Только всем миром - Вольф Долгий

— Я ничего не знаю.

— Сейчас мне придется вызвать конвой, — сказал Чекалин, и это были не пустые слова.

— Зачем?

— Чтобы вас доставили в КПЗ. Камера предварительного заключения.

— Такой злостный преступник?

— Такой. Будучи на свободе, вы можете мешать следствию. Ну что — вызываю конвой?

— Не надо. Я все расскажу. Только у меня просьба большая. Я прошу, чтобы вы не сообщали об этих моих делах на службу.

— Ну-ну, поторгуйтесь, — с брезгливостью произнес Чекалин.

— Да, вы правы, — сказал тогда свидетель Гольцев по прозвищу Калымыч. — Пусть будет как будет… Буряк говорит правду, он подходил ко мне. Покажите, пожалуйста, ваши рисунки. Да, этот парень был среди тех трех моряков, которые подходили к машине после Буряка.

— Долго они находились около вас?

— Считанные минуты.

— Куда направились потом?

— Я особо не присматривался. По-моему, к проходной. Нет, пожалуй, не все. Да, только двое пошли к проходной. Третий же — куда-то влево, в сторону автобусной остановки.

— Кто был этот третий?

— Мне кажется, что этот, с рисунков ваших.

— А группу солдат вы видели в тот момент, когда три моряка отошли от вас? — задал контрольный вопрос Чекалин.

— Нет, к этому моменту солдаты уже уехали.

— Откуда такая уверенность? Вы ведь были заняты разговором.

— Видите ли… Я все время держал происходящее вокруг в поле своего зрения.

— Зачем?

— Разве непонятно? Чтобы не попасться…

— Еще один вопрос. Наверное, последний. Вопрос, простите уж, щекотливый, но вы, пожалуйста, ответьте. Для нас это очень важно… Чем закончился ваш разговор?

— Ничем.

— Вы хотите сказать…

— Да, они ушли без водки.

14

Генерала на месте не оказалось, он был в городе, на каком-то заседании, — крепко не повезло! Но Мария Осиповна, секретарь генерала, узнав, что дело срочное, пообещала связаться с ним.

Чекалин нервничал: счет шел уже на минуты. Звонок майора Петрунина из портовой милиции как бы ускорил бег времени.

Петрунин выяснил, что банановоз «Бискайский залив», находящийся в настоящий момент в Приморьевске, в ближайшие часы покинет этот порт — сразу после выполнения необходимых таможенных и пограничных формальностей, и направится в далекую Венесуэлу. Это известие было поистине как гром средь ясного неба. И Чекалин, и Еланцев с Исаевым отчетливо сознавали: если чего действительно сейчас ни в коем случае нельзя допустить, так это того, чтобы банановоз ушел за пределы страны раньше, чем угрозыск побывает на его борту. Не только представители следствия, но и опознаватели: надо знать наверняка, есть или нет на борту этого судна человек, подозреваемый в убийстве. Двух мнений не было: следует задержать отход «Бискайского залива» до приезда оперативно-розыскной группы; на несколько часов задержать, учитывая, что до Приморьевска четыреста с лишним километров. Такое под силу разве что только генералу… В любом случае ему одному принадлежит решающее слово.

Не предрешая того, как он найдет нужным поступить, Чекалин тем не менее обсудил с товарищами состав группы, которая отправится в Приморьевск. Разумеется, Еланцев: при совершении следственного действия такой важности, как опознание преступника, без представителя прокуратуры никак нельзя обойтись. Далее — Чекалин, от угрозыска; Исаев же останется здесь, возглавит разработку всех других версий. Сложнее обстояло дело с опознавателями: кого взять с собой? Выбор достаточно велик, но кто окажется наиболее полезным? Сошлись на том, что желательно, чтобы это были люди, видевшие Блондина в разные моменты. Из числа таксистов выбор пал на Соловьева; Соловьев дольше других был в контакте с подозреваемым, да и оснований запомнить у него было больше, чем у других: это его машина пострадала от наезда. По эпизоду у порта сразу отвергли кандидатуру калымщика Гольцева (может, и не будет врать, но все равно противно иметь с ним дело); Саня Буряк тоже мало подходил для роли опознавателя: из стремления поскорее обелить себя может (психологии известны такие казусы) добросовестно ошибиться; оставался рядовой Сивков, к которому, по словам майора Петрунина, подходили три моряка, в том числе и Блондин. Решили, для надежности взять с собой и третьего опознавателя — рассудительного прапорщика Ильина.

