Рождение новой России - Владимир Мавродин

Война была неизбежна.

И вот к концу сентября 1700 г. русские войска подошли к Нарве. Тяжел был их путь, тяжела была осада первоклассной шведской крепости. Из-за бездорожья, болот, осенней распутицы и грязи обозы отстали от войска. Отстали и осадные пушки. Не хватало боевых и съестных припасов, подвод и лошадей.

Несмотря на невероятно трудные условия похода, 20 октября началась бомбардировка города. Но осадных пушек у Петра было мало, а те, что имелись, были плохого качества. Не хватало ядер. Порох был скверный, приходилось класть полуторный заряд, а это нередко кончалось разрывом недоброкачественных тульских пушек, поломкой лафетов, гибелью или ранением «бомбардиров». Вдобавок дело еще осложнилось изменой любимца Петра, капитана бомбардирской роты Гуммерта, перешедшего на сторону шведов.

Плохо обученные русские войска оказались бессильными перед Нарвой.

Настала глубокая осень. Нарва все еще отстреливалась из своих пушек. Носились слухи, что «король датский осилен» и сам шведский король Карл движется к Нарве. Действительно, Карл успел разбить Данию и принудить ее к миру.

В русском войске началось беспокойство. Боярин Шереметев со своей конницей «старого строя» был разбит и отступил от Везенберга. Важные стратегические пути попали в руки шведов. Русские нуждались в боевых припасах, а обозы с ядрами и порохом из-за бездорожья застряли в новгородских болотах. Войско терпело недостаток и в продовольствии. Вскоре слухи о приближении Карла подтвердились. Шведы во главе с королем быстро шли к Нарве.

Поручив командование находившемуся на русской службе герцогу де Кроа, Петр направился в Новгород, чтобы поторопить русские части, двигавшиеся к Нарве, и подготовить укрепления в Новгороде и Пскове на случай, если Карл двинется на Москву.

В «Гистории Свейской войны», журнале, который редактировал сам Петр, мы находим такое объяснение отъезда царя из-под Нарвы: «…для того, чтобы другие достальные полки побудить к скорейшему приходу под Нарву, а особливо, чтоб иметь свидание с королем Польским».

На следующий день, 19 ноября Карл подошел к русскому лагерю у Нарвы. 8-тысячному отряду шведов русские противопоставили 35–40 тыс. человек. И все же перевес был на стороне небольшого, но прекрасно вооруженного и обученного, закаленного в боях шведского войска.

В русском войске иноземцы-офицеры заранее считали битву проигранной и искали случая сдаться в плен шведам. Переходили к шведам еще до битвы. Это также не могло не отразиться на исходе битвы. «Немцы нам изменили!» — кричали солдаты.

Дул сильный ветер, снежная метель била русским в лицо, слепила глаза, затрудняла стрельбу. Пользуясь этим, в десятом часу утра шведы ринулись на русских. Через полчаса они уже ворвались в русский укрепленный лагерь и опрокинули войска Трубецкого.

Неопытные и необученные русские солдаты отступали. Дворянское ополчение бежало. Почти все иноземное офицерство во главе с герцогом де Кроа поскакало сдаваться Карлу. Солдаты жестоко расправлялись с иноземцами-офицерами, не успевшими перебежать к врагу, и без офицеров кучками отбивались от наседавших шведов. Всяк действовал на свой страх и риск. Все смешалось. Русская артиллерия была захвачена шведами и замолчала.

Разгром русской армии казался неизбежным. Но честь русского войска спасли отважные гвардейцы — преображенцы и семеновцы. Грозной стеной встали они на защиту своего укрепленного лагеря — «вагенбурга», расположенного у моста через реку Нарову.

Несколько раз шведы бросались на штурм русских укреплений, но выпестованные Петром гвардейцы неизменно отбрасывали их назад.

Услышав сильную стрельбу, сюда прискакал сам Карл и взял в свои руки руководство боем. Но от этого положение нисколько не изменилось. Вокруг Карла падали убитые шведские солдаты и офицеры. Шведы предпринимали атаку за атакой, но русские гвардейцы, не отступая ни на шаг, разили и уничтожали врага.

«Каковы мужики!» — говорил Карл своим генералам, с тревогой наблюдая за ходом боя.

Стойкость полков молодой русской гвардии заставила Карла изменить свое мнение о боевых качествах «московских мужиков».

Сражение затихло лишь с наступлением темноты. Мужественное сопротивление гвардейцев вынудило Карла утром 20 ноября вступить в переговоры с русскими.

