История полковника Джека - Даниэл Дефо

- Не нужно мне его, - говорю я ему. - Я лучше схожу за ним и принесу тебе, - говорю я. - А я с ним связываться не хочу. Да там еще столовое серебро, куда мне его-то девать? - говорю я. - Куда бы я с ним ни пошел, меня тут же задержат.

- Насчет серебра, - говорит Уилл, - его бы я живо пристроил, да вот только не должны меня видеть среди старых моих друзей; на меня ведь уж донесли, так что любой теперь выдаст. Но, если хочешь, я скажу, куда пойти, чтобы сбыть его, вопросов там задавать не станут, только скажи им заветное словцо, какое я тебе открою.

И он сказал мне пароль и направил к ростовщику, что жил возле Суконного ряда; а пароль был такой - "Чистой Тауэрской пробы"; наставив меня, Уилл сказал:

- Я уверен, Полковник Джек, что ты меня не выдашь, и я тебе обещаю, если меня схватят и решат повесить, я твоего имени им не открою; сейчас я пойду в один кабак, который называется Кабачок-на-Бромли-возле-Дуги, мы с тобой там не раз бывали, - говорит он, - там я отсижусь до темноты, а позднее переберусь ближе к городу и проведу ночь под стогом сена - место тоже нам с тобой известное; если ты не успеешь обделать дело и застать меня там, я вернусь к Дуге.

Я пошел домой, взял драгоценный товар и отправился с ним в Суконный ряд; услышав заветное: "Чистой Тауэрской пробы", они без лишних слов забрали у меня все серебро, взвесили его и заплатили из расчета два шиллинга за унцию; с этим я ушел и поспешил на встречу, но было уже слишком поздно, чтобы застать его в первом месте, поэтому я пошел прямо к стогу сена, где и нашел его крепко спящим.

Вручив ему его богатство, размеров которого я в точности не знал, так как не считал эти деньги, я вернулся к себе на квартиру уже затемно и совершенно измученный. Я сразу лег спать, однако, несмотря на ужасную усталость, долго не мог заснуть, а если и спал, то очень неспокойно; только я заснул по-настоящему, как тут же проснулся от стука в дверь, такого, словно ее хотели вышибить, и от криков: "Эй, люди, вставайте, откройте констеблю, мы пришли за вашим жильцом с чердака".

Я до смерти перепугался и сел на постели, но, когда совсем очухался, все было тихо, только два ночных сторожа стучали своими колотушками по дверям, - значит, три часа уже пробило и приближалось дождливое утро. Я понял, что это был сон, и, счастливый, снова лег, но вскоре меня опять разбудил тот же шум и те же слова. На этот раз я проснулся быстрее, соскочил с кровати и, подбежав к окну, обнаружил, что прошел еще только час, так как сторожа выстукивали "четыре", после чего все быстро стихло; я снова улегся и остаток ночи проспал уже спокойно.

Большого значения таким пустякам, как этот сон, я не придавал, да и вообще до самого последнего времени в сны я не верил. Поднявшись на другое утро и выйдя из дому с твердым намерением повидать моего дружка Уилла, кого бы, вы думали, я повстречал? Бывшего моего братца Капитана Джека, вот кого. Увидев меня, он прямиком подходит ко мне и говорит:

- Слыхал новости?

- Нет, ничего не слыхал, - говорю я. - Какие такие новости?

- Твоего закадычного друга и учителя сегодня утром забрали и отправили в Ньюгет.

- Не может быть! - говорю я. - Сегодня утром?

- Да, - говорит он, - сегодня утром, в четыре часа. Ему хотят пришить ограбление с убийством где-то в районе Брентфорда. Дело дрянь, потому как один из их шайки, чтобы спасти свою шкуру, выдал его и согласился выступать свидетелем, так что ты поразмысли, - говорит Капитан, - что тебе делать.

- А что мне делать? - говорю я. - Что ты, собственно, хочешь этим сказать?

- Ну, ну, Полковник, - говорит он, - только не злись, тебе же лучше знать, угрожает тебе что или нет. Нет, так тем лучше, только я-то не сомневаюсь, что ты был с ними.

- Да не был я, - говорю я, - слово даю, не был.

- Что ж, - говорит он, - коли в этот раз не был, то был в другой, а это все одно.

- Да не был я, - повторяю, - ты ошибаешься, я в их шайке не состою, они птицы более высокого полета.

Поговорив так еще немножко, мы расстались, и Капитан Джек ушел; но, уходя, он покачал головой, и я заметил, что он озабочен сильнее, чем мне показалось вначале; он и в самом деле был необычайно встревожен, и тревожила его именно моя судьба, а почему, вы еще узнаете, и очень скоро.

Я сильно перетрухнул, услыша, что Уилл в Ньюгетской тюрьме, и знай я, куда скрыться, пустился бы без оглядки, а там - давай бог ноги; колени у меня подгибались, я вздрагивал от малейшего шороха, словом, весь этот вечер и последующую за ним ночь я находился в самом плачевном состоянии; я ни о чем не мог думать, кроме тюрьмы и виселицы; вот повесят меня - и по заслугам, говорил я себе, хотя бы даже за то, что отобрал у бедной старой нянюшки двадцать два шиллинга.

