Дорога к любви - Розамунд Пилчер

— Храни тебя Господь, Маркус. Кто знает, быть может, я и приеду.

Они поцеловались. Он сел на заднее сиденье автомобиля, а Мелисса Райан — на переднее, обернув элегантные ноги пледом Роберта. Бен захлопнул дверцу и наклонился, чтобы продолжить беседу через открытое окно.

— Эмма! — Это был Роберт.

Она обернулась:

— О, до свидания, Роберт.

К ее удивлению, он снял кепку и наклонился поцеловать девушку:

— С тобой все будет в порядке?

Она была тронута:

— Да, конечно.

— Если тебе что-нибудь понадобится, позвони мне в студию Бернстайна.

— Что мне может понадобиться?

— Не знаю. Так… До свидания, Эмма.

Они с Беном остались стоять и наблюдали, как машина скрылась в тени деревьев, образовавших тоннель вдоль дороги.

Оба молчали. Затем Бен прочистил горло и заговорил, важно, как будто читал лекцию:

— Какая интересная голова у этого молодого человека. Узкий череп и мощные лицевые кости. Интересно увидеть его с бородой. Получился бы образ святого или, возможно, грешника. Тебе он нравится, Эмма?

Она пожала плечами:

— Пожалуй, да. Я его почти не знаю.

Он повернулся, собираясь уходить, и в глаза ему бросилось скопление постояльцев гостиницы, которые, собравшись на прогулку, или играть в гольф, либо просто ища развлечений, столпились, наблюдая отъезд Мелиссы. Бен мрачно уставился на них, чем ввел постояльцев в замешательство, и они начали расходиться, как будто застигнутые за постыдным занятием.

Бен тряхнул головой от восхищения:

— Мне казалось, что я по крайней мере двухголовый шимпанзе. Пошли домой!

Глава 6

Бен Литтон отбыл в Америку в конце марта. Из Порт-Керриса в Лондон он добрался по железной дороге, из Лондона в Нью-Йорк — самолетом «боинг» Британской компании трансокеанских воздушных сообщений. В последний момент Маркус Бернстайн решил поехать с ним, и в вечерних газетах появились фотографии, запечатлевшие их вылет: Бен со своими седыми волосами, развевающимися на ветру, и Маркус, полностью закрытый своей черной шляпой. Оба выглядели совершенно потерянными.

От Маркуса Эмма получила авиапосылку: рулон американских газет с опубликованными комментариями всех сколько-нибудь достойных упоминания критиков страны. Они были единодушны в высокой оценке концепции Квинстаунского музея изобразительных искусств, хвалили его как образец современной архитектуры, освещения и безупречной экспозиции. Не была обойдена вниманием и выставка Бена Литтона. Столь полная выставка еще никогда не была представлена на суд зрителей. Особое внимание привлекли два-три портрета довоенного периода из частных коллекций. Интерес представляло прежде всего то, как один человек может сочетать в себе качества художника, психолога и отпускающего грехи священника.

«Бен Литтон использует свою кисть, как хирург скальпель, сначала обнажая больную ткань, а затем исцеляя ее с огромным состраданием».

Слово «сострадание» использовалось снова и снова в отзывах о его работах военного времени: групповых портретах в убежище, а также десятках зарисовок с натуры во время наступления союзников в Италии. По поводу послевоенных его работ было сказано: «Другие художники абстрагируются от природы. Литтон абстрагируется от воображения, и воображения такого живого, что трудно поверить, как мог молодой человек воспроизвести мысли на холсте так убедительно».

Эмма прочитала все это и позволила себе почувствовать гордость.

Закрытый просмотр состоялся третьего апреля, но к десятому числу не было и речи о возвращении Бена.

Пришло письмо от Маркуса с лондонским штемпелем. Эмма распечатала его в надежде прочитать, когда возвращается отец, однако в нем только и говорилось, что Маркус вернулся в Лондон один, а Бен остался в Квинстауне.

«Мемориальный музей Райана пленителен, и если бы я мог, то тоже задержался бы там. Он охватывает все виды искусств, здесь есть маленький театр, концертный зал и русская коллекция бриллиантов, которую надо увидеть, чтобы поверить в возможность подобной красоты. Сам Квинстаун просто очарователен: множество кирпичных домов в георгианском стиле, окруженных зелеными лужайками и цветущим кизилом. Выглядят эти дома так, как будто находятся там со времен Вильяма и Марии. Но я видел собственными глазами строительство одного из таких домов. При этом готовый дерн укладывался на торф, а кизил высаживался уже в виде взрослых деревьев. Здесь теплый, приятный климат.

Редлендз (усадьба Райан) представляет собой просторный белый дом с балконом, подпираемым колоннами, где сидит Бен в огромном кресле, и ему приносит мятный коктейль цветной дворецкий по имени Генри. Генри приезжает каждый день на работу на сиреневом «шевроле» и надеется в недалеком будущем стать адвокатом. Он умен и молод и, скорее всего, добьется того, о чем мечтает. Здесь есть пара теннисных кортов, загон для лошадей, а также неизбежный бассейн. Бен, как ты можешь себе легко представить, не ездит верхом и не играет в теннис. Он долгие часы, если не занят ретроспективной выставкой, плавает в бассейне на надувном матрасе. Мне жаль, что он покинул тебя так надолго, но искренне верю, что ему на пользу этот отдых. Последние несколько лет он упорно работал, и ему не повредит немного расслабиться. Если тебе скучно, наше приглашение остается в силе. Приезжай и живи у нас. Мы тебя очень ждем.

Любящий тебя Маркус».

Побелка была закончена, пол в мастерской очищен. Картины Бена составлены в штабеля и пронумерованы. Карандаши и кисти разобраны, а тубы с засохшей краской выброшены в мусорное ведро.

Работы больше не осталось.

Минуло две недели со дня отъезда Бена, когда пришла открытка от Кристофера. Эмма находилась на кухне, занятая приготовлением кофе и апельсинового сока. Она была еще в халате, волосы завязаны на затылке «конским хвостом». В это время почтальон, нахальный молодой человек в рубашке с расстегнутым воротом, просунул голову в дверь и сказал:

— Ну, как вы находите сегодняшнее утро, моя красотка?

— Великолепное утро. Спасибо, — ответила Эмма, которая поддерживала с ним дружеский тон с самого возвращения из Парижа.

Он помахал перед ней пачкой писем:

— Все для твоего старика. И… Вот… Открытка для тебя. — Он посмотрел на картинку, прежде чем девушка вырвала ее у него из рук. — Какая вульгарная, не понимаю, как добропорядочные люди покупают такое!

— Да. Ты бы не купил, — грубо откликнулась Эмма и, почти не взглянув на пышную даму в бикини, перевернула открытку, чтобы узнать, кто ее послал. Штемпель был брукфордский.