Русские войска получили право перейти через мост за реку Нарову. Преображенцы и семеновцы пропустили мимо себя все русское войско, которое они защитили грудью, и с распущенными знаменами, с барабанным боем, в полном вооружении последними перешли мост.

Под Нарвой войска Петра потерпели жестокое поражение. Карл был глубоко убежден в том, что Россия от этого поражения не оправится, и даже не стал преследовать разбитых русских. Карл полагал, что с «московскими мужиками» покончено. В Западной Европе также были уверены в том, что с Петром покончено навсегда, что никогда России не выйти из «варварства» и не разбить своего «цивилизованного» соседа и врага.

Но не так думал Петр. Карл считал, что война закончена, а Петр только начинал ее. В своем «Журнале» Петр писал о Нарве: «Какое же удивление старому, обученному, практикованному войску над таким неискусным сыскать викторию!?».

Петр тяжело переживал «конфузию» под Нарвой. Но разбитые армии хорошо учатся. Без Нарвы не было бы Полтавы.

Первые преобразования

Петр не думал складывать оружие. Наоборот, он горячо взялся за преобразования, которые должны были обеспечить России победу в предстоящей ей длительной борьбе с сильным врагом.

Петр принадлежал к числу тех людей, которые, потерпев неудачу, не теряются, а, наоборот, становятся предприимчивей и деятельней. Нарвское поражение не могло поставить Россию на колени.

Хотя Карл и выбил в память своей победы под Нарвой медаль, изображавшую Петра бегущим из-под стен Нарвы (шапка валится с головы царя, шпага брошена, лицо в слезах, на медали надпись: «Изшед вон, плакася горько»), — но торжествовать было еще рано. «Нарва была первым серьезным поражением поднимающейся нации, решительный дух которой учился побеждать даже на поражениях»[8].

Начиная свои преобразования, которые вели к усилению военного могущества России, Петр прежде всего позаботился о средствах для их осуществления, а средства эти добывались путем усиления эксплуатации и угнетения народа.

Для продолжения войны прежде всего нужны были деньги. Они были получены путем увеличения налогов, которые должен был платить каждый «тяглый» двор — двор крестьянина или горожанина. Собирались всевозможного рода чрезвычайные сборы: корабельные, уздечные, драгунские, седельные и т. п. Брали за все: за бороды, за дубовые гробы, бани, топоры, погреба и т. п. Увеличивались косвенные налоги. Целый ряд товаров был объявлен государственной монополией, и торговля ими стала приносить казне огромный доход.

Деньги, необходимые для ведения войны, были добыты ценой невероятного перенапряжения платежеспособных сил народа. Но крестьяне не только платили непосильные налоги, они должны были еще выполнять и целый ряд повинностей: их сгоняли на всякого рода работы по строительству крепостей, заводов, верфей, по прокладке дорог, каналов и т. п.

Огромную роль в осуществлении военных преобразований сыграла быстро развивающаяся русская промышленность. Вырастали суконные, полотняные, парусные, канатные и прочие мануфактуры, обслуживающие нужды армии и флота. На верфи у Лодейного Поля закладывались и спускались на воду военные корабли. Но главные усилия Петра были направлены на развитие «железной» и «оружейной» промышленности.

Начальник Пушкарского приказа Виниус получил распоряжение отлить новые пушки. Заработали тульские, каширские и олонецкие заводы. В дело пошли колокола, снятые с церквей по приказу Петра. Петр велел «со всего государства, с знатных городов от церквей и монастырей, собрать часть колоколов на пушки и мортиры». «Как возможно, для бога, поспешайте артиллерию», — писал Петр Виниусу.

Новые пушки, которые были много лучше прежних, отливали русские мастера Маторин, Леонтьев, Жихарев и др. Все новые и новые заводы — Брянский, Липецкий, Петровский вооружали русскую армию.

По почину бывшего тульского кузнеца Никиты Демидова местом сосредоточения русской «железной» промышленности стал Урал. Вскоре начали поставлять чугун, железо, оружие огромные уральские заводы: Невьянский, Тагильский и др., к которым были прикреплены тысячи крестьян. На заводах отливали и ковали пушки, ядра, гранаты, ружья («фузеи»), штыки, якоря, сабли и т. п. Теперь уже не нужно было ввозить из-за границы «литтихские мушкеты», как это делал Петр до войны, — они производились в самой России. Первая пушка из уральского железа была отлита осенью 1702 г. «Чаю, не плоше, если не лучше медной будет», — писал Виниус Петру.