Не девушка, а крем-брюле - Татьяна Булатова

– Ты, Илюха, может, и не голоден, – быстро вернул разговор в прежнее русло Вихарев, напуганный тем, что сейчас от еды откажутся все и он останется без обеда. – А мне…

– А тебе надо есть меньше. Все равно не в коня корм, – уничижительным взглядом смерила его Низамова и хотела еще добавить: «Как лилипута не корми, он все равно вверх не растет», но удержалась, потому что почувствовала на себе просительный взгляд Василисы, отчего пришла в еще большее раздражение.

– На себя посмотри, – не остался в долгу Вихарев и назначил Гульку своим врагом. – Уселась тут, как дома. Могла бы Перине помочь.

– Не Перине, а Василисе, – демонстративно исправила его Хазова.

Ей, похоже, нравилось строить из себя великосветскую особу: говорила она нарочито вежливо, чуть ли не на «вы» и всячески старалась следовать правилам поведения в гостях. Это настолько не вязалось с привычной всем Юлькой, что даже Наумова утратила спокойствие и периодически бросала вопрошающие взгляды на сведущего во всех вопросах Тюрина. «Прикидывается!» – коротко объяснил Илья Ленке, и та успокоилась, тут же утратив интерес к Хазовой.

«Посмотрим, насколько тебя хватит», – мысленно пригрозила Юльке Низамова и юркнула на правах ближайшей подруги на кухню.

– У тебя даже хлеба нет, – выкрикнула она, предварительно заглянув в хлебницу.

Признаваться в том, что еще два часа тому назад там мирно покоились две городские булки, позже любовно разрезанные на кусочки, каждый из которых был обильно смазан сливочным маслом и щедро полит вареньем, Василиса не стала. Да и никто не спрашивал, потому что в процесс снова вмешалась Хазова и приказала своему верному Санчо Панса сходить за хлебом.

– А чё я? – возмутился Вихарев, расстроенный отсутствием готовой еды в доме.

– А кто еще? – бросила на него вопросительный взгляд полноправная владычица. – И Тюрина с собой возьми, а мы пока с девчонками соорудим что-нибудь на скорую руку.

Впрочем, сама Юлька надевать на себя кухонный фартук не собиралась. Для этого существовали Ладова и Наумова. Гордячку Низамову пришлось из списка вычеркнуть сразу: повелевать той было невозможно.

– Девчонки! – Хазова обратилась к одноклассницам. – Может, приготовите чего-нибудь?

– Давай я, – вызвалась Наумова и выдвинулась на маленькую кухоньку, где по-хозяйски распахнула холодильник, провела там ревизию, чем-то стукнула, что-то достала… Обрадовавшись тому, что Ленка с воодушевлением выполняет обязанности кухарки, Юлька решила все расставить по своим местам.

– Вася, – проникновенно обратилась она к Василисе, отчего та поморщилась, а Гулька заметно напряглась. – Можно я буду тебя так называть? По-дружески.

– Нет, – твердо заявила Ладова, а лицо ее близкой подруги заметно просветлело, невзирая на азиатскую смуглость. – Так меня называть нельзя. Я не Вася. Я Василиса.

– Хорошо, Василиса, – Юлька с трудом удержалась в роли высококультурной гостьи и продолжила разговор: – Я хочу перед тобой извиниться.

– За что? – разинула рот Ладова.

– За равнодушие, – глубокомысленно изрекла Хазова и мельком посмотрела на притихшую на диване Низамову. – Если бы Гуля не пришла в школу, мы бы так и не знали, какие у тебя проблемы.

– А какие у меня проблемы? – удивлению Василисы не было предела.

– Мы обе знаем, какие у тебя проблемы. Гульназ мне все рассказала.

Василиса медленно перевела взгляд с покрасневшего Гулькиного лица на таинственную физиономию Хазовой и присела на стул.

– Интересно… Что именно?

– Ничего особенного, – заюлила Низамова и придвинулась к ладовской однокласснице, чтобы при удобном случае заткнуть ей рот, например, отдавив ногу.

– И все-таки? – глаза Василисы расширились.

– Ладно! – сдалась Гулька. – Рассказала! Про то, как ты сегодня утром бегала, чтобы похудеть, про то, что я тебя обидела, а ты обиделась. Ты думаешь, зачем я в твою чертову школу приперлась? С одноклассниками, что ли, твоими познакомиться? Нужны они мне! Я к тебе пришла: думала ты там. Извиниться хотела, а тебя нет. Вот я и спросила… Ну и заодно… высказала им все! Что человек не пришел, может, заболел, может, под машину попал, может, умер, а им хоть бы хны… Они даже телефон твой не знают! Где ты живешь, не знают! Ты девять лет с ними учишься, а они…

– Вообще-то, она права, – потупилась Хазова и, встав с дивана, подошла к Ладовой, чтобы по-мальчишечьи протянуть ей руку: – Будем общаться. Я всегда чувствовала, что ты наш человек.

– Всегда – это сколько? – съязвила Гулька. – Три часа?

– Еще со вчера, – призналась Юлька и аккуратно высвободила руку из лап Ладовой, оторопевшей от поступившего предложения. – Я Василиса, когда ты с Ежихой сцепилась, тебя сразу зауважала. Конечно, навязываться не стану…

– Чего-то не похоже! – подала голос Низамова, бросившись на защиту своей собственности.

– А чё не так? – Хазова явно не собиралась сдавать позиции. Ей нравилась роль справедливого человека, способного признавать собственные ошибки.

– Да ничё… – подскочила на диване Гулька и захотела было снова завести речь про сволочей-одноклассников, но, бросив взгляд на смутившуюся Ладову, быстренько заткнулась. Она чувствовала Василису, как саму себя: Ладовой было приятно. «Ну и пусть!» – чуть не заплакала Низамова и заторопилась домой.

– Не уходи, Гуль, – попросила ее Василиса.

– Конечно, не уходи, – попыталась оставить за собой последнее слово Хазова.

– Да я и не собиралась, – легко соврала Гулька. – Все равно ключи дома забыла, а бабка – в гостях. Так что нравится не нравится, принимай, красавица, – подмигнула Низамова Юльке и снова уселась на диван, по-хозяйски так, прямо с ногами.

«Волнуется», – догадалась Ладова, отметив, как убежал к левому виску Гулькин глаз. Меньше всего ей хотелось, чтобы Низамова чувствовала себя не в своей тарелке. Но и отказываться от присутствия одноклассников Василиса не собиралась, потому что почувствовала на себе, как приятно неожиданное внимание. Оказывается, дружить хотелось не только с Гулькой, призналась себе Василиса. И чтобы избавиться от неприятного чувства вины, предложила помочь запертой на кухне Ленке Наумовой.

Но вот кто из них в помощи не нуждался, так это она. И пока в зале устанавливались дипломатические отношения, ко всему приспособленная Наумова умудрилась разогреть духовку и засунуть туда наскоро сооруженный из четырех последних яиц омлет.

– Готово, – объявила Ленка и, не снимая с себя кухонного фартука, присела на табуретку, положив свои крупные, никогда не знавшие нежного ухода руки на острые колени бегуньи.