Первая мысль, какая возникла в моем смятенном разуме, была о деньгах: они лежали в карманном компасе, который я всюду таскал с собой; там уже набралось, как вы, может быть, помните, по последним подсчетам более шестидесяти фунтов, поскольку я ничего не тратил и, куда их девать, я не знал. Наконец мне пришло в голову, что я мог бы отнести их моему покровителю, чиновнику из таможни, если сумею разыскать его и он согласится оставить на хранение еще и эти деньги; единственная трудность была придумать правдоподобную историю, чтобы он не удивился, откуда у меня взялась такая сумма.

Однако тут пришла на помощь смекалка: в одном из наших тайных притонов хранилось платье на случай, если кому-нибудь из шайки потребовалось бы вдруг изменить свой облик. Там была зеленая ливрея, украшенная красным галуном и на красной подкладке, шляпа, окантованная тесьмой, пара башмаков и кнут. Я пошел и переоделся в ливрею, а потом отправился к моему покровителю домой на Тауэр-стрит, где и нашел его в добром здравии и все таким же истинным джентльменом, как прежде.

Я встретился с ним в самых дверях, и он с удивлением поглядел на меня; я несколько раз ему поклонился, зажав шляпу под мышкой, он, повторяю, воззрился на меня и, так и не узнав, спросил:

- У вас ко мне разговор, молодой человек?

Я ответил:

- Да, сэр. Вижу, ваша милость (я уже успел выучиться хорошим манерам) не узнает меня. Ведь я тот бедный мальчик Джек.

Он внимательно вглядывается в меня и, наконец вспомнив, говорит:

- Неужели Полковник Джек! Где же ты пропадал столько времени? Уже, верно, лет пять-шесть мы не виделись.

- Разрешите вам заметить, больше шести лет, ваша милость, - говорю я.

- Где же ты все это время был? - спрашивает он.

- Я находился в деревне, сэр, - говорю я, - в услужении.

- А знаешь, Полковник Джек, - говорит он, - выходит, ты очень терпеливый кредитор. Но по какой же, интересно, причине ты так долго не приходил за деньгами или хотя бы за процентами? Чего доброго, ты так разбогатеешь с одних процентов, что скоро не будешь знать, куда девать деньги.

На это я ничего не ответил, а снова ему поклонился.

- Так идем же, Полковник Джек, - говорит он, - войдем в дом, и я отдам тебе твои деньги и проценты в придачу.

Я склонился в низком поклоне и сказал, что пришел к нему не за деньгами, что сменил за это время одно-два хороших места и в деньгах не нуждаюсь.

- Скажи, Полковник Джек, - говорит он, - а у кого ты служишь?

- У сэра Джонатана Локсэма, сэр, - говорю я, - в Сомерсетшире, к вашим услугам, сэр. - Такое имя я действительно слыхал, но знать не знал ни самого господина, ни тех мест.

- Ну так что, Джек, - говорит он опять, - хочешь забрать свои деньги?

- О нет, ваша милость, - говорю я, - с вашего позволения, сэр, у меня хорошее место, сэр.

- А чего ты хочешь, с моего позволения? Деньги твои тебя ждут.

- Ах нет, не надо, сэр, - говорю я, - у меня хорошее место.

- Тогда о чем же ты, Джек? Я что-то не пойму.

- Если позволите, сэр, мой старый господин, сэр, отец Джонатана, завещал мне перед смертью тридцать фунтов и траурное платье, и...

- Ты хочешь, стало быть, сказать, Джек, что принес мне новые деньги? Наконец он стал понимать, к чему я клоню.

- Да, сэр, - говорю я, - если ваша милость любезно согласится взять их и положить вместе с теми, да я тут еще откладывал кое-что из моего жалованья.

- Я же сказал, Джек, - говорит он, - что ты скоро разбогатеешь. Сколько же тебе удалось отложить? Давай посмотрим.

Короче говоря, я выложил все свои деньги, и он с удовольствием их принял, дав мне расписку, с учетом процентов, на всю сумму, которая составляла теперь девяносто четыре фунта, а именно:

25 ф. - первый вклад

9 ф. - проценты за шесть лет

60 ф. - вновь принесенные деньги

Итого: 94 фунта

Я ушел от него премного довольный, отвешивая поклон за поклоном и расшаркиваясь, потом немедля отправился переодеться в мое старое платье и решил надолго покинуть Лондон, чтобы глаза мои на него не глядели. Однако на другое утро меня ждал сюрприз: переходя Розмэри-Лейн в том месте, которое называется Лоскутным рядом, я услыхал, как кто-то позвал меня: "Джек!" Перед этим было сказано еще что-то, только я не расслышал что. Я оглянулся и увидел трех мужчин, приближавшихся ко мне с решительным видом, а за ними констебля. Я в полном замешательстве бросился бежать, но один из них поймал меня и держал крепко, пока остальные не окружили нас; я спросил, что они от меня хотят и что я такого сделал. Они ответили, что это не место для подобных разговоров, однако показали мне приказ о взятии меня под стражу и предложили прочитать его, заметив, что остальное мне станет известно, когда я предстану перед судом, и велели поторапливаться.