войне
- Письма русского офицера. Воспоминания о войне 1812 года - Федор Николаевич Глинка - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Герои подполья. О борьбе советских патриотов в тылу немецко-фашистских захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Выпуск первый - В. Быстров - О войне
- Кронштадт - Войскунский Евгений Львович - О войне
- Последний порог - Андраш Беркеши - О войне
- Нашу память не выжечь! - Евгений Васильевич Моисеев - Биографии и Мемуары / Историческая проза / О войне
- Начинали мы на Славутиче... - Сергей Андрющенко - О войне