Круг - Матс Страндберг

— Клевая, да? — говорит Линнея. — А какой-то дурак ее выкинул.

— Выкинул?

— Почти все мои вещи найдены на помойке.

Ванесса рассматривает картинки на стенах. Серия страшноватых фотографий животных в клоунских одеждах, картина маслом — на первый взгляд — идиллический ландшафт, потом понимаешь, что на дереве висит женщина в белом платье. Вот двое людей, улыбаясь, держат друг друга за руки, глаза у них совершенно белые. В целом картины Ванессе понравились, а вот афиши оставили совершенно равнодушной. Почти все группы — азиатские, Ванесса даже названий таких никогда не слышала.

Звонит мобильник. Линнея достает его из кармана, смотрит на экран и с гримасой откладывает телефон в сторону.

Взгляд Ванессы падает на черный большой деревянный крест, висящий на стене. Он весь покрыт маленькими металлическими кусочками серебристого цвета.

— Красиво, — говорит она, больше для того, чтобы хоть что-нибудь сказать.

Линнея останавливается рядом с Ванессой и проводит указательным пальцем по кресту. Ее ногти выкрашены ядовито-розовым лаком, который местами облупился.

— Элиас подарил. Он из Мексики. Видишь эти маленькие символы? Это все то, от чего крест защищает. Смотри, вот, например, сломанная нога. Заплаканные глаза. Больная лошадь.

Ванесса нервно смеется и делает вид, что смотрит, но чувствует только тепло тела стоящей рядом с ней Линнеи. Тут снова звонит телефон.

— Блин, — раздраженно фыркает Линнея.

Она идет к телефону и сбрасывает звонок.

— Кто тебе названивает? — спрашивает Ванесса.

— Да один парень. Никак не поймет, что пора прекратить.

Ванесса видит, как в глазах Линнеи мелькает нечто, похожее на… сочувствие? В животе холодеет, Ванесса отводит взгляд. Она вдруг понимает, кто звонит, но унижаться и спрашивать об этом напрямую она не станет.

— Понятно, — говорит она просто.

— Посмотри в моем шкафу, что тебе подойдет, — говорит Линнея, указывая на дверь спальни.

Жалюзи опущены, и Ванесса на ощупь пробирается по стене, пока не находит выключатель. Широкая неубранная кровать. На полу рядом с рабочим столом, заваленным тканями и коробочками с катушками и пуговицами, стоит швейная машина.

— Ты шьешь? — спрашивает Ванесса Линнею, тоже зашедшую в комнату.

Линнея коротко кивает, и Ванесса понимает глупость своего вопроса. А что еще можно делать со швейной машинкой? Почему рядом с Линнеей Ванесса все время чувствует себя идиоткой?

— Зеркало с внутренней стороны, на двери шкафа, — говорит Линнея, протягивая ей пачку салфеток для снятия макияжа.

Ванесса открывает забитый шкаф. И на память ей приходит японский ужастик по мотивам «Алисы в Стране чудес». Что ни надень, а будет выглядеть так, будто она переоделась в Линнею.

— Бери, что хочешь, — говорит Линнея и выходит.

В гостиной начинает звонить телефон. Четыре сигнала. Линнея не отвечает.

Вешалки шуршат, пока Ванесса ищет себе одежду. В конце концов она выбирает самые нейтральные вещи, какие только смогла найти: черную юбку, белую майку и вязаную черную кофту из какой-то мохнатой шерсти. Она одевается, вытирает перед зеркалом косметику и вынимает листья из волос. Теперь она выглядит почти нормально.

— Я завтра отдам тебе одежду в школе. В смысле сегодня, — говорит Ванесса, возвращаясь в гостиную с пледом в руках.

Линнея лежит на диване. Ноги свисают с подлокотника.

— Я сегодня дома. Ничего страшного, отдашь в другой раз, — сонно говорит она.

В другой раз, думает Ванесса. Да, мы теперь вынуждены общаться друг с другом.

Она и Линнея, и Мину, и Анна-Карин, и Ребекка, и Ида. Если спасение мира зависит от того, смогут ли они договориться друг с другом, то тут, пожалуй, дело труба. Простите, миллиарды людей, сорри, между вами и концом света стоит Ида Хольмстрём.

— Блин, как я ее ненавижу, — бормочет Линнея.

Ванесса смотрит на нее.

— Кого?

— Иду Хольмстрём. Если злые силы гонятся за нами, я надеюсь, что они заберут Иду первой, — говорит Линнея.

В уголке ее губ прячется улыбка. Ванесса чувствует, что тоже улыбается. Они некоторое время смотрят друг на друга.

— Это Вилле все время звонит, да? — наконец говорит Ванесса.

— Да.

— Вы… вы снова начали встречаться?