Группа, правда, получилась несколько громоздкая: три опознавателя да Еланцев с Чекалиным, — пять человек; в машине же кроме водителя могут поместиться лишь четыре пассажира. Ну что ж, решили, придется тогда ехать на двух машинах или, в крайнем случае, на «рафике» с его чересчур умеренным ходом. Дело важнее.

Раздался звонок. Мария Осиповна:

— Анатолий Васильевич, с вами будет говорить Сергей Лукич…

— Что-нибудь действительно неотложное? — спросил генерал.

Чекалин доложил самое необходимое:

— Подозреваемый, возможно, находится на борту теплохода «Бискайский залив». А судно это — на отходе, в Приморьевске.

— Вот как? — сказал генерал. — Ладно, подробности потом. Сейчас один только вопросик: Блондин?

— Похоже на то.

— Хорошо, даю добро на поездку. Теплоход будет задержан, отправляю срочный телекс в Приморьевск. Ну, ни пуха ни пера!

С транспортом все устроилось как нельзя лучше: обошлись одной машиной. Директор таксопарка, когда Исаев договаривался с ним о поездке водителя Соловьева с опергруппой в Приморьевск, поинтересовался, как собираются добираться туда. Узнав, что на двух машинах, ибо в составе группы пять человек, директор обронил вдруг замечание, смысл которого Исаев не сразу и в толк взял.

— С водителем, — сказал он, — как раз пятеро получается.

И тут же последовало деловое предложение:

— Пришла партия новых машин, еще госномера не получены даже. Берите любую. Соловьев за рулем, не пожалеете, водитель классный.

Соловьев и впрямь водитель был превосходный. Но даже ему не под силу было справиться с перебоями в отоплении: то оно включалось, то вырубалось надолго, и тогда, хоть караул кричи, зуб на зуб не попадает. Как там товарищи на своем заднем сиденье? Молодцы, похоже, спят. И холодрыга им нипочем…

Чекалин опустил уши меховой своей шапки, поднял воротник пальто, сжался в комок, — вздремнуть бы тоже! Но сон никак не шел, сами собой текли какие-то несерьезные, совсем не обязательные мысли. До чего же хорошо, подумал он от нечего делать, до чего расчудесно живется некоторым литературным, а особливо киношным инспекторам уголовного розыска!

В жизни все по-другому: будничнее, что ли, и суровее; бывает, что и опаснее. Но в любом случае — без бенгальского огня, без этих бьющих в глаза копеечных кинематографических эффектов. По-другому, да: серьезная работа, строгая. И чернового в ней ох как много, и неудач до чертиков. А если успех — то он результат бешеного, циклопического труда, не иначе… Чекалин считал себя счастливым человеком: он никогда не задумывался над тем, любит ли свою работу, — не было нужды в этом. Всегда, все свои тридцать лет в угрозыске, он твердо знал одно: это его дело, его, дело всей его жизни.

Езда по скользкой, заледенелой дороге заняла восемь часов, так что на «Бискайский залив» попали поздно — в половине двенадцатою ночи. Капитан-директор судна, молодой мужчина со щеголеватой шкиперской бородкой, несмотря на поздний час, был при полном параде. Едва взглянув на него, Чекалин тотчас понял, что, случись, допустим, опергруппе задержаться хоть до рассвета, этот образцово-показательный кэп так всю ночь и прождал бы, влитый в свой форменный пиджак с золотыми шевронами на рукаве; можно ручаться, даже узел галстука не ослабил бы, готовый в любую минуту отдать приказ сняться с якоря. На непрошеных гостей он смотрел с неприязнью (чтобы не сказать — враждебно). И мало того, что всем своим видом прямо-таки демонстрировал эти свои чувства, так еще и спросил — внешне корректно, но с явным подтекстом:

— Простите, вы знаете, сколько стоит один час простоя такого судна, как «Бискайский залив»?!

— Нет, — сказал Чекалин, стараясь не обращать внимания на странноватый тон кэпа. — Наверное, много.

— «Наверное…» — при всей своей подчеркнутой вежливости все же съязвил кэп. — Пятьсот рублей — вот во сколько обходится государству один час нашего простоя.

Что и говорить цифра прозвучала впечатляюще.

— Да, это очень много, я понимаю, — сказал Чекалин.

— Десять часов простоя — это пять тысяч рублей, — все продолжал свою занудливую арифметику кэп.

— Совсем худо, — признал Чекалин. И тут же. сделал встречный выпад — пора уже было остановить нелепый спор. — Хотя, признаться, я никак не возьму в толк, к чему весь этот разговор. Мне трудно допустить мысль, что вы предпочли бы отправиться в заграничный рейс, имея на борту вверенного вам судна убийцу.