Проходит секунда, потом другая. Линнея медленно поднимается.

— Нет.

— А чего он тогда хочет?

Линнея отводит взгляд.

— Ну давай, говори, — произносит Ванесса, стараясь под грубостью скрыть страх.

Он злится на Ванессу за то, что она пропала? И поэтому звонит Линнее? Он что, всегда так делает, когда они ссорятся?

Если Вилле все еще любит Линнею, я умру, думает она.

— Он злится на меня, — говорит Линнея.

Ванесса широко раскрывает глаза.

— Что?

— Сложно объяснить. Мы ссорились постоянно, когда были вместе. Иногда ему приходит в голову, что мы еще не все выяснили. Типа почему я сто лет назад сказала то-то и то-то. Идиотизм.

Это совсем не похоже на Вилле — вот так зацикливаться на прошлом. Он и о настоящем-то не слишком заботится.

— Мы часто ссорились. Это превратилось в зависимость. Хочется взять верх за все и сразу.

Ванесса не знает, что сказать. Если Эвелина или Мишель пытаются врать ей, она сразу это замечает. Но Линнея своим поведением обезоруживает ее. И ей никогда не узнать правду о Вилле. Она не сможет припереть его к стене этой информацией. Потому что никто не должен знать, что она и Линнея обсуждали это друг с другом.

Если бы только она могла привести в порядок свои мысли. Она так долго бодрствовала, что опьянение перешло в похмелье, а она даже не успела поспать в промежутке между тем и другим.

Они идут к входной двери. Ванесса одалживает у Линнеи пару старых ботинок, и проходит целая вечность, прежде чем ей удается завязать шнурки, все время чувствуя затылком взгляд Линнеи.

Замок входной двери не поддается. Ванесса тщетно дергает дверную ручку, крутит замок. Линнея протягивает руку, отпирает дверь. И Ванесса в мгновение ока слетает вниз по лестничным пролетам.

12

Ребекка лежит в кровати и слышит поворачивающийся в замке ключ. Вот мама снимает куртку и туфли. Открывает дверь в комнату братьев. В комнату сестер.

Ребекка уже заглядывала к ним. Когда они с Мину расстались, она вдруг поняла, что дети пробыли одни дома целую ночь. А вдруг что-то случилось? Вдруг пожар? Или кто-то из них проснулся и не нашел дома ни мамы, ни Ребекки? Вышел на балкон, упал, разбился…

Она бежала так быстро, как только хватало сил. Но дома все было в порядке, тихо, спокойно.

Мамины шаги в коридоре приближаются, и Ребекка заставляет себя дышать спокойно. Но дверь комнаты не открывается. Мама сразу проходит на кухню.

Ребекка лежит в постели, чувствуя странную смесь облегчения и грусти оттого, что мама перестала относиться к ней как к ребенку. В пять-шесть лет Ребекка уже присматривала за Антоном и Оскаром, следила, чтобы они не ссорились, чтобы хорошо себя вели. То же самое было потом с Альмой и Муа. Мама всегда называла Ребекку самой лучшей маленькой няней на свете.

Ребекка садится в кровати, думая про свою новую семью, которую она повстречала сегодня ночью. И здесь от нее требуется то же самое. Вести за собой, помогать решать конфликты и связывать группу в единое целое. Сможет ли она? Хватит ли сил?

Она выходит в кухню, где мама готовит завтрак.

— Ты уже проснулась? — спрашивает мама, ласково обнимая Ребекку.

Настроение у Ребекки сразу улучшается. Им с мамой редко удается побыть наедине.

Они вместе накрывают на стол, и мама рассказывает о драматических событиях, с которыми прошлой ночью столкнулись врачи городского отделения «скорой помощи». В «Ётвендарен», единственной гостинице города, была большая драка, после которой одного мужчину зашивали семью стежками. Еще один избил свою жену горячей сковородкой за то, что у нее пригорела свиная вырезка. Пожилая женщина, работавшая в ночную смену на пилораме, умудрилась отпилить себе левую руку. Какой-то маленький ребенок так испугался темноты, что у него случился припадок: он был уверен, что под окном на улице бродят чудовища.

— Сразу видно, что полнолуние, — говорит мама, ставя на стол плошки для йогурта.

У мамы есть теория, что в полнолуние люди ведут себя по-особому. Раз Луна влияет на приливы и отливы, она должна влиять и на людей, которые тоже в значительной степени состоят из воды. Все — и необычно большое количество родов, и преступления, и бессонница — в мамином мире объясняется лаконичным: «Должно быть, полнолуние».

— Наверно, безумие усиливается, когда луна красная, — предполагает Ребекка.

Мама смотрит на нее вопросительно.

— Что ты имеешь в виду?

Ребекка теряется.

— Ну она же была красная ночью. Кроваво-